Минздрав предупреждает

Анна -Авоська
Надька чувствовала себя очень взрослой и самостоятельной женщиной. В пятнадцать лет несложно представить себя взрослой, если у тебя между пальцами тлеет очередная сигарета, а проходящие мимо мужчины с интересом бросают на тебя взгляды.
Терпкий, чуть горьковатый вкус сигареты смешивался с послевкусием выпитой недавно чашки чая и оставлял на языке непривычное ощущение сухости и шершавости. Надька старательно улыбалась проходящим мимо молодым людям, словно такой перекур для нее - подумаешь, обычное дело. Поймав среди людской толпы знакомый нахмуренный взгляд, Надя тут же спрятала сигарету за спину, но было уже поздно - соседка тетя Маша укоризненно покачала головой и даже погрозила пальцем. Пойманная курильщица нагло, уже в открытую, затянулась, и с вызывающей усмешкой посмотрела на женщину. Стащенная из отцовской пачки сигарета предательски защекотала горло, дыхание перехватило - Надя поперхнулась, закашлялась, из глаз брызнули слезы, щеки вмиг покрылись удушливым пурпурным румянцем. Когда девушка прокашлялась и открыла глаза, соседки уже не было рядом. "Родителям стукнет, как пить дать!" - расстроено подумала Надька и со злостью швырнула сигарету на землю.
Вечером был скандал. Тихая и спокойная мама - идеальная женщина - кричала и плакала, что ее дочь может пить и курить! И хоть сейчас пойти на панель! Она ей ни слова не скажет! И еще что-то о том, что близкие люди думают только о себе, и как это подло! Мать бросала многозначительные взгляды на отца, словно ожидая от него поддержки, хоть какой-то реакции.
Но веселый и громкоголосый обычно отец как-то отрешенно поглядывал в окно и даже не спросил, откуда дочь взяла сигареты.
Поздно ночью, когда вязкая городская тишина откликается только звуками проезжающих машин, Надя сидела на подоконнике и курила. За стеной плакала мама, и что-то тихо, размеренно говорил отец. Девушка не могла разобрать слов, но была уверена, что ночное партсобрание вновь обсуждает ее проступок. "Ну и пусть! Плевать на всех! Хочу и буду курить!" - упрямо подумала она.
Прошел месяц, за ним другой - сигаретные пачки появлялись в ее сумочке с завидным постоянством. Дома она курила в форточку, замечая витой сизый дымок от отцовской сигареты из другого окна.
Еженочные, вполголоса, ссоры родителей стали постоянным аккомпанементом ее перекуров. Она равнодушно слушала, как интеллигентные и умные люди ругаются, словно собаки, потом кидала незатушенный окурок в форточку и шла спать.
Как-то вечером Надя прибежала домой и уже в прихожей наткнулась на незнакомый чемодан с вещами. Спокойный, но бледный отец вышел из комнаты, одетый в непривычный костюм с галстуком. Он обулся, поцеловал Надю в щеку и ушел с незнакомым чемоданом, сказав на прощание "Бросай курить, дочь. Тебе еще детей рожать".
Надька прошла в комнату, увидела на балконе заплаканную мать.
- Ну, вот и все - сказала та, пожимая плечами.- Совсем все...
Надька молчала. Она просто не знала, что можно сказать - слова будто враз перемешались, и теперь в голове стучало смешное и ничего не значащее "буженина"... Ну не будешь же утешать брошенную женщину бужениной.
- Дай закурить - устало сказала мать осипшим голосом.
Повинуясь какому-то внутреннему голосу, который строго велел не врать, дочь молча сходила за сумкой и принесла полупустую пачку сигарет. Прикурила одну за другой и первую отдала матери.
- Значит, все-таки куришь? - с какой-то почти детской обидой спросила мать.
Надя вдруг вспомнила витой сизый дымок от отцовской сигареты, и ночные ссоры, и нахмуренный взгляд соседки тети Маши...
- Брошу! - вдруг сказала девушка. И швырнула пачку вниз.
Подумала, кинула незатушенный окурок тоже, потом посмотрела на мать. Та выкинула свою сигарету и улыбнулась.
Они стояли бок о бок, прижавшись друг к другу. Две брошенные женщины смотрели, как на город опускается вязкая тишина, которая откликается только звуками проезжающих машин.