......Красногорье... Деревни уже давно нет, а название осталось. Красивое, звучное. Когда впервые услышал про Красногорье, сразу представил, как когда-то здесь ровными порядками стояли избы-терема. Стояли на возвышенности, а внизу луга, поля, сосновый бор в ярком свете утреннего солнца.
Деревня была небольшой, даже своей школы не было, и ребятишки бегали учиться в соседнюю деревню. Речица уже казалась небольшим городком: здание средней школы в два этажа в центре деревни, сельский совет, магазин, около пятисот домов.
Добротных, из кирпича, который выпускал местный завод. Речица тоже находилась на красивом месте, вдоль реки Жиздра. Подымись на верхнюю часть деревни, и увидишь облитые сметаной сады, палисадники в цветах, дороги-улицы. Аллея из могучих лип; здесь когда-то находилась усадьба местного помещика.
Красногорцы работали в Речице, на местных шахтах, где брали глину и песок для заводов…
Я застал Красногорье, когда здесь уже никого не было. О жизни напоминали две поляны, где стояли дома. На их месте возвышались груды кирпича от фундаментов, холмы утонули в густых зарослях крапивы и бурьяна. Битое стекло…
Поляны разделяло потное место; в те годы по деревне протекал ручей, который питал родник. Подумалось, здесь обязательно должен был находиться колодец чистой и кристальной воды. Ручеёк продолжает жить, и мы его расчистили и соорудили маленькое оконце воды, чтобