Уголь

             
Клубы дыма были плотные, как это обычно бывало в июле.
Вдали у причала выползали усталые дирижабли. Вокруг них суетились докеры и небольшие буксиры. Оживились портовые краны, заскрипели лебедки и заверещали яростные свистки паровых подъемников.
Корабли возвращались в порт.
Я лежал на трубах парового отопления, пил, какую- то бурду и крутил брелок, на котором не было ключей.
Невеселые мысли лезли в мою пустую голову. Что-то не везло мне в последнее время.
Почему после службы в армии, где я провел два года, все ни как не удавалось найти себе занятие по душе?
Пробовал заняться строительством канатных дорог через долину пыльных гейзеров, но однажды, кто-то забыл вставить шпильки в шкивы, и двухкилометровый пролет вместе с проверяющей комиссией улетел в жерло пылевого вулкана.
Все оказались целы, тем более пылевые ванны, говорят, полезны, но пользы они мне не принесли. Выгнали с работы только меня, решив, что только я мог забыть эти дурацкие шпильки.
Потом была ловля бакланов на проволочные сети, установленные между трубами местного заклепочного завода.
Охота была отменная, бакланов в последнее время развелось много, но однажды, в мою смену( все самое плохое случается в мою смену) в сети попался полицейский дирижабль.
Как я, просмотрел его хреновы мигалки, ума не приложу. Только вместо двух труб на заводе осталось одна.
Крайняя моя работа (из суеверия, не буду говорить последняя) была на вершинах гор Фыва и Пролджэ. Да, тех самых гор, где проводят свой отдых, катаясь по серому снегу компетентные органы.
Я там продавал блинчики, которые пек блинноструйный аппарат. У меня был веселенький фартук и веселая работа. В аппарат нужно было засыпать муку, тесто, воду и другую дребедень. Агрегат был мощный, блины отлично расходились, пока однажды, я не погорячился и не добавил в тесто чего- то лишнего.
Я еще ни разу перед увольнением так не смеялся. Блины летали как ошпаренные, все предгорье было ими завалено.
И вот сейчас я на мели. Ни жилья, ни денег, ни семьи.
В армии было проще, как забросила судьба на сторожевую крепость № 33-39, так и покатилась служба, то караулы у подзорных труб, то чистка ветошью крепостных зубчатых стен.
Я подлил себе остатки пенистого напитка и услышал разговор трех местных бичей, сидевших на трубах чуть дальше, у торчавшей задвижки.
- А я тебе говорю, работа закачаешься. Трехразовое питание. Зарплата по прибытии в Оптопорт - здесь бородатый, что сидел у самой задвижки перешел на шепот - тройной оклад торгового моряка, плюс страховка.
Он поднял палец вверх и торжественно почесал свое грязное ухо.
Я прислушался.
- А как насчет того, если во время рейса, вдруг, ну вдруг, ну случайно, нападут долбанные Маздаи и сделают нам апгрейд - хриплым голосом спросил собеседник слева - им все равно есть ли у тебя страховка и профсоюзные взносы?
- Не будь дураком, конвой будет охраняться боевыми кораблями Оптопорта, они воюют с Маздаем, это их проблемы - бородатый помолчал и, вздохнув, продолжил.
- Наши им по-тихому грузы поставляют, тот же уголь. Мы же нейтралы, мы же не воюем… А на транспортных дирижаблях работы всем хватит, там одних уборщиков нужно больше сотни. Позарез нужны механики, машинисты, грузчики…
- А нас возьмут?- наконец раскрыл рот их третий задумчивый товарищ.
- Да там сейчас такой шурум–бурум, всех берут - убеждал бородатый.- Только надо вместе на один корабль попасть, в общем, решайте, завтра, у крайнего причала запись.
Они допили свои мутные напитки и, продолжая беседу, удалились в коричневый туман.

Наутро я оказался у крайнего причала, где стоял огромный рыбный ангар, который приветствовал каждого входящего колышущимися на ветру флагами транспортной компании. Я причесал свои взлохмаченные волосы, отряхнул остатки сна с моего парадного костюма и радостно шагнул навстречу очередной авантюре.
За широко раскрытыми воротами было многолюдно, шумно и холодно. Вдоль стен стояли десятки столиков, за которыми сидели аккуратно одетые люди. Около них топились печки буржуйки.
На полукруглых стенах висели плакаты с рыбой и устремившиеся, ввысь графики экономической эффективности компании.
На столах возвышались надписи: «капитан дирижабля», «штурман» «помощники машиниста», «такелажник».
Я прошел дальше и остановился у надписи «кочегар».
Почему я выбрал эту профессию?
Наверно потому что, спал последнее время на территории котельной. Отстояв большую очередь, я в десятый раз услышал фразу.
- Добрый день, вам предлагается принять участие в трансокеанском переходе, в составе конвоя «00-13» на торговых кораблях нашей компании, в качестве кочегара - заученным голосом, пробурчал себе под нос менеджер в белой рубашке и перчатках.
Он не смотрел на собеседника и готов уже был занести мое имя в списки, но я его остановил.
- Вы меня возьмете, если я никогда не был кочегаром?
Менеджер посмотрел на меня, снял перчатки и закурил.
- Неужели вы не сможете закидывать уголь в топку, выносить шлак и следить, чтобы стрелка на манометре не попадала в красный сектор?
- Пожалуй, смогу.
- Тогда в чем проблема? Переход планируется на месяц, зарплата с пятью нулями, премии за переработку и так далее. Вот почитайте контракт.
Я был не в том положении, (уже как с неделю, я перешел на одноразовое питание), чтобы долго раздумывать. Но все-таки, чтобы не уронить своего достоинства, я задал пару дежурных вопросов. После выполнения всех формальностей, договаривающие стороны пришли к общему знаменателю.
- Ваше имя?
Я подумал и назвал первое влетевшее в голову имя.
- Ламер.
-Пожалуйста, господин Ламер, подпишите вот здесь и здесь – указал сидящий за столом менеджер, на графу контракта.
- Ваш корабль под номером «тридцать». Капитан Имхо. Отправление послезавтра, пятого июля, от Красного причала. Удачи!               
                ****


Утром пятого новая команда «тридцатки» получала синие комбинезоны с эмблемой компании.
 Переоделись тут же, на причале. Каждый получил бейджики с должностью, кепки с ленточками, кеды и к полудню мы стали похожи на муравьев, готовившихся  заселить новый муравейник.
Торжественное построение было недолгим и незатейливым.
 Улетели в клубы дыма праздничные шары, отфальшивел духовой оркестр, сказаны напутственные речи, и мы остались один на один с воздушным кораблем.
Я немного волновался, потому что перед нами возвышался гигантский дирижабль, опутанный тросами и канатами. Над ним летели коричневые облака, и казалось, что он нас давит.
Его оболочка размером с футбольное поле была закопчена с правого  борта, а с левого у нее виднелась огромная заплата, в форме сердечка.
Подвесная гондола с чадящими  трубами   даже отсюда пахла паровозом.
 На корабле (когда-то красного цвета), еще велись какие-то работы, что-то подкрашивали, прикручивали гайками, а в нижние трюмы грузились  синие контейнеры.
По длинному качающемуся трапу, туда-сюда расхаживал высокий капитан и нервно жевал ленточки кепи. Из открытых иллюминаторов дирижабля с интересом выглядывали жующие и улыбающиеся лица.
Новый экипаж проследовал за командованием дирижабля в двери с надписью «выход» и очутился в центральном зале.
- Все в сборе?- спросил возвышавшийся над нами капитан. Он оглядел присутствующих орлиным взглядом и уставился на потолок.
-  Тогда начнем - Капитан подкрутил регулятор лампочки у самого потолка и продолжил.
- Поздравляю, теперь вы не сухопутные медузы, а моряки. А главное, вы члены дружной и сплоченной команды «тридцатки». О ее «боевых» подвигах я расскажу потом, а сейчас вы должны выучить наизусть пару фраз.
Капитан сделал многозначительную паузу.  В это время к нему подошел второй помощник (чиф) и что-то тихо произнес. Капитан побледнел и продолжил.
- Вы должны выучить наизусть пару фраз - и тут он вдруг, перешел на крик - на моем корабле нет месту словам, «не могу» и «не знаю»! Что бы их случайно не произнести, вам поручается как можно быстрее освоить свои обязанности и наши океанские обычаи.
Он ласково посмотрел на второго помощника, метнув глазами, пучок молний, открыл свой флотский портфель и взмахом опытного факира вытащил на бледный свет зала, список команды.

Я ничего не запомнил из того, что говорил капитан. Я только понял: где мое место работы, кто мой непосредственный начальник и номер своей каюты.
Я занял маленькую, обитую пробкой, жилую ячейку «14Л», («Л», как я понял, левый борт) и, раскидав по полкам свой небольшой багаж, прибыл в машинное отделение.
Меня встретил седой,  широкоплечий человек, в темно синем комбинезоне и тремя нашивками начальника машинного зала. Он кивком указал, чтобы  я проходил и присоединялся к слушателям.
- Так вот бродяги, зовут меня  Дебаггер, службу будем нести по два человека: кочегар, плюс старший смены.
Вахта по – четыре часа, затем смена состава. Сегодня составим график.
Он закрутил какой- то вентиль, вытер руки и продолжил.
- Можно и по - восемь, но это утомительно, как попадет тебе ночь, так весь переход и будешь днем спать, ночью работать.
Я слушал и заглядывал в огнедышащий глазок топки, читал непонятные названия и  разглядывал своих сослуживцев.
- Морячки, кто-нибудь раньше служил кочегаром, хотя бы на паровозе?- спросил Дебаггер и после дружного молчания, почесал затылок.
- Да не кисните, научитесь. Я сам на флот попал из лимонной оранжереи.
 Так вот, главное в нашей работе внимание. Внимание к котлу. Сейчас я объясню про манометры и  термометры, расскажу про машину. А вы, потом - он поднял с кресла механика ветхую, без обложки книжицу и осторожно поднял ее на всеобщее обозрение - почитаете на сон грядущий «инструкцию кочегара»…

 Весь день, новая команда машинного зала изучала, где находится клапан регулятора и как работает  парораспределительный механизм.
К вечеру (в мою смену) дирижабль № 30,  плавно отчалил от Красного пирса.
Как это было, я не видел, в машинном зале не было иллюминаторов. Но после того как   пришли в движение рычаги телеграфа, в машинном зале зазвучала совсем другая музыка.
 Дебаггер перекрестился, что-то крутанул, нажал на рукоятку и…
Плавно двинулся поршень в цилиндре, медленно, но верно  завертелся кривошипно–шатунный рычаг и огромные конусообразные шестеренки главного вала, умывшись маслом, побежали навстречу друг - другу.
Ура поехали!
 
Наш путь лежал к месту сбора каравана. И пока мы шли эти пятьдесят километров, я старался как можно глубже вникнуть в  свои судовые обязанности.
В общем, работа была непыльная.
Уголь находился в тендере и после команды Дебаггера, я лопатой черпал черные брикеты и отправлял его в ненасытную пасть главного котла.
 «Старший» следил за уровнем воды в водомерной  трубке, за давлением пара, за командами с мостика, которые через телеграфный аппарат, передавались в машинный зал.
 К концу смены я уже виртуозно  выгребал шлак из поддувала и профессионально убирался вокруг котла.
Как я понял, паровая машина, через вал и редуктор, раскручивала два здоровых кормовых пропеллера.  Пар, вырывающийся наружу, улавливался трубами и шел в оболочку. Оболочка была то ли двойная, то ли  тройная, я еще пока не разобрал, но точно понял, что из-за разницы  температур, пар конденсировался и снова попадал в центральную магистраль дирижабля.
К концу смены я порядком устал. С непривычки болели руки, и мне стоило большого труда пройти в душевую кабину. Когда я из черного кочегара снова превратился  в белого человека, кровать приняла меня без остатка.
 Было непривычно спать на вибрирующим аппарате, когда до земли пару сотен метров (да и тех из- за дыма не видно).
Думал, не усну, но ошибся.
Проснулся от громкого свистка.
 «Тридцатка» подходила к месту сбора и приветствовала другие транспортные суда радостным троекратным воем.
Я приподнялся и уткнулся в иллюминатор. Корабли выстроились большим квадратом, не хватало нескольких  дирижаблей последней линии. Мы шли чуть выше и медленно снижаясь, заняли  правый угол конвоя.
Корабли собирались у Дальнего маяка.
 Они вставали на свое место согласно, штанному расписанию и, набираясь сил, дожидались последних воздушных работяг.
То тут, то там, бродили бодрые буксиры, причаливал танкер с водой, лезли в центр  угольные сухогрузы. На спасательном дирижабле, куда-то отправился капитан.
 «Последний инструктаж, у начальника каравана» - догадался я.
Рядом маячил военный  конвой.
 Потрепанные флаги Оптопорта гордо реяли на  флагштоках.
 Пять или шесть боевых дирижабля, ощетинившихся пушками (штук по двадцать с каждого борта), лихо курсировали между  сторожевой башней и маяком. Они, то исчезали в плотных клубах дыма, то неожиданно появлялись с противоположной стороны.
Я сразу понял, что это настоящие вояки. Даже в  запотевший иллюминатор, были видны поцарапанные снарядами подвесные гондолы и латаные – перелатаные армированные оболочки.
С такими не пропадешь…

Конвой тронулся, сразу и вдруг.
 Слева - справа от нас шли такие же транспортные корабли, только впереди идущий, был больше и имел на грузной корме фривольный рисунок.
Служба пошла своим чередом: работа-отдых, работа-отдых.
Только одно расстраивало.
Я не мог найти общий язык с механиком машинного зала.
Механик был крепким, как морской ром, и сильным, как пара портовых грузчиков. Еще, он был закадычным  другом Дебаггера, и мне не хотелось расстраивать столь уважаемого человека.
 Мне казалось, что работаю я старательно, и не хуже других, но механик всегда был чем- то недоволен.
 То войдет в тендер, когда я присяду отдохнуть, то спросит что-нибудь из конструкции паровой машины, например «как возвратно-поступательное действие поршня может быть механически преобразовано в линейное движение поршневых насосов», а я не знаю.
Я честно штудировал «справочник молодого машиниста»: «двигатели с возвратно-поступательным движением используют энергию пара для перемещения поршня в герметичной камере или цилиндре».
Оставался после смены и зарисовывал хитросплетения трубопроводов и вентилей. Ложился в кровать и  перед сном, вместо библиотечной беллетристики, читал, как «расширяющийся пар давит на поршень паровой машины, движение которого передаётся другим механическим частям».
 Но время от времени, механик устраивал мне экзамен и, выслушав мои ответы, уходил, морщась.
Мне казалось, что ко мне он особенно придирчив, хотя то же самое говорил и мой напарник.
 В свободное от вахты время я спал без задних ног, а выспавшись, прогуливался по верхней палубе, укутавшись в полушубок.
 Верхняя палуба, это свободное пространство между оболочкой и транспортной гондолой.
Здесь иногда было пустынно и одиноко, чего мне, в последнее время, крайне не хватало.
Троса скрипели, дым валил черным драконом, а я сидел на деревянной лавочке и упрямо смотрел вперед.
Ветер трепал мои пыльные волосы, от хлеба из моих черных рук шарахались даже дирижабельные чайки, а я  следил за караваном «00-13» и представлял себя капитаном стройного военного дирижабля.
Где- то через неделю, относительно дружелюбная погода испортилась.
Поднялся сильный ветер, и  хотя дирижабль  шел теплым  воздушным течением, снег с дождем  отменили  все лирические настроения.
 Из-за непогоды, я стал чаще появляться в центральном зале (по- морскому,  кают-компании), куда заходили все, кто хотел пообщаться, сыграть в дротики на компот или почитать корабельную стенгазету.
В девять вечера шли лекции о тревожном политическом положении.
 Лекция была обязательная, но мне как сменному персоналу, разрешалось отлынивать от этой процедуры, что я с удовольствием делал.
 А то сиди и слушай: «наша страна самый ярый сторонник мира», «мы не вмешиваемся в дела суверенных государств» - заснешь, пока слушаешь! Или лекция «уголь– « хлеб» любой промышленности», «все войны начинаются из-за угля»- кому это интересно?
А на лекции про «обмеление рек и морей - естественный процесс или заговор?» - я уснул по- настоящему.
 Только иногда,  когда речь заходила о морских битвах между Оптопортом и Маздаем, я был предельно внимателен. А про «Битву у пролива» между тридцатью дирижаблями Оптопорта и двадцатью пятью кораблями Маздая, я был готов слушать бесконечно.

После лекции было самое приятное, все пили чай из большого трехведерного самовара и угощались аппетитнейшими плюшками.
Повар постоянно баловал команду плюшками самого разнообразного вида.
То в форме больших шестеренок и маленьких гаек, то резных зубчатых колес и увесистых анкерных болтов.
 А какие они были вкусными! Как таяла во рту сахарная резьба М12, и хрустела корочка подшипника качения.
 Я всегда накручивал гайки на болты, поливал их вареньем и с удовольствием поглощал это резьбовое соединение
Иногда механик приветливо говорил повару «дорогой, если твои плюшки зачерствеют, я буду знать, где найти запчасти».
Но черстветь плюшки не успевали...

                * * * * *

Как-то в штормовой вечерок, в кают-компании собралась большая и дружная компания. Я сидел у самовара и был разливающим чай.
- Так вот, когда судьба забросила меня на Часовой остров – травил байки механик, отгрызая зубчик у шестеренки - я был молодым и глупым. Вербовщики затуманили мне мозги, про легкий заработок и удобный график работы.
А вышло что…
Представляете, десятиметровый остров, и всю его площадь полностью занимает гигантская башня, доверху набитая часовым механизмом.
И все.
Два человека обслуживающего персонала. Я и часовой обходчик. Ни травинки, ни былинки, одна башня и соленое море.
 Паровая машина у нас работала на огромные часы, к которым подлетали пассажирские дирижабли и сверяли время.
Комната отдыха была на двенадцатом этаже у маховика, а кухня на двадцать втором, между цепями груза.
 Я там ногами километры накручивал, шагая по чугунным  винтовым лестницам.
Раз в месяц к нам прилетал грузовой дирижабль и сбрасывал на крышу уголь и продукты. Вот и все развлечение.
Мой напарник был спокойным и добрым человеком, как Дебаггер. Одно плохо, он не блистал красноречием, и каждое слово давалось ему с огромным трудом. Если  за день я слышал от него пару слов, значит, ему захотелось поболтать.
От скуки я завыл уже через неделю - механик посмотрел в темный иллюминатор и продолжил - однажды, вот такой же темной ночью, мы сидели с обходчиком в подвале башни и смотрели  на горящие угли котла. Я дремал на скамейке оператора, и почти заснул, откинувшись на спинку. И вдруг обходчик мне и говорит.
- Ты его видел?
- Кого? – спросил я, зевая и  немного удивляясь словоохотливости напарника.
- Черного кочегара -  отвечает обходчик.
- О чем ты - не понял я и посмотрел на него очень внимательно.
- О нем… – он помолчал и вот так, закрыл руками глаза.
 - Он  раз в неделю приходит…- продолжил мой разговорчивый друг.
- В полночь… Сегодня должен прийти, в мою смену…
Я был так поражен его длинной речью, что не сразу понял его слова.
- Мы с тобой, кстати, одни на острове – объясняю я ему.
- Я тоже так думал, пока с ним не поговорил – шепчет обходчик.
- Ты с ним разговаривал?- спрашиваю его, еще больше удивляясь.
- И не только – поясняет он - мы с ним пили тёмное пиво…
Мне стало не по себе, особенно от последних слов.
Я понял, что в голове часового обходчика, от монотонной часовой обстановки слетела какая - то нужная пружинка и ему срочно требовался ремонт. Я заставил его сдать мне смену и посетить свою кровать. Перспективы ночевать рядом с помешанным не радовали и я, на всякий случай, запер обходчика в его клетушке.
 Он заснул быстро и во сне с кем- то долго спорил.
Мне пришлось дежурить у котла, и что ты думаешь?
Ровно в полночь, в куче угля что- то зашевелилось…
Ну, вы то, меня знаете - спросил механик и пристально осмотрел кают-компанию.
- Знаем, знаем - послышалось со всех сторон - чего дальше то было.
- Ну вот, в тот момент  ни один волос моей густой шевелюры не шелохнулся.
Но скажу честно, было немного странно. На сотни километров вокруг только соленое море и тысячи пустынных островков.
Я вышел на свежий воздух, только не подумайте, что мне стало страшно - пояснил механик, обращаясь к аудитории.
- Нет, не подумали -  хором ответила кают-компания.
 - Я хотел посмотреть, нет ли рядом дирижабля, сбившегося с графика.
Когда дирижабля не обнаружилось, я взял метлу, которой мы раз неделю убираем остров, и проследовал в подвал.
Я зажег  все лампы и даже одну маленькую лампадку. Я обследовал весь уголь, все ящики и закоулки котельной и, успокоившись, присел отдохнуть.
И тут я услышал шаги…-

 В этот момент,  вахтенный дирижабля пробил десять склянок.
Механик дождался последней склянки и продолжил.
- Днем еще, куда ни шло, но ночью… Мне бы врага лицом к лицу, я бы тогда... Ну, вы- то меня знаете - спросил механик и еще пристальней осмотрел кают-компанию.
- Знаем, знаем – снова послышалось со всех сторон – рассказывай, не тяни...
- Так вот, я услышал шаги и…., кстати, сынок, - вдруг обратился ко мне механик.
- Не пора ли тебе тоже к котлу, на смену?
Как я мог забыть!
И дневальный сидит с открытым ртом и не подскажет!
 И вот, под одобрительные звуки и колкие замечания, я совсем не торжественно, покинул уютный машинный зал.
 Как там механик выпутывался из ситуации, я так и не узнал.

В конце недели, мы с Дебаггером получали воду с танкера. Танкер был не первой свежести, весь в заплатках и протекающий из ржавого днища.
Шланг с «тридцатки», с помощью малого спасательного дирижабля, мы присоединили  к питающей системе танкера и потом только следили за расходом воды.
У Дебаггера на водовозе служил старый дружок,  поэтому, пока сверху в наш дирижабль шла вода,  мы не только посетили  хлебосольный буфет танкера, но даже искупались в его гостеприимном трюме.
 Оказывается, в нем даже рыба водилась, сам видел их кока с удочкой.
После приема воды, Дебаггер дал мне выходной, а сам пропал в неизвестном направлении.
 Я  не стал ждать особого приглашения и прямиком отправился в столовую, где  завел знакомство с плюшками и с двумя приятелями из пригорода. На корабле они отвечали за габаритные огни и работали в ночную смену.
Это были отчаянные парни - карабкаться в дождь и ветер по оболочке дирижабля, сможет не каждый.
Парни шутили, что на берегу жили подаянием, при этом хохотали как стадо диких жеребцов. Я не верил этим хитрым глазам. Но потом, представив эту парочку в ночной тиши, где- то в закоулках Мусорной Аллеи (да не с пустыми руками), поверил. Без сомнения, в тот момент, и я бы стал меценатом и благотворителем.
Они гордо показывали  выколотую карту города на спине, свой район и улицу, где они жили.
 В тот вечер, мы по-доброму усидели гарантированную контрактом бутылку пива, и после пили контрабанду, спрятанную парнями за решетку системы отопления.
 Оказывается, парни  собирали подаяния где- то у локтя, а  впервые встретили своих подруг под мышкой.

