Дрейк Калгар
(http://www.proza.ru/avtor/korsar45)
Публикуется с согласия автора
Мир убийственен. Сквозь полумрак, из недр земли, дождавшись своего часа, выбирается на поверхность жизнь – единственное, что осталось от ярких неоновых вывесок и дешёвых алкогольных напитков. Расплёскивая тени, несутся по разрушенным улицам их хозяева.
Вой.
Крики.
Разбитые камнями зеркала.
Осталось мало. И совершенно тихо, когда жизнь спит. Играет классическая музыка, а над потолками пещер рычит мотор машины. Где-то там, на вершине, есть целое кладбище боли и ненависти, голода и похоти. Но мы никогда не могли его найти. Честно говоря, в этом … новом … мире мы можем найти лишь одно место.
И туда еженощно стекается вся жизнь. Туда, где запах всё ещё не гнил, а стены с каждым циклом всё крепче. Это настоящий вызов. Или последнее испытание. За теми стенами, от которых пахло уничтожающим запахом жизни, лежит и дрожит мужчина. Он почти сошёл с ума от одиночества. От того, что за стенами раздаётся его родная речь, а демоны так похожи на людей. Ставни крепко забиты, из щелей смердит чесноком, осколки зеркала на крыльце. Каждую ночь вампиры собираются, словно на громкую вечеринку, и стерегут этот дом, в котором остался последний человек. Быть может, всего мира, а быть может всего лишь в окрестностях. В стаю редко приходят из далёких неизведанных земель.
Когда ночь вступает в полноправное царствование, когда луна, уже позабывшая про то, как выглядят облака, выбирается на самый пьедестал, из тьмы появляются уже не просто твари. Появляется вожак. Без свиты, но с огромным тянущимся привкусом страха. Очень быстрым, деловым и грозным шагом мчится он к месту своего вечного паломничества, чтобы наслаждаться этим антиутопическим видом. Он больше других походил на человека. У него одного проснулось желание в одежде, а точней в её смене. И вот сейчас он стянул с манекена в полуразрушенном торговом центре пиджак и натянул его на голое тело. Нацепил какой-то парик, чтобы спрятать выпадающие собственные волосы. И разбил об голову целый флакончик духов.
Только не спрашивай, что случилось. Кажется, мы были такими всегда. Пили кровь, боялись света, но при этом тянулись к нему. Хотели свободы, но не знали, в чём она проявляется.
Видели свободу.
Вот только путали её с пустотой.
И пытались утянуть других с собой.
Заскрипели бетонные осколки, раздался сочный хруст, взвизгнула жертва. Пришёл тот, кого стоит бояться.
«Элаби! Выходи!» - рычало грозное существо.
Зазвучал второй концерт Брамса для рояля. Точней стал ещё громче.
От злости Летиф поднял камень побольше и швырнул его в стены дома. И все последовали его совету, устроив человеку звуки дождя. Огромного дождя. Даже скорей града. Подойти они не могли, потому что всё здесь пропахло чесноком. Элаби и сам пропах чесноком. Элаби уже тошнило от чеснока, но выхода не было. За один день от них не убежать.
Мы всё ещё помнили этот дом. Когда мир был в порядке, стены были раза в четыре тоньше. Теперь же это напоминало больше какой-то бункер. Каждый светлы день, пока мы спали, он искал нас и убивал. Но нас становилось ещё больше. Мы сами не знали, почему. Казалось, люди исчезли ещё четыре месяца назад. С тех пор чеснок пахнет жизнью. С тех пор Элаби и его методы выживания стали для нас свидетельством, что мир всё ещё держится. Поэтому для кого-то из нас он стал чем-то вроде бога. Бога, которого можно съесть.
Каждый день из-под земли мы слышим, как он плачет. Как он подбирает наших жертв и ведёт их на кладбище, которые мы так и не можем найти. Когда голод одолевает, мы сходим с ума, и Летиф уже не способен помочь. Его рыка не хватает, чтобы пожирание остановилось. И он убивает. Просто сворачивает шею и бросает тела к порогу дома. Два-три уже давно холодных трупа. И каждое утро Элаби начинает с плача. Мы помним его дом. Но дольше всех его помнит именно Летиф. Порой кажется, что даже до того, как вампиры появились, Летиф приходил к крыльцу его дома и бросал камни в окна. Быть может, Элаби стрелял в него из ружья, заряженного солью, чтобы прогнать.
Иногда Летиф тешит нас байками о том, как люди жили до всего этого. Очень странно, ведь все мы были людьми когда-то, но мозги не испортились только у него. И только он от этого всё ещё всё помнит. Только говорит мало. Быть может, поэтому он и стал вожаком. А быть может, и потому что был сильнейшим.
С каждым циклом ураганы воют всё чаще. А гроз почти нет. Облака – редкая вещь в новом мире. Но с небес льются теперь только освящённые дожди. В такие времена даже земля обжигает. И мы рады, что облака приходят крайне редко.
Летиф дождётся, когда горизонт начнёт загораться, и прогоняет всех обратно в норы. Чтобы постоять возле двери. Кажется, он что-то говорит туда, когда музыка убавляется. Когда Элаби уже давно спит под кроватью, заткнув уши затычками. Потом поднимает осколок зеркала, разбитого нынешней ночью, и вонзает в дверь. И потом уходит.
И снова тишина.
Рычит мотор. Визжит пила.
Где-то далеко на кладбище появляются новые тела.
Весь мир теперь наш.
А потом борьба продолжилась. Собаки выли, а голод сводил с ума. Он и до сих пор сводит. Но тогда он сводил особенно сильно. В ту ночь.
Облака, редкие гости, впервые за месяц приплыли из-за горизонта, но они были такими тонкими, что мы всё равно видели луну сквозь них. Тогда звучал реквием Бетховена. Летиф, как всегда, расставил караулы.
Для нас дом Элаби был теперь местом жизни. Кажется, ничто нас больше не интересовало, чем он. Хотелось вспомнить, какова на вкус человеческая, свежая, кровь.
И тогда сошли с ума все. Если бы не Бетховен, мы бы услышали, как отпирались замки и отодвигались засовы. Элаби пытался выпить виски, но его нервы наконец-таки не выдержали. Он сжал бокал так сильно, что разбил его. И кровь смешалась с алкоголем. Не просто это сводило с ума. Всё обезумело, когда из-за двери Элаби высунул свою раненную ладонь. Кровь капала на порог. И тут же, раньше, чем первый это заметил, он уже закрыл дверь. А тот, кто прилетел на порог, задохнулся от чеснока.
Обезумели все, потому что увидели человеческую кровь. Но страшней был взгляд Летифа. Одним ударом он расплющил стоящего рядом. А потом достал из кармана своего пиджака флакон духов и разбил его о крепкий лоб. И почти моментально оказался на пороге, где ещё жидкой лужицей блестела кровь. С ненавистью раздавив окровавленные доски, он принялся жестокими прямыми ударами колотить дверь. Не так, как если бы он пытался достучаться до хозяина. Он бил дверь, как самого страшного своего врага.
И никто не мог подойти к нему.
А потом случилось то, чего все уже ждали несколько месяцев. Вместе с дверью треснуло всё, что ещё защищало дом. Внутренности уже виднелись, сквозь трещины, и Летиф с криками стал колотить ещё сильнее. Наступила тишина, что помогала прочувствовать мелодии Бетховена. На порог полилась тень. И выстрел ружья встретил труп задохнувшегося. От Летифа разило тошнотворным количеством благовоний. Он вырвал ружьё из рук мужчины. И пока остальные пытались подавить удушение в горле, Летиф не двигался. Слегка ошарашенным взглядом он смотрел на внутренности дома. На фотографии. На разбросанные по полу книги. На переполненные битым стеклом корзины. Руки Элаби были полностью перебинтованы, а шею пересекал огромный шрам.
Летифа переполнял не голод. Его переполнял азарт. Его ликование было настолько испепеляющим, что он просто вышел из дому. Никто из нас не знает, что тогда произошло дома, но ходят слухи, что Летиф сказал Элаби, что ему это настолько понравилось, что он хочет повторить.
А на следующий день дверь была уже починена, и Летифу не удалось её пробить.