                * * * * *

- Завтра, будет прохождение экватора - сказал  однажды Дебаггер и улыбнулся.
- Завтра будет праздник.
- Шеф, я буду  морским орехом! – оживился старший помощник мастера (одна широкая нашивка на рукаве).
- У меня и фольга от последнего раза не закончилась и конфетти…
- А Нептуном, кто будет, чиф? Неужели снова чиф?-  вмешался в  разговор старший машинист (две узких полоски).
 Его вопросительно-изумленная интонация передалась и мне. И хотя я понятия не имел, о чем шел разговор, я тоже спросил.
- Неужели чиф?
- Не знаю, кто будет Нептуном -  спокойно сказал Дебаггер.
- Но машинному отделению, нужно подготовить трех морских чертей, двух морских коней и одну блондинистую  русалку.
О-о-о! - взвыл от восторга машинный зал.
И закипела работа.
Машинное отделение превратилось в школьный класс, за день перед осенним балом. Откуда- то появились пыльные ящики и штопаные мешочки.
 Из  закромов самого огромного сундука, на свет божий,  появились, видавшие виды, двуручные ножницы, залитый клеем ватман, отцветшая мишура и  помутневшие блески.
Моряки, словно дети, если это касается их обычаев.
Уже к вечеру, мне выпало быть чертом № 3, и я с удовольствием мастерил из мочала длинный хвост и вытачивал на токарном станке белые рожки.
 Репетировали до полуночи, и когда пришла смена, то ее расширенным глазам, предстала тройка усталых чертей сидящих у топки и синеволосая русалка закручивающая вентиль давления воды.

Утром на экваторе стоял беспросветный туман. Капитан оставил за себя чифа и на адмиральском дирижабле  отправился в гости к военным.
 Караван остановился, и что бы в нас не врезался какой-нибудь заблудший корабль, подавал  короткие звуковые сигналы.
На верхней палубе репетировал корабельный оркестр, а в машинном отделении Дебаггер с механиком выталкивали из каморки бронзовую пушку.
 Они бережно освободили ее от промасленной бумаги, и Дебаггер стал целиться в белый свет. Оказывается, по - традиции, на экваторе, должен быть дан троекратный праздничный салют, а то пути не будет.
Как сказал Дебаггер, «в каморке механика можно найти все, кроме того за чем пришел», на что механик не замедлил ответить, что «у него, у механика, порядок лежит по полочкам, а чистота по - ящичкам». 
«А бардак по –  шкафчикам» добавил Дебаггер, но я их не слушал, потому что все внимание мое было приковано к замечательному объекту.
- Настоящая пушка - ласково сказал механик и погладил по стволу бронзовой красавицы - старая, пиратская, но работает. Прямо сейчас заряжай и пли…

Подготовка к празднику шла полным ходом. По палубе катили бочонок с добрым напитком.  По грузовому лифту доставили  капитанское кресло. В центре стоял царь морей - чиф, который  крутил  бороду - мочалку и покрикивал на  морских пиратов, которые слишком лениво таскали стулья из столовой.
 К обеду, когда пушка была доставлена на палубу, а оркестр спрятался в оркестровую яму из ящиков томатного сока, начался праздник…
Из оркестровой ямы зазвучала музыка (застучали тарелки и кастрюли), на палубе в две шеренги выстроились старожилы экватора, а на корме, пионеры морских путешествий, с опаской ожидали своей участи.
Под торжественное и тревожное звучание ложек, из люка мостика, медленно и грациозно появился морской царь.
Он был в чешуе от коробок с ваксой и в короне из большой жестяной банки с сельдью. Корона блеснула в пробившемся луче солнца, и нам показалось, что селедка подмигнула.
 Старожилы зашушукались, это  был хороший знак.
Я стоял во втором ряду необстрелянных моряков, в рубищах третьего морского черта и наблюдал как Нептун вызывает к себе старожилов.
 После благожелательных вопросов про житье бытье, про семью и здоровье, морской царь наливал им полные консервные банки пива и, посолив его морской солью, благословлял на долгое плавание.
В дыму, прозвучал одиночный выстрел.
 Все непроизвольно посмотрели в его сторону. Где- то там, на соседнем дирижабле, праздник заканчивался и уже салютовали из пушки!
 Но наш Нептун не спешил. Это был настоящий артист, и пред нами было разыграно феерическое театральное представление!
 Раньше когда мое финансовое состояние позволяло, я часто посещал БРДТ (большой региональный драматический театр) и кое- что в этом понимал.
 Я даже немного расслабился и наблюдал за праздником словно зритель, но вдруг Нептун произнес мое имя и поманил меня пальцем.
Меня вызвали первым из новичков.
Я прошел сквозь строй старых моряков легкой походкой и, подойдя к Нептуну, почему то сказал «здрасте».
- Какое «здрасте»!- Нептун словно взорвался от возмущения - А где благоговейное почитание моей чешуи! А где коленопреклоненный взгляд! Это, неуважение к царственным особам!
Он вскочил с трона и, мне тут же было выписано и назначено:
а) трехкратное  морское купание.
б) дегустация местной морской воды.
в) дренаж.
Я был третьим морским чертом, да еще ни разу не проходившим экватор, поэтому про купание знал только то, что меня должны вымочить в воде, но как, мне никто не рассказывал.
 Дебаггер потягивал свое пиво и молчал, как набравший в рот воды, показывая мне большой палец.
Ну вот, как всегда, кому пиво, а кому морская вода.
 Пока я раздумывал о несправедливости, меня скрутили веревками и вышвырнули за борт.
Положение мое было аховое, черт бы побрал такие праздники!
 От страха у меня не было ни слов, ни мыслей.
«Пять, четыре» - из дыма показалась темная вода,
«три, два, - и стала угрожающе приближаться.
«Один!» - я успел заметить огромную волну и тут же врезался в морскую пучину!
Это был взрыв!
 Хвост обожгло словно пламенем, ледяная вода сдавила мохнатую грудь, (я чуть копыта не отбросил) и, тут, меня, словно за шкирку, встряхнуло и понесло назад!
 - А! А! А! - наконец завопил я и понял, что веревка оказалась мощной резинкой, а я участвую в веселом аттракционе типа «тарзанка»!
 Да черт бы вас подрал, от киля до клотика, со своими шутками!
Как я летел назад и что кричал тем, кто был наверху, это отдельная история.
 Но после, Дебаггер меня уверял, что палуба, никогда не слышала таких артистичных словосочетаний, и смеялась от души.
Не долетев до палубы метров десять, я снова устремился вниз. Мне стало дурно, но все же, в дыму я краем глаза успел разглядеть очертания какого- то корабля. Он падал так же как я, но при этом еще и горел.
Пока я вылетал из моря, пока отряхивал гриву от соленой воды, этот корабль ударился о воду и пропал из видимости…
«Потерпел аварию?», «врезался?», «взрыв котла?» - пролетали мысли мои мысли со скоростью падения.
Да, теперь моя жизнь полна ощущений.

Когда меня подняли на палубу, я хотел сразу же доложить про горящий корабль, но  мне не дали и рта открыть!
 Приспешники морского царя не успокоились, пока не влили в меня литр соленой воды, и не отхлестали мокрыми швабрами.
Только после всех прописанных Нептуном процедур, мне удалось в красках обрисовать ситуацию.
Был объявлен «аврал», все заняли места согласно аварийному расписанию, и воздушный корабль стал спускаться  к воде, для оказания помощи потерпевшим аварию.
Пока чиф отдавал команду на спуск, пока элероны боковых закрылок были переведены  в положение посадки,  пока из верхних клапанов было стравлено лишнее давление, мы увидели еще один падающий дирижабль.
На его грузной корме догорал фривольный рисунок…
Что было после, трудно передать…
 Вокруг нас было настоящее побоище.
Сначала слышались одиночные выстрелы, затем они перешли в угрожающий грохот и  постепенно  превратились в одну сплошную канонаду. В кромешном дыму были видны вспышки от попавших в оболочку снарядов, а от прощальных  взрывов транспортных дирижаблей, резкой болью сжималось сердце.
Крики боя, свист снарядов  и скрип такелажа, слились в одну угнетающую ноту, и она зазвучала и в небе и на море.
 В начале, было слышно как, корабли Оптопорта отчаянно отстреливались, но их звук с каждой минутой был все тише и тише.
В насупившей неразберихе, наш корабль опустился к самой воде и чиф подал команду – « аварийный реверс!».
Мы старались уйти незамеченными.

С мостика по телеграфу, запросили двух человек из машинного отделения для растопки котла спасательного дирижабля. 
Дебаггер сжал кулаки, посмотрел на команду машинного зала и послал меня с механиком.
 Чтобы добраться до спасательного дирижабля, нужно было выбежать на палубу, а затем по трапу спуститься по левому борту.
Мы так и не успели переодеться, и поэтому к спасательному дирижаблю бежал раненый пират и молодой, но мокрый черт.
  Когда мы добежали до трапа, из дыма показался нос военного корабля.
На его оболочке угрожающе чернел крест в белом круге.
 Это был боевой корабль Маздая!
Мы замерли, не зная как поступить…
Нужно было выполнить приказ и срочно подать сигнал на мостик!
 Корабль Маздая был выше, с мостика его могли просто не заметить!
Я даже успел заметить, как один из маздайских офицеров в парадной форме, рассматривал в бинокль нашу  палубу, протирая его время от времени.
Что он в нем  увидел, не знаю, наверное, чертей и пиратов, но у кормовой пушки оживленно засуетилась артиллерийская прислуга.
Механик очнулся и с криком  «к орудию, тысячу чертей вам в гондолу», бросился вперед.
Он пробежал пару шагов и, запутавшись в пиратских ботфортах, распластался на фанерной палубе.
Он попытался встать, но  скрипнув зубами от боли, упал, стянув с глаза повязку.
 Я бросился ему помочь, но механик, так страшно рявкнул на меня, что все стало понятно без слов.

В армии я видел, как башенные артиллеристы учатся стрелять по летающим мишеням и вроде помнил порядок действий.
Но когда это было.
Как я выстрелил из нашей пушки, совершенно не помню!
Сначала из ствола вылетел огненный шар, затем комок горящей пакли, с блесками, а уже потом страшный грохот заложил мне уши.
Вражескую палубу заволокло дождем из конфетти и блесток. Они красиво горели и медленно опускались.
 Вот это салют в честь пересечения экватора!
 Что- то на маздайской палубе пошло не по плану.
 Вместо того то чтобы ответить на наш одиночный залп серией выстрелов из бортовых орудий, их команда бросилась к красным ящикам с песком и принялась лихорадочно посыпать  палубу.
Пока я повторно заряжал пушку, из щелей маздайской палубы, потянулись змейки дыма, а потом высунулись и языки пламени.
 Черный крест в белом круге застопорил ход, и на задымленную палубу высыпали десятки озабоченных маздайцев.
Я обнимал пушку и целился в оболочку и тут,  во вражеской  гондоле что- то рвануло и  крест, распухая на глазах, превратился в огромную желтую вспышку.
Нашу «тридцатку» тряхнуло так, что я не устоял на ногах и упал на хвост.
 В это же мгновение над головой со свистом пролетела увесистая доска, а вслед за ней проследовала гнутая труба.
 В глазах потемнело, и я полетел в аут, не в силах дальше любоваться этим огненным шоу…
               
                * * * * *

Очнулся я от смеха.
 Пробковый потолок моего кубрика  прогнулся от дружного хохота, доносившегося из кают- компании.
С двери, шурша и местами шелестя, упала половина политической карты мира.
Стены кубрика медленно качались из стороны в сторону, словно дирижабль качался по волнам по морям.
Дверь была приоткрыта, и я увидел, как механик в кругу благодарных слушателей, энергично размахивал руками, изображая большой взрыв.
Я лежал на кровати до подбородка укрытый ватным одеялом. Сколько я так пролежал, день был или ночь, я пока не знал.
Одеяло давило грудь, словно хищник, собственным весом, придавивший свою жертву.
В голове было мутно и тошно.
Я осторожно пошевелил пальцами рук, поочередно приподнял холодные  ноги и аккуратно стянул одеяло.
После проверки наличия и исправности своих конечностей я решил принять вертикальное положение.
Первая попытка была безуспешной, но уже вторая прошла успешно - голова почти не кружилась, и пол не шатался.
Механик увидел, что я привстал с кровати, и дружески подмигнул.
Я готов был, признаться себе, что это мне почудилось, но механик снова подмигнул и, поднявшись из-за стола, пригласил в свою компанию.
Если бы пару дней назад мне кто- то сказал, что механик встанет, приветствуя меня,  я бы подумал что этот человек, провел бурный вечер в компании габаритщиков и их знаменитой батареи парового отопления.
Уже к обеду (оказывается, был обед) я осторожно, по- стеночке, гулял по кораблю, и дело явно шло на поправку.
Чего нельзя было сказать про наш  конвой.
Мы оторвались от боевых кораблей Маздая, но что случилось с остальными дирижаблями, никто не знал.
В тот страшный день мы подобрали несколько человек с воды, но и они видели лишь часть боя и не могли пролить свет на судьбу конвоя.
 Боевое охранение, по-видимому, навсегда осталось на экваторе, и наше мероприятие теперь стало вдвойне опасней.
За отличие на поле боя, меня, приказом старпома, повысили до старшего кочегара и я, с равнодушным удовольствием, пришил первую нашивку на синий комбинезон.

Ночью ожесточенный спор разорвал на части битком набитую кают - кампанию.
Кто- то ожесточенно доказывал, что без прикрытия мы беззащитней щенков, брошенных в воду. Кто- то просил не забывать про чувство долга и честь моряка и т.п.
Моряки, подобранные с упавших кораблей грустно молчали.
Старпом, долго слушал горячие доводы двух сторон, поднял руку и, как старший по званию, прекратил спор.
- Ша, я сказал! Конвой существует пока осталось, хотя бы одно судно…
 Приказ конвою «00-13» никто не отменял…
 Конвой должен прибыть в Оптопорт…
Другого приказа у меня нет…
Старпом положил на стол вахтенный журнал и сделал короткую запись.
- Конвой идет в Оптопорт! Кто не согласен идите на…идите в спасательный дирижабль, запаса угля хватит добраться до островов Архипелага.-
Старпом осмотрел кают– кампанию - только идите прямо сейчас, после будет поздно, это может быть расценено как дезертирство…
Собрание закончилось, команда заняла свои места, и  спасательный дирижабль остался на своем штатном месте.
Сосредоточенность и внимание были теперь нашими спутниками.
 Шли скрытно, только ночью и  без габаритных огней. Был объявлен режим «тихий ход», при котором строжайше запрещалось сигналить, греметь при ремонте и даже громко разговаривать.
 На палубе установили наблюдательный пост со средствами связи с мостиком.
Шли экономичным ходом по-течению, и только тихая вибрация в темноте ночи выдавала наше воздушное присутствие.
За три дня «тихого хода» ничто не омрачало наше путешествие, пока не наступил день четвертый.

В моем кубрике  сломались часы. Механик обещал их отремонтировать, как только прибудем в Оптопорт, а пока дал команду дневальным будить меня.
Скоро моя смена, дневальный крикнет «смена!», и я пойду на работу.
Скорее бы ...
Я ждал своей смены и поглядывал на карту, висящую у ног.
На ней маленькими флажками был отмечен курс «тридцатки». Больше половины пути была пройдена, осталось совсем немного.
Я повалялся еще, выпил сладкого холодного чая и начал злиться: «да что они там, с ума сошли, бардак флотский  какой-то».
Все, решил я, пойду, как старший по званию поругаюсь с дневальным.
Выйдя из своего кубрика, я прошел  в коридор и увидел, что дневальный где-то шляется.
Пройдя по коридору через пустую кают-компанию, я заглянул на кухню и, не обнаружив повара, повернул в столовую. Там тоже никого не было.
На столе раздачи стояли тарелки с нетронутыми плюшками …
Вот тут-то мне стало не по себе, сердце бешено забилось.
Могло произойти все что угодно, но что бы горячие плюшки были не съедены!
Случилось что-то невероятное!
«Что же?  Учебная тревога, нападение? Почему же мне не сообщили?
Может, инструктаж на мостике?»- тешил  себя слабой надеждой.
Дверь на мостик была закрыта.
Я постучал. Тишина.
 Все это было больше чем странно. Я настойчиво постучал. Результат был тот же.
 Что такое!
Я выбежал  в коридор и стал раскрывать все двери: в кубрики, в туалет, в склад продовольствия.
 Никого не было!
Я бросился в машинный зал и оторопел. Он был пуст! На всякий случай заглянул в котлы, никого!
Подбросив угля, я вспомнил про  грузовой отсек.
В два прыжка преодолел трехметровую лестницу и очутился между контейнерами. В конце туннеля тускло горело аварийное освещение. 
Пробежав по проходу, я остановился, и тяжело дыша, подумал: «спортом надо заниматься, засиделся я у котлов.
Причем здесь котлы? Сейчас не об этом нужно думать.
Во-первых, нужно попасть на мостик » - размышлял я, следуя к мостику.
«Там управление кораблем, там вахтенный журнал, там…»
Что могло быть там, я уже обдумывал перед железной дверью мостика.
 Я присел на боковой диванчик и заложил руки за голову.
«Так, сколько у нас аварийных выходов?
Три.
Пара с правого борта и один с левого.
Хорошо.
А спасательный дирижабль?
Нет, он на месте, я его первым проверил, его же видно из столовой».
Я снова встал и заходил взад – вперед.
«Да что от него толку, управлять им  ни разу не пробовал. Вдруг, отчалить, отчалю, а потом не справлюсь и все, пиши, пропало.
Дальше.
В грузовом трюме есть, разгрузочные створки. Через них можно попасть вниз. Но вниз мне не надо. Что там внизу, знает только морской дьявол. Вниз не надо, а …»
Тут  я вскочил и понесся по кают-компании, поднимая за собой тайфун опавших листьев от стоявших по краям, бегоний в кадке. 
«Ну конечно, мне нужно на палубу, а вдруг все там и учатся аварийно покидать судно?»,  сверкнуло в моей голове и тут же погасло.
 «А плюшки?»
 Закрутившись на лестнице, я вылетел через люк на палубу.
Так уже теплее. Холодным ветром ошпарило меня на пустынной палубе. Одиноко стояли трубы от котла и наша доблестная пушка.
Держась за канатные бортики, я смотрел вниз и наконец, добравшись до носа корабля, нагнулся перед командирским люком.
Я сильно дернул ручку, и хотя тут же упал, радость от этого не уменьшилась…
Люк на мостик был открыт!
Через мгновение я был на мостике.
Огромные стеклянные окна, длинный стол с картами, рулевое колесо, вахтенный журнал.
Было все.
Только не было людей.
Одинокий дирижабль с одиноким старшим кочегаром летел, куда- то в дым.
Вот тут, если честно, я загрустил.
Если честно, даже запаниковал.
Если честно, даже стукнул кулаком по вахтенному журналу.
После этих неразумных действий, я присел в капитанское кресло, положил голову на правую руку и впал в ступор.

Не знаю, сколько прошло времени, но очнулся от невеселой мысли: «ну вот я уже капитан».
«Ты доволен? Твоя мечта исполнилась» - усмехнулся я.
«Сейчас будешь отдавать команды. Лево руля, право руля, замедлить ход…»
Но замедлить ход я не успел, потому что в голову пришло только одно слово «Уголь!»
Сейчас котел потухнет!
Машина встанет!
Разжигать холодный котел я еще ни разу не пробовал.
Черт возьми, этот уголь!
Я влетел в машинное отделение. Сколько можно сегодня бегать?
Котел горел, синим пламенем, маховики крутились, стрелки приборов показывали почти нормальный уровень.
Слава богу…
Подбросив угля, я решил на правах капитана подкрепиться плюшками и по возможности спокойно обдумать свое незавидное положение.

Целый день я курсировал взад - вперед по пустому кораблю.
Мой день состоял из хождения, от машинного зала, (где я следил за работой  котла), до мостика, (где я записывал показания компаса и, если требовалось, никелированным штурвалом изменял курс).
Курс корабля я высчитывал примерно, плюс минус десять километров и эта погрешность увеличивалась с каждым днем.
 Хорошо, что мы шли  по воздушному течению и котел работал только на поддержание плавучести.
К ночи я еле добрел до своего кубрика и, решив часик передохнуть, упал на родную  капитанскую кровать.
В иллюминаторах стояла сплошная, махровая темень, опустевший корабль шел куда-то в восточное полушарие, а в моей капитанской голове не было ни одной стоящей мысли.
Я прилег, не снимая кед, потянулся к справочнику «водитель дирижабля категории в, с» и  услышал шаги!..
Холодный пот выступил на моей злосчастной спине.
«Вот так, начинаются ночные кошмары».
В коридоре стало тихо, затем что- то упало.
«Ну, за что мне все это».
В коридоре разбилась бутылка.
« Надо посмотреть, кто там».
В коридоре хлопнули дверью.
 «Сейчас, сейчас, немного полежу и пойду».
Шум приближался и стал похож на шепот или  детский лепет.
«Так детей мне только не хватало».
Меня зазнобило и бросило в жар.
 В конце – концов, чей это корабль и  кто здесь капитан?
Я схватил вилку и вооруженный до зубов  выскочил в коридор.
Перед моими очами возникло нечто черное и страшное…
- Где все? - промычало нечто и присело около тумбочки.
- А вы…ты… кто? –  кое-как спросил я и уронил вилку.
- Трубочист - ответил черный человек и шмыгнул носом.
- Чистил внутри оболочку, а потом кто- то закрыл главный клапан.
Он встал и посмотрел на меня белыми зрачками. Хорошо, что я увидел его не в угольном тендере, сердце у меня слабое.
- Смена моя кончилась, а назад попасть не могу, холодно мне…
Мы пошли в столовую и я, на правах капитана, открыл неприкосновенный запас горючей жидкости. Я накапал  бедолаге пятьдесят грамм. Потом подумал и налил еще, а затем уже не думая налил себе. 
- Попал назад - стучал зубами трубочист - через черный ход золоотваливателя, смотрю никого. Испугался…
- Я тоже.
- А где все?
- Тебя как зовут?
- Арвид, я с «семерки», ваши нас подобрали, там, на экваторе.
- Понятно - я не торопился с объяснениями.
- Тут такое дело Арвид, в общем, все пропали. Только, не спрашивай куда.
Арвид замотал головой и закивал. Я продолжил.
- Остались только мы  с тобой. Ты до службы в компании, кем работал?
- Так, всего понемногу. С пароходов ракушку соскребал, чистил приводные колеса.
- На корабле должно быть единоначалие - я посмотрел на Арвида и громко сказал.
- Я принял управление кораблем на себя, с записью в вахтенный журнал.
Он кивнул, но головой уже не мотал.
- Тогда сейчас мыться – бриться, ужинать, а после, на мостике будет общее собрание экипажа…
Я немного подумал и добавил.
- Явка всем обязательна…

                * * * * *
На мостике было немноголюдно.
 Арвид переоделся и оказался светловолосым человеком лет - дцати, с взглядом разочаровавшегося в жизни учителя старших классов.
Когда настало утро, мы выпили не одну кружку чая и съели не одну плюшку, .
Мы с пристрастием разглядывали змееподобные облака, которые в страхе расползались перед теплыми окнами мостика и обсуждали ближайшее будущее нашей экспедиции.
- Ты откуда родом, Арвид.
- Из Верхнего Коннекта. Третий вход справа, сразу за первым. Там своя, местная нумерация…
- Значит, ты чистил днища пароходов от ракушки.
- Да, в последнее время…, после Кризиса трудно найти работу…
- Это точно…, как попал на дирижабль?
- Как все, прочитал объявление в раздевалке Горчичной бани и лежа в хреновой завертке, решил, была - не была…  Ракушка все жабры из меня выела.
- У меня такая же история.  Ты не женат?
- Свободен как  ветер соляных озер. Трудно найти жену, когда перед тобой все время  одни ракушки и пьяная компания по субботам.
- Где нибудь учился?
- Закончил, правда, заочно, КРПУ - региональный политехнический университет Коннекта.
- Ну, ты даешь…. На кого учился?
- А…. вымирающая профессия – автоматизация производственных процессов и технологий.
Диплом защищал по теме АИИС КУЭ - автоматическая информационно- измерительная система контроля учета электроэнергии.
Арвид вздохнул и продолжил.
- Ну и где эта электроэнергия, где автоматизация, где процессы…
- Да после Кризиса, многое изменилось…
Я замолчал и задумался.
 - Ну ладно…   Слушай мой первый приказ. С этого момента, с записью в вахтенный журнал,  ты назначаешься моим помощником, т.е. чифом.
Арвид, посмотрел на меня.
-  А есть еще вакансии?
- Огромное количество, можно открывать кадровое агентство, хочешь, будешь по совместительству, еще и начальником отдела кадров.
Мы ударили по рукам.
- Я согласен, кэп.
- С повышением чиф. – я стряхнул с вахтенного журнала крошки. - Распишешься в приказе, завтра.
- Я завтра лучше прикину, что можно изменить в управлении и не бегать как двум старым клоунам от мостика к котлу.
Через час мы достигли  договоренности о сменности вахт, распределили некоторые обязанности по обеспечению жизнедеятельности судна и наконец, решили, куда держит курс дирижабль № 30.
- Кэп, как ты думаешь насчет острова Девайс?
Я посмотрел на огромную, лежащую ковриком у ног, карту и ответил.
- Идея интересная и страна нейтральная – оживился я, чертя носком кед воображаемую линию - и запас угля никогда не помешает. На острове можно залить цистерны пресной водой. И самое главное – можно обратиться в наше консульство.
Арвид открыл запотевшую форточку, поежился  от тусклой росы и вдохнул бодрого воздуха.
- Наверное, там еще не знают что на конвой «00-13» напали Маздаи.
Я не знал ответа.
- Ты не был на Девайсе, Арвид?
- Не приходилось.
- Вот и я не был. Я читал про него в каком- то туристическом журнале. Приятный климат, бунгало с соломенными крышами вдоль многочисленных бархатных пляжей, доброжелательные туземцы…
- Ага, еще сталелитейные заводы, крупнейший порт, гигантские шахты… и мировой финансовый центр.
- Девушки мулатки, собирающие  ласковыми ручками табачные листья, плантации сахарного тростника, уходящие за горизонт, хваткие рыбаки на надувных шарах….
- Небоскребы, метро, сильнейшая морской флот…  А табачные листья давно собирают не девушки, а  паровые комбайны.  Кэп, тебе явно попался старый номер журнала…
- Хорошо, идем к Девайсу - решил я - остров большой и, судя по коврику, тянется не один десяток километров.
 Постараемся не проскочить.

За время перехода к острову, Арвид развил бурную деятельность и увлек ею всех членов команды. Мы подключили запылившийся генератор к  редуктору котла, провели кабельную трассу через весь корабль и собрали первую автоматическую систему, следящую за уровнем воды в расширительном бачке.
О ней отдельно.
Однажды после второго завтрака, Арвид хорошенько покопался в корабельном сундуке, оставшегося от механика и торжественно вытащил на свет корабельного освещения, запылившиеся реле и потемневшие от времени трансформаторы.
Я больше удивился не тому, что Арвид нашел всему этому применение, а тому, для чего механику был надобен  весь этот  хлам.
 Наверное, когда он складывал радиодетали в походный сундук, он говорил о запасе, который не тянет карман…
Там же был найден магнитик, который тут же был вмонтирован в рыболовный поплавок.
Красный  поплавок плавал в водомерном стекле и с нетерпением ждал,  когда  понизиться уровень воды и геркон клюнет на магнитное поле магнитика, замыкая электрический контакт и высвечиваясь  красной лампой на пульте рулевого.
Через день к сигнальной лампочке добавился еще звонок от входных дверей, с веселым переливистым лаем дворняжки.
Вести дирижабль стало веселее и у  нас нашлось время, для ловли с борта,  морских рыбных чудищ.

Мы резво шли к намеченной цели и вдруг резко остановились, словно уткнулись  в невидимое препятствие.
 От удара все, что плохо стояло хорошо упало. Звон битой посуды и грохот упавшей мебели, разлетелся по отсекам дирижабля и я не только спинным мозгом понял, что произошло столкновение.
За мгновение до этого, я уютно расположился в кресле капитана и миролюбиво изучал карту острова, мысленно прикидывая, как лучше пришвартовать корабль к грузовому порту.
 Я чихнул и тут же влетел в панорамное стекло мостика.
Первая возникшая мысль  была о мощности моего чиха.
Первое, что я увидел, была карта острова Девайс, пробитая насквозь моей головой в районе бухты Лихих голов.
Корабль стоял как вкопанный, я лежал как расплющенный.
Так как причаливание произошло не по моим расчетам, оставалось лишь, смирится с этой несправедливостью и узнать в чего (или в кого) мы врезались, остров перед нами и если остров, Девайс ли это.
Но, ни я, ни прибежавший, облитый зеленым чаем Арвид, не видели перед собой никакого препятствия.
Я машинально взглянул на альтиметр - стрелка застыла на ста метрах.
Мы напряженно смотрели вперед и видели столько же, сколько слепые котята.
- Ты что-нибудь видишь, кэп?- спросил Арвид, выжимая чай из футболки.
- Отсохни мои глаза, если вижу – ответил я, потирая разболевшуюся переносицу.
- Может дать задний ход и по - газам…т.е. прибавим пару.. – тихо произнес он.
- Ты уверен, что позади не будет препятствий - возразил я -  влетим  куда-нибудь пропеллером со всей дури и…
- Дальше можешь не продолжать… -он не без труда надел свою футболку, накинул китель чифа и снова спросил.
- Кэп, что может, стоять на высоте ста метров?
- Может быть, сторожевая башня или стела – сказал я неуверенно - ты точно уверен, что высота сто метров?
- Я альтиметр поверял два дня назад – размышлял вслух Арвид. -  и он точно показывал.
Он хотел рассказать еще что-то про альтиметр (и возможно и про другие приборы, которые он просто боготворил), но посмотрев на меня, понял все без слов.
 Он двинулся к штурманскому шкафу и открыл дверку.
- Ладно, сейчас перепроверим.
Арвид открыл ящик с эталонным лотом и подошел к стойке рулевого.  Там под ковриком находился специальный лючок, который легко откидывался и в образовавшееся отверстие опускался канат с делениями и  увесистой гирькой.
- Только не убей кого–нибудь… этой штукой, - подсказал я   - бывали такие случаи.
- Все пройдет как по маслу – глухо отозвался Арвид, согнувшись в три погибели.
Там у отверстия он, не разгибаясь, вздыхал, бухтел и что- то недовольно говорил.
После всех проверочных манипуляций Арвид с удовольствием объявил.
- Сто метров, сорок сантиметров, альтиметр точен, как  аптекарские весы в моем гараже. Кстати, под нами суша – сказал он и сунул мне  под нос кусок старой полосатой веревки - лот сухой.
- Тогда, придется лезть на оболочку – невесело объявил я.
- На самый  нос – уточнил Арвид и тут же предложил - кэп, я возьму катушку с телеграфным проводом  - он посмотрел по сторонам и предложил.
- А на мостик выведу лампочку. Азбуку телеграфа я не знаю, но  выключателем можно подавать сигналы. Например, одно мигание «все в порядке». Два «полный назад», ну еще, какие то сигналы придумаем…
- Все это хорошо - твердо сказал я - только на оболочку ты не полезешь…
- Извини, кэп, минуточку, ты хочешь сказать…
Я его перебил.
- Я… полезу на нос - официальным тоном произнес я и снова потер переносицу. –  только давай не будем создавать балаган, это приказ….
Наверное, я чуть-чуть обидел Арви, возможно и он сильно обиделся.
 Но за что я ему был тогда благодарен, за то, что он все- таки старался не показать своей обиды.
 Он образцово-показательно помогал мне в  незапланированной вылазке на оболочку и только по его редким (и только по делу) фразам, я понял, как ему трудно не сказать мне сейчас пару ласковых и добрых слов.
Не знаю, почему я решил лезть на оболочку…
У меня такое бывает, не могу объяснить своих поступков. Иногда чувствую, что не прав, а остановится, не могу, словно разогнался на огромном, мчащемся под откос паровозе и …
Может быть, заговорило моё упрямство. Может быть, мне не хотелось отпускать в это рискованное мероприятие своего друга, не знаю.
Но я знал одно, раз я, как капитан, принял решение- оно должно быть выполнено.

По всему периметру оболочки шел смотровой трапп, на котором были расположены габаритные огни. Вот до траппа и необходимо было добраться без страховочных поясов, потому что пояса сгинули, вместе с экипажем…
Когда кончилась холодная веревочная лестница и руки коснулись мокрых тросов оболочки, я подтянул катушку и подумал, что до земли уже не сто метров сорок сантиметров.
От этой, не вовремя возникшей мысли,  у меня затряслись поджилки (не знаю где они находятся, но уверен, что затряслись) и на мгновение возникла мерзкая мысль, а вдруг…?
Хотя земли не было видно, у меня было достаточно воображения и я мог легко представить, сколько до нее лететь и как она неласково встретит капитана дирижабля.
Сердце бешено затрепетало и успокоилось только тогда, когда я  понял, что ползу по огромной заплатке  в виде сердца.
 Но сердечко на оболочке, казавшееся снизу хорошеньким и аккуратным, здесь, наверху оказалось  сердцем  великана.
 Где то  в районе правого желудочка, мои перчатки окончательно разорвались и руки почувствовали жгущий холод стальных тросов. И ладно они были просто ледяными, они оказались еще и ржаво-колючими.
 Капли моей крови окропили дирижабль, и после этого можно было сказать, что мы с ним окончательно породнились.
 Я упрямо вскарабкивался наверх и  уже давно (и не раз) благословил и оболочку, и тросы и свои рваные перчатки.
Но чертово упрямство брало свое.
 « Надо терпеть» и «зачем я суда полез» – вот две горячие мысли, которые поочередно боролись с холодом вместе со мной. Надо терпеть и переключиться с неприятных мыслей.
И я стал думал о сердце дирижабля.
 Какой- то шутник не просто починил оболочку, он придал унитарной заплатке, какой- никакой, художественный образ.
 Наш человек этот шутник.
 С крамольными, но хорошо отвлекающими мыслями о том, «что если у дирижабля есть сердце, то возможно у него есть душа», я перевалился через ограждающий канат смотрового траппа.
Я так утомился, что, не понимая зачем, упал на деревянный настил и глупо засмеялся.
 Я смеялся, а мутные облака летели рядом спокойно и важно, касаясь меня своими лохматыми лапами. Я отвечал им взаимностью, и на душе было так хорошо, что на миг я забыл, зачем мои руки- ноги принесли мое теплое сердце к этим облакам…
Но смех смехом, а я здесь не для того чтобы релаксировать под звездами.
Я с трудом поднялся, хлопнул себя по щекам  и направился к носу дирижабля. Я крепко цеплялся за канат и с каждым пройденным метром, перед моими глазами появлялось увеличивающееся в размерах серое пятно.
Оно все увеличивалось и увеличивалось, пока я отчетливо не увидел здание из стекла и бетона.
Небоскреб встретился с нашим дирижаблем, где то в районе центра, и эта встреча запомнилась ему приличной вмятиной размером в три этажа.
 Нос моего дирижабля гостеприимно уткнулся в стеклянную дыру так, что не составляло труда, без стука, войти в высотное здание.
Оболочка оказалась крепче, чем я мог подумать и нос корабля в целости и сохранности, вдыхал ароматы цветов в зимнем саду.
Я переполз через гнутые перила и тут же оказался в сказочном лесу.
 В тени искусственного света мерцали дивные цветы, над головой качались сочные груши, а впереди между колючими  кактусами, манили к себе аппетитные арбузы.
 Я не варвар и знаю как вести себя в гостях, но все-таки не удержался и решил попробовать  полосатую ягоду. Ножик оказался под рукой и через мгновение я уже принюхивался к пластиковой дольке арбуза.
 «Вот откуда пословица висит груша, нельзя скушать» подумал я и швырнул подальше этот полихлорвиниловый фрукт. Безжизненные цветы глухо загремели листьями.
Сад оказался искусственным, Дебаггеру бы здесь точно не понравилось.
Отстучав положенную информацию своему помощнику, я оставил телеграфный аппарат в чудесном саду и отправился покорять просторы небоскреба.
Лифт был не занят, и я медленно спускался вниз, крутя по часовой стрелке ручку грузовой лебедки.
Через решетки лифта неторопливо мелькал тусклый свет коридоров.
 В них было пустынно и пахло сквозняком. По этажам носились мятые газеты и прятались лохматые кошки. Так как пугливые кошки не могли обрисовать мне текущую ситуацию, я обратился к старым газетам.
Из июльского номера «Островитянина», я понял, что мы все-таки на Девайсе и сейчас стоит прекрасная погода.
Я вздрогнул от холода и продолжил чтение.
 «Биржевой вестник», ошарашил меня новостью, про высадку на остров Девайс десанта Маздая, который вероломно высадился на севере, где правительственные войска оказывают яростное и упорное сопротивление.
В свистопляске мыслей, я впился глазами в газетные строчки и с ужасом понял, что началась война, а я очутился на оживленном перекрестке.
В квадрате высотных зданий, с газетой в руках, я нос - носом столкнулся с боевым танком Маздая.
Злобный пар валил из его черного тела, грязное дуло пушки ползло в моем направлении, а я, так  и не поняв в чем дело, вдруг оказался на передовой.

Я не разделяю общего мнения о безграничном могуществе современных танков,  человеку задавшемуся целью скрыться от этого монстра на гусеницах, не составит труда удрать от него подальше.
Но мне нужно было на корабль.
 Я попятился  к двери небоскреба, но короткая очередь станкового пулемета, заставила меня упасть на радушную землю Девайса и спрятаться за согнутый в дугу рекламный  щит.
Пулемет замолчал, но откуда- то сверху, на меня показывали пальцем и целились из винтовки.
Мне жутко не хотелось закончить свое путешествие, так и не узнав последних новостей.
Я резко вскочил и понесся противоминным зигзагом вдоль по улице.
Танк занервничал, зашипел-засвистел и, скрипнув по каменной мостовой железными гусеницами, двинулся в погоню.
 Я мчался как никогда, а железный монстр за моей спиной давил в беспомощной ярости афишную будку.
 Снаряды шрапнели, взрывавшиеся, где-то над головой, придавали моему бегу энергию и осмысленное продолжение.
 Осколки царапали разбитые окна. Желтый дым  взрывов летел за мной. Звон разбитых фонарей обгонял меня.
Пробежав пару кварталов, я застопорился у простеленного светофора и круто изменил направление.
Я вспомнил, что в столице Девайса есть парк развлечений, расположенный в шикарном городском парке.
Я не искал развлечений, мне просто хотелось жить.
 Добежав  до Чертова колеса, я забрался в люльку и притаился.
 Вдалеке были слышны взрывы и одиночные выстрелы…

               
                ****


Кабинки колеса обозрения поскрипывали  и качались как осиновые листья на ветру.
Кабинка, в которую я забрался, была сделана из серебристых стальных  пластин, наподобие чешуи и, по-моему, она скрипела больше других.
Слева болталось надувное сооружение в виде клоуна с лаконичной надписью «Касса».
Вдоль постриженной аллеи лежали опрокинутые детские велосипеды и киоски с растаявшим  мороженным.
Сдутый цирк хлестал воздух белыми флагами. 
Рядом на поляне паслись крохотные домики с нарядными окошками и пестрыми рисунками овечек и коровок.
Парк опустел с первыми выстрелами маздайских танков и только теперь, здесь и сейчас, я почувствовал, что война это не великие победы и заслуженные награды, а вот такие покинутые детские площадки.
К борту моей кабинки мощными болтами крепился странный и загадочный аппарат.
Он был похож на подзорную трубу, только окуляр был закрыт черными створками. На боку у аппарата имелась прорезь для монет. Сверху была наклейка с рекламными видами девайских пляжей.
Я пошарил в бесконечных карманах комбинезона и не обнаружил в них не одной монеты.
- Зарплату задерживают - обратился я к подзорной трубе – можно взглянуть в долг?
Но алчный аппарат был глух, нем и слеп.
 Для таких трудных случаев, у меня с незапамятных времен имелся универсальный ножичек.
Несколько взмахов и аппарат прозрел и, даже расщедрившись, стал плевать сериями из пяти монет.
Только заговорить он так и не смог, да если бы и смог, я бы ему быстро заткнул прожорливую пасть, потому что увидел нечто интересное.
Я вытер пот и протер окуляр.
Слева прогремело пару взрывов и в проулке показалась группа вооруженных маздайских солдат, которые громко рявкнули, помахали треугольным  флагом и понеслись в сторону моря.
Минуты через три, этот же отряд, молча и без флага, мчался, не оборачиваясь, в обратном направлении.
Вместо них их проулка вылез двухэтажный паровой монстр и начал быстро, зло и не точно обстреливать побережье. Дым и коричневые взрывы поглотили пляжные лежаки и спасательную вышку.
Танк был так близко, что я отчетливо видел его бортовой номер 198 и рыскающий перископ на башне.
Ветер нарастал.
Вместе с ним  выполз низкий морской туман и скоро, я уже с трудом различал и доблестных солдат и яркие вспышки танковых пушек.
Аппарат выдал последнюю порцию денежек, церемонно поклонился  и  испустил дух.
 Я привстал, осмотрелся и снова присел на широкую скамейку. Моя  кабинка была похожа на большую хищную рыбу, и  я сидел в центре ее раскрытой пасти.
Если бы месяц назад, мне кто-нибудь сказал, что я буду скрываться от маздайцев на колесе обозрения, а в центре острова меня будет ждать мой дирижабль, я бы в зависимости от настроения или покрутил палец у виска или рассмеялся в лицо.
Но моя ситуация была именно такая и вместо смеха и пальца у виска, нужно было придумать  как попасть  в центр Девайса.
Новый порыв туманного ветра внес ясность на мои дальнейшие планы.
 Оказывается, пока я читал лекцию подзорному аппарату о жадности, а затем размышлял о путях неисповедимых, моя кабинка, скрипя и раскачиваясь, поднялась над землей.
 У меня было железное (точнее «гипсовое») правило, сформированное еще с детских бесшабашных времен - не видишь куда прыгаешь, не прыгай.
И хотя сейчас я командир дирижабля, но летать так и не научился.
 
 Ладно, сделаю круг и все обдумаю, это безопаснее, чем лежать между воронок на площади.
И тут я вспомнил, что читая однажды туристическую брошюрку про остров Девайс, я удивился изобретательности местных инженеров.
Чертово колесо острова Девайс работает не от пара, а от энергии ветра, которую улавливают два исполинских пропеллера по краям.
 С помощью системы зубчатых передач и распределительного вала, сила ветра помогала островитянам получать не плохие дивиденды от развлечения. Чем сильнее ветер, тем быстрее вертится колесо.
Ветер. Вот почему колесо поднимает меня в коричневую морось.
Интересно, в ураган бывают скидки?

Ветер делал свое дело и уже через полчаса я достиг центральной развлекательной площадки.
Мимо меня медленно проползали гнутая металлическая арматура и перилла, украшенные початками из чугуна. Верхняя развлекательная площадка находилась в центре гигантского круга и имела трапп для выхода из кабинки.
Пролетая мимо траппа развлекательной площадки,  я вспомнил, что не заплатил за путешествие.
И тут в коричневом тумане мелькнули две камуфлированные фигуры и четыре мускулистые руки выдернули меня из кабинки, заткнули  рот, больно скрутили запястья за спиной и стукнули по затылку для надежности!
Фиолетовые  пятна в моей голове разлетелись от центра к окраинам. Миг, и я оказался на разноцветных решетках центральной площадки.
Кто они такие, враги или нет, я не знал и поэтому не нашел ничего лучшего, начав путано объяснять про безбилетный проезд.
Связанный и побитый я пытался объяснить, что не успел купить билет ввиду сильного обстрела, но мутные фигуры были немногословны и крайне неприветливы.
После пары неудачных попыток объясниться, я на своей шкуре понял пословицу, что молчание золото.
 В мой рот  запихали горькую тряпку.  Меня покрепче связали, и я замер
 лицом вниз, обозревая лишь чужую обувь и щели в дощатом полу.
 Мне вывернули карманы и я слышал как на деревянный настил глухо упал мой ножичек. Прощай ножик, прощай добрая память, о Дебаггере…
Вдруг что-то неприятно-холодное обожгло мою шею. Я невольно вздрогнул.
- Что холодная винтовка, -  задал мне вопрос хозяин горных ботинок
- хочешь, согрею?
Я  не успел ответить.
- Лежи и не дергайся – хрипло посоветовал обладатель черных сапог.
- Он сломал подзорную трубу - горестно произнес хозяин ботинок, и я услышал, как он передернул затвор винтовки.
- Что будем делать, сержант? - спросил простуженный голос.
- Допросим и…сбросим…- тихо и зловеще ответил сержант.
Я взвыл дурным голосом и снова получил порцию животрепещущих ударов.
- А может, отправим его… к нашим… - прохрипел первый.
- Не хочется возиться… - ответил шепотом второй –  и тащить это тело через  линию фронта.
Мое тело похолодело и замерло. Все кружилось и  качалось. Наверное, это результат долгого полета на дирижабле.
- А вдруг он…знает – спросил первый и глухо чихнул.
- Да что он знает. Дрожит как заяц от страха - сказал сержант и стал что-то очень тихо объяснять своему подчиненному.
 Наверно они перешли на жесты, я слышал только нарастающее шипение. Никогда не думал, что моя судьба будет решаться на чертовом колесе, в споре между хозяином черных сапог и  обладателем горных ботинок.
-  Хорошо…- что хорошо, и кто это сказал, я не определил и тут же поплатился за непонятливость,  меня стукнули кованым ботинком, но рот освободили.
- Ну…  - обратился хриплый голос, по-видимому, ко мне.
 Я не поднимая головы, и, как можно спокойнее, произнес. - На моей груди есть бейджик, на нем мое имя и торговое звание.
- Что ты нам мозги поласкаешь, какой бейджик, какое звание, чертов маздаец,  - не сразу понял сержант.
Последние слова утонули в моих мысленных аплодисментах. Ура, это были девайсцы!
Я не громко,  боясь  спугнуть удачу, проговорил.
- Я командир торгового дирижабля. Конвой «00-13». Идем  с мирным грузом в Оптопорт. Зашли за углем. Потерпели аварию.
Меня перевернули на спину и осмотрели. Бейджик  был снят и подробно изучен.
- Кочегар, зачеркнуто, старший кочегар, снова зачеркнуто - пытался расшифровать мой бедный бейджик высокий прямоугольный сержант в коричневом камуфляже.
 - Капитан дирижабля …пока не зачеркнуто,  тут еще не хватает адмирала и будет полный набор.
Сержант ухмыльнулся и, обращаясь к  такому же громадному,  коричневому другу сказал.
 - Ну, маздайцы, совсем обнаглели, с таким липовым документом я встречаюсь впервые…
- Если бы его документы делали в маздайской контрразведке – парировал «простуженный» (как я его называл) -  мы бы не смогли к ним придраться даже после рентгена. Помнишь  документы благочестивого Дона Мамона. Ты тогда у него еще благословления попросил, он нас и благословил, потом…. артобстрелом из всех орудий.
Я тактично молчал.
- Маздайцы, хитрые… знают, что мы знаем, про их документы,- сержант потряс мой бейджик огромным кулаком -  вот и подослали липовую липу. Они нас не уважают, это же уловка для простаков.
- Вот, поэтому его нужно доставить к нашим…- сказал напарник. Он бережно взял бейджик и спрятал его в нагрудный карман -  там разберутся.
- Хорошо…. Эй, кочегар-адмирал - обратился ко мне недоверчивый сержант - расскажешь свою увлекательную историю нашему командиру. В пути не рыпайся, шума не поднимай - тут он перешел на вкрадчивый шепот - надеюсь, ты понимаешь, что это в твоих интересах.
Это я понимал.
Меня снова угостили влажной тряпкой, и мы втроем дружно зашагали к центру колеса.

В середине колеса обозрения имелась лестница, которая была перекинута через приводной вал, идущий от едва различимых вентиляторов.  Лестница упорно вибрировала, и под ногами чувствовалось мощь и энергия ветра. Мы шли, не останавливаясь и наконец, пройдя  центральный вал, меня развязали и дали глотнуть свежего воздуха.
По другую сторону лестницы обнаружился трос, накинутый на один из шкивов приводного  вала. Рядом в куче располагались веревки с карабинами, и какие-то детали типа кронштейнов.
 Из этой неаккуратной кучи, «простуженный» стал вязать замысловатые узлы, а сержант дунул в дуло винтовки, с удовольствием потер приклад о свой камуфляж и взял меня на мушку.
 У меня не было ни малейшего сомнения, что если я чихну или переступлю с ноги на ногу, его рука не дрогнет, а палец без труда найдет спусковой крючок, и главное после этого его не замучают угрызения совести.
Наверное, трос прицепили недавно, и служил он, в этих диких местах, малозаметным транспортным средством.
- Поехали – нетерпеливо прохрипел девайсец. Он без церемоний опутал меня веревками, защелкнул  карабины на тросе и толкнул вперед. Быстро осмотрев произведение своих рук,            «простуженный», в два прыжка обогнал мою сцепку и в прыжке, пристегнулся к тросу впереди меня.
Нас потащило по деревянной площадке, и вскоре я висел над пропастью как молодой десантник или как сушеная рыба.
 Моими попутчиками по путешествию на тросе были двое из тумана. Я висел между ними и совсем освоился в небесах, не замечая ни скрипа страховки, ни направленной на меня винтовки.
Я с интересом разглядывал, проплывающие сквозь туман, плоские крыши домов и думал, что когда-то я боялся высоты…
В середине пути земля совсем исчезла из видимости, и я видел только бесконечный трос над головой и коричневую спину простуженного.
Когда я совсем освоился на тросе и даже хотел подмигнуть сержанту, послышались частые выстрелы. Я взглянул вниз и между ног угадал кривые черточки окопов, укрытые артиллеристские позиции и дымящий броневик с оторванной башней.
 «Висим над линией фронта» - подумал я и почему то приподнял ноги.
 Там внизу, было не до нас - крупный отряд маздайцев, под аккомпанемент грохочущих батарей, пытался атаковать памятник первым переселенцам, стоявший на холме.
 Я его видел в рекламной брошюрке, ничего особенного, типичная статуя в стиле местных островов, только размер выдающийся.
 Но видимо, девайсцы не собирались расставаться со своим культурным наследием и нещадно палили из пулеметов. Две пулеметные точки я разглядел прямо у гранитных сапог бравого молодца, похожего на грабителя из таверны.
После дружного маздайского артналета, памятник оказался ранен в ногу и пах, и осколки гранита страшным веером погребли под собой все живое
Что произошло дальше, и какова судьба памятника, я не успел досмотреть и неумолимый трос унес нашу тройку в коричневую даль.
Наш путь окончился так же неожиданно, как и начался.
Мы висели над снежными вершинами невысоких гор и, вдруг ноги почувствовали деревянную площадку, а глаза выхватили из тумана треугольную вышку.  Простуженный, как заправский парашютист собрался в комок и, отстегнув карабин на поясе, кубарем покатился по настилу в направлении вышки.
Его тут же подхватили такие же коричнево - камуфлированные бойцы и начали обнимать и радостно трепать по затылку.
Поднялся невообразимый шум, хохот и шутки доносились со всех сторон, и было видно, как ждали здесь моих попутчиков.
Позади, отстегнулся сержант. Он, судя по грохоту винтовки, тоже  перекувыркнулся и попал в дружеские объятия встречающих. Радость была не передаваемая, вверх полетели зеленые каски, коробки от противогазов и улыбающийся сержант.
Только меня не ждали и вспомнили только тогда, когда я с треском пролетел колесо на вышке и уже отправился в обратную дорогу.
В этот момент простуженный, освободился от опеки и озадаченно спросил.
- А где этот,…  что с нами прилетел.
Меня, наконец, отцепили и под пристальными взглядами окружающих, отконвоировали в бывшую гостиницу «Горный воздух», а теперь штаб «обороны третьего сектора».

Пройдя под уклон по  каменной дороге, мой конвой, состоящий из двух солдат, молчаливого сержанта и «простуженного», прибыл на площадь перед двухэтажной гостиницей.
 На  роскошной  террасе  все еще стояли круглые столики и покрытые снегом стулья.
Вход в штаб бдительно охраняли двое разновозрастных бойца и длинные, спускающиеся с крыльца сосульки.
Мне приказали тихо стоять, и сержант исчез в темноте дверного проема. Я уже порядком замерз и старался как можно тише дрожать в своем не по сезону легком комбинезоне, когда дверь хлопнула и перед нами, во всей красе, предстал гордый сержант, с маленькой новенькой медалькой на груди и счастливой улыбкой на лице.
Он великодушно пригласил меня  следовать за ним, похлопал по плечу молодого солдата стоявшего в карауле и сладко потянулся.
 Понятно, настроение у сержанта лучше не придумаешь. Хотел бы я поменяться с ним местами, его ждет добрая компания и вечернее сражение с  отрядом бутылок крупных калибров, а меня - допрос с пристрастием… а  вечера я может, и не увижу…
На втором этаже гостиницы, в охотничьем зале с роялем, и как полагается с камином, стоял массивный стол.
 За ним, сидели и  с нескрываемым любопытством наблюдали, мое первое пришествие, три (судя по кожаным куткам и шлемам) авиатора паролетов.
Левый авиатор был самым маленьким и при желании мог полностью  спрятаться за стоящей перед ним пишущей машинкой.
Справа, вальяжно развалившись на стуле, сидел летчик в больших очках на пол лица.
Главный авиатор (главный раз сидел в середине) встал и, пройдя мимо жестяного рыцаря с арбалетом, подошел к витым решеткам окна. Он посмотрел вниз, затем покачал головой и, развернувшись ко мне фронтом, стал смотреть мимо меня.
Я томительно ждал допроса, но видно здесь не заведено торопиться, ну я не форсировал события…
В центре стола мой взгляд остановился на огромном ящике с песком, на котором воспроизводился рельеф острова.
 Горы были покрыты мелом, реки и проливы присыпаны, синим порошком. Город вздымался объемными бумажными небоскребами. В центре острова находились группы оловянных солдатиков с пушками и рекламным плакатом торчал мой бейджик.
Видя мое неподдельное любопытство, два авиатора повернули головы к сидевшему справа летчику и он,  не сводя больших глаз с моей загадочной персоны, вынул из песка мой многострадальный бейджик и  неторопливо закрыл макет скатертью в красный горошек.
За окошком кто-то требовал порядка во вверенных ему войсках. Но видимо, порядка он так и не дождался, потому что этот  кто–то, громко выругался и послал всех разгребать снег.
Помолчали…
Постояв так некоторое время, главный авиатор полил цветы на окошке и снял шлем.
После этого я снова понял, что еще могу удивляться.  Авиатор оказался девушкой, приятной во всех отношениях. Она вопросительно взглянула на маленького  летчика, и тот быстро отстучав что-то на машинке, отдал напечатанный текст летчику в очках. После того как последний поставил свою незатейливую подпись под документом, бумага оказалась в женских руках.
Она взглянула на серый листок, легким и неприметным движением поправила короткие волосы  и свернув в трубочку подписанный документ, посмотрела вдаль.
Я ждал развития событий, но на этом мой, если так можно выразиться, допрос был закончен!
Девушка- авиатор нехорошо кивнула конвою, и кто- то больно дернул мою руку.
 Очень печальные и в то же время умные глаза, вот что я запомнил, прежде чем  конвой выпихнул меня из штаба.
Аудиенция была окончена, но мои сомнения и тревоги не исчезли, скорее наоборот.
Что же значит этот документ и ее кивок - расстрел, вон там, у склада угля… или просто допрос отменен?
Всегда вериться в лучшее, а происходит…

Склад угля прошли быстро и без приключений. Конвой связал мне руки и, не отвечая на мои глупые вопросы, толкнул в сторону горной дороги.
 Долгий спуск вниз, повороты, повороты и после таблички «национальный парк - Гейзеры Алиаса», перед моими глазами,  раскинулся палаточный городок беженцев.
Сотни палаток кварталами- квадратами выпускали столбы дыма посреди долины, окруженной заросшими горами.
По периметру городка, вросли в снег зенитные дрезины и упавшие дирижабли.
Ряды умывальников, прибитых к столбам, утыкались в кипящие полевые кухни. Большая палатка, с змеей и бокалом, возвышалась в центре.
Группа лиц, от малых до старых, чистила картошку на кухне и вычищала от снега уличные дорожки.
 У края палаточного городка поднимался пар от бурлящее - шипящего озера, в котором в гигантских дуршлагах гражданские беженцы варили яйца и кипятили солдатское белье.
Свободные от работы, сидели на поленницах дров.

 Жители лагеря были одеты  в одинаковые тулупы из овчины, которые, наверно недавно, выдали со складов гражданской обороны.
Те, кто сидели на поленнице, с поднятыми воротниками (как взъерошенные воробьи), лузгали семечки и внимательно изучали мою личность.
 Наверное в этих глухих местах, человек со связанными руками и идущий под прицелом конвоиров, не вызывает симпатии. Мы  прошли рядом с насиженной поленницей, и я не заметил ни одного человека, кто бы ни хотел попасть в меня шелухой.
Мое конвоирование окончилось у входа в пещеру, у которой стояли туристические щиты с пояснениями, поверх которых, огромной надписью краснела незаконченная фраза «победа или…».

В пещеру, куда меня попросили быстро шагать, вела узкая и скользкая тропинка.
Внутри было темно, сыро и уныло. Мне кинули старую насквозь простреленную шинель, деревянные двери с грохотом захлопнулись за моей спиной, и я всем телом ощутил непередаваемый дух местной темницы.   
По краям (видимо большого зала) стояли наскоро сбитые нары, на которых лежали тихие сидельцы.
Я выбрал свободный угол, укутался в хорошо проветриваемую шинель и так быстро и крепко заснул, что проснувшись, долго не мог понять, кто я, где я и зачем мне все это надо…
Тогда мне приснилась необычайно красочная картинка, что даже сейчас, по прошествии некоторого времени,  все еще сомневаюсь, сон ли это…
«Я лежал, нет скорее, я возлежал в чистой белой одежде на краю длинного как дорога стола, на котором грудой желтого песка вздымался макет, крупного города. На высотных зданиях и небольших аккуратных домиках, багровыми пятнами вырывались из темени дрожащие стены, украшенные нервными факелами.
Ночь окутала темной паутиной и  вдруг, я ясно увидел, что с темной  стороны стола, ко мне хищно и неотвратимо приближается незнакомка.
Она волочилась коленками в черных клетчатых чулках, прямо по песку, по бумажным домикам. Остовы домиков жалобно хрустели и, как использованные пачки сигарет глубоко вдавливались в песок. Беспощадная кожаная юбка разрезом впереди, сметала на своем пути все новые улицы и переулки.
Незнакомка, сверкая глазами, хищно двигалась вперед, изгибаясь всем телом. Ее антрацитовые  волосы, уже щекотали мои руки. Когда она томно остановилась, точеные ножки и длинные ноготки, без объявления войны, взяли меня в плен.
 Она была так близко, что я увидел и густые сполохи огня в плотоядных глазах и трепещущую венку под серебряной цепочкой.
Я в упоении, от творящегося действа, протянул ввысь руки, и полный желания прикоснулся под ее вороной курткой к большой и теплой… бомбе!
Я видел ее умопомрачительный вырез, усмехающиеся глаза и взведенную адскую машинку, всем телом понимая, еще мгновение и …»

- А-А-А! –  закричал я от ужаса, наполовину проснувшись.
- Кошмары снятся -  понимающе отозвались у небольшого костра, вокруг которого сгрудились несколько заключенных маздайцев. - Потерпи недолго осталось.
Я сделал вид, что все еще сплю и прислушался. Говорили только двое.
- А ты думаешь, недолго?- спросил кучерявый маздаец, шуруя палкой в костре.
- Ты видел, что ему принесли на ужин - ответил младший офицер, морщась от дыма, – так кормят только перед расстрелом.
- Как думаешь, за что его? – снова спросил кучерявый и подбросил полено в костер.
- Наверное, есть за что - чихая и кашляя, ответил офицер – это…хватит уже дров…
- А вдруг он наш разведчик, вот и вырядился,… а его поймали… - не унимался кучерявый.
- Что ты меня допрашиваешь как в контрразведке!- повысил голос офицер. - Все может быть.
- А что с нами будет? – спрашивал кучерявый, словно не слышал.
- Я сейчас тебя головешкой угощу, вот что будет…- не торопясь ответил офицер. Он помолчал и тихо сказал. - Погибнем как герои за правое дело.
- За что погибнем? – требовал разъяснений кучерявый.
- За то, что хотели разбомбить штаб – ответил  офицер.
- Нет, это понятно, я вообще…- развел руки кучерявый.
- Вообще… вообще…- передразнил офицер. Он встал, выпрямился и, не отрывая глаз от костра, продолжил.
- Мы много не понимаем сидя здесь в плену. Не понимаем, что сейчас на наших глазах, пишется мировая история. Не понимаем, что от нашего выбора, потомки будут судить о нас или как о достойных сынах отечества или как о безвольном планктоне.
Наше жизненное пространство ограничено нашей небольшой территорией. Как  можно дышать, если на твою грудь давят пятеро. Как можно встать, если тебя скрутили по рукам и ногам. - Голос офицера стал уверенным и как камень крепким. Эхо с трепетом  разносило его по пещере.
- Наш народ умный, образованный, дисциплинированный, оказался в этой смертельной ловушке. Как можно развиваться, если все стратегическое сырье, весь уголь находится на территории других стран? Разве это справедливо?… Разве это честно?… Мир был создан без границ!… Без границ он и исчезнет!…
- А вообще я и не собираюсь погибать именно здесь - сказал офицер и зевнул.- Вам несказанно повезло, что я люблю путешествовать. До войны, с ознакомительными целями, (последние слова он особенно подчеркнул) я бывал в этих местах.
Мало того, с картой и компасом, я облазил эти пещеры с ног до головы. Здесь раньше был  второй выход, сейчас он завален, но я примерно помню, где он …
Офицер тихо позвал за собой и, когда все отошли в сторону, полез, куда- то вниз.
- Есть – спокойно сказал он – Слушать мою команду! Сегодня к утру, полезем… и его возьмем….
Меня приняли в группу заговорщиков и уже в полночь мы превратились в слаженную бригаду девайских кротов. Не прошло и часа, как мы под руководством деятельного маздайского офицера,  выползли в свободную часть постоянно окружающей нас темноты.
После этого все пошло как в дурном и дешевом водевиле. Мы обезоружили конвой, связали и заткнули глотки безоружным бойцам и после этого, я начал действовать.

Винтовку, которую мне выдали  заговорщики, оказалась направлена на маздайского офицера, чей презрительный взгляд я ощутил даже в темноте. После того, как я демонстративно и немного галантно  передернул  затвор винтовки, маздайцы дружно подняли руки.
Я не прицеливаясь, выстрелил  в вверх.
Вздрогнули все.
 Из ближайшей палатки бежал девайский  патруль, а мои пленные, после выстрела, начали нервно смеяться и как подкошенные падать в снег. Всех больше смеялся офицер. Он тонул в снегу и выплевывая снег, пытался мне что-то объяснить.
- Поставь, поставь на предохранитель -   говорил он из сугроба, еле сдерживая взрывы смеха.- Не пристрели нас случайно.
Только после дружеского ужина, который перерос в завтрак, я понял, что был участником,  по-моему, наиглупейшей проверки, точнее полного балагана. Как я позже узнал, сам того не желая. я оказался в круговороте различных разведывательных операций.
 Я был не сказано, возмущен этим цирком и высказал все, что я думаю, о том, куда они должны засунуть свои разведприемчики, выложил все, что я думаю о методах контрразведки и спецопераций острова Девайс со всеми окружающими его островками, мелями и рифами.
.
Утром молчаливый посыльный, предложил мне  срочно следовать за ним на железнодорожный переезд. Что там  меня ожидало, он не сказал и проехав на дрезине несколько километров, мы уткнулись в стоящий на запасном пути бронепоезд.

Он стоял под парами и пыхтел как заслуженный чайник. Я прошел по спущенному траппу в открытый люк третьего вагона и оказался в загадочном железнодорожном мире.
Весь бронепоезд состоял из пяти вагонов. Третий вагон шел сразу за паровозным отделением и был пулеметно – артиллеристским.
По проклепанным стенам, линией света расположились винтовочные щели,  между ними размещались выпуклые  ячейки пулеметчиков, а над головой висели вращающиеся пушечные башни. К ним вели две металлические лестницы, витиевато украшенные нецензурными лозунгами.
 У дальней стены, находился пост телеграфиста и штабной столик. Бойцы сидели в центре, у пирамиды с винтовками, и заправлялись манной кашей.
Пока я присматривался к новой обстановке, бронепоезд тихо - плавно отчалил.

Не высокий, но солидный начальник бронепоезда, отдав положенные команды, поправил гражданскую железнодорожную фуражку и покручивая пышные усы, показал мне внутреннее расположение бронепоезда.
Он провел меня по всему составу, а в головном вагоне разрешил полюбоваться проплывающими окрестностями через прицел носовой пушки и после короткой экскурсии затащил к себе в каюту, в четвертый вагон.
Каюта не  пустовала.
В ней мило беседовали, погладывая в откидные амбразуры, компания спецназовцев, что доставила меня в штаб от колеса обозрения, «маздайский» офицер и девушка авиатор.
- Осторожно двери закрываются, следующая станция центр Девайса.- сказала девушка, увидев мой удивленный взгляд.- Садись не стесняйся, нам еще вместе метро штурмовать.
- Какое  метро? – не понял я.
- Подземное… – туманно пояснила она.
- Акцесс - представилась она и протянула прохладную руку.- Командир эскадрильи паролетов… Так же и заместитель начальника контрразведки.
Она улыбнулась, поразив меня в сердце ямочками на щеках.
- Ты наверно еще не совсем понимаешь, что происходит, поэтому слушай внимательно - сказала она и передала слово бывшему маздайскому офицеру.
Привет, меня зовут Орент - пояснил он. – Начну сразу и не издалека. Первое, пока ты прохлаждался в заточении, мы проверили тебя по своим каналам. Второе, дирижаблей у нас не осталось, их разбомбили в первый день оккупации…  Поэтому твой дирижабль для нас как манна небесная. Есть для него одно очень важное дело…
Он  протянул мне тарелку с кашей. Я рассеяно взял тарелку и куда- то воткнул ложку.
- Мы долго думали, как нам проникнуть в центр Девайса.
 По канатной дороге? Ну ладно, до парка мы доберемся, и пусть даже десант высадится, а дальше? Штурмовать два квартала, без поддержки артиллерии и пулеметов?- Орент покачал головой. - А обратное отступление….И дорогу засветим и сами не  уйдем…
- А если высадить десант морем?- спросил я.
Все  дружно заговорили…
- Не получится…
- Мелко и фарватер меняется каждый день…
- Лодки придется тащить волоком…
- Если мелко, может тогда «по морю, аки по - суху» - снова предложил я.
- По берегам стоят звукоуловители и прожекторы, в море разбросаны сигнальные мины - пояснила Акцесс - да и нет у нас, как у маздайцев, танков с оборудованием для подводного плавания. Без них нас быстро опрокинут в морские ямы.
- И тогда решили штурмовать центр бронепоездом…- сказал капитан бронепоезда и все немедленно оживились.
- Бронепоездом - согласился Орент -  пока про него маздайцы не знают.
 И не просто бронепоездом, а по железнодорожному пути  метрополитена. Прорвемся на нужную станцию метро и высадим в центре и тебя и группу прикрытия.
 Сейчас мы двигаемся к станции метро «Красное Предгорье» - она на поверхности, она в наших руках … Но следующая станция уже подземная, в руках маздайцев.
Орент прошелся туда- сюда, обдумывая детали операции, и становился в центре железного пола, у какого- то отверстия.
- По последним донесениям разведки, рельсы все еще целы. Вдоль насыпи стоят две долговременные защищенные огневые точки.  Если быстро пролететь дзоты, которые охраняют вход в подземную часть метро, мы успеем проскочить и высадить десант на станции «Площадь 26 девайских героев».
-А это, именно то место, где находится небоскреб с дирижаблем – пояснила Акцесс.

До «Красного предгорья» было около часа.
Поезд, петляя, между горных хребтов, шагал по шпалам все ниже и ниже. Снега стало меньше и заметно потеплело.
В амбразуре проплыли одноэтажные домики,  похожие на дачи, состав сбавил скорость, и я понял, что мы подъезжаем к станции.
Станция была полна дорожными звуками.
Из загнутой и дырявой водопроводной трубы хлестала вода. У железнодорожных стрелок перекликались караулы. Рядом с полосатыми будками шипели горячие  пулеметы. Угрюмые санитары несли к госпитальной палатке раненных солдат.
 Бронепоезд, устало  пыхтя, притормозил.
К поезду подбежал красный и вспотевший начальник станции и, махая руками, еще не остыв от волнений, объяснил, их гарнизон только что отбил атаку маздайских броневиков.

Нельзя было терять ни минуты. Только вперед, пока не утеряна внезапность.
Бронепоезд вышел от станции и сразу пошел в атаку.
Я взял винтовку, присел на скамеечку  и пристроился у свободной  щели.
За станцией открылось большое ровное поле. Пролетела последняя линия девайских окопов, мелькнула нейтральная полоса, промчались вражеские позиции.
В смотровую щель я успел увидеть крайне удивленных маздайцев и офицера, метко стреляющего из пистолета в борт бронепоезда.

Броневики, а их я насчитал пять штук,  уходили от станции задним ходом.
Как только броневики оказались в зоне обстрела, бронепоезд остановился и… здорово громыхнуло.
Орудия били точно.
Сначала черным дымом окутался ближайший броневик, тут же в него попал второй снаряд, и после третьего, раненная машина  взлетела  на воздух.
Я даже пожалел, что для моей винтовки не было работы, трехдюймовые орудия  превращали машины в груды смятых консервных банок. Взрывы сопровождались мощными хлопками и жуткими вулканами белого пара.
Бравый экипаж последнего броневика, увидев, что расклад не в их пользу, резво покинул еще боевой броневик. Недобитые маздайцы, как ошпаренные, понеслись в разные стороны. И сбежали они очень своевременно, так как залп бронепоезда поставил победную точку, прямо в центр броневика.
 Мы снова тронулись и почти проехали поле боя, оставив после себя кучи железного хлама, когда из-за холма, выполз тяжелый маздайский танк.
Земля вокруг него закипела от взрывов, но он упрямо и неотвратимо выходил на дистанцию прямого выстрела и до того, когда в него попал губительный снаряд бронепоезда, он произвел выстрел.
Танковые пушки, достаточно большого калибра, одновременно и прицельно, тремя яркими вспышками ударили в нашу сторону, и мне показалось, что я увидел снаряды, которые летели в мою щель.

продолжение следует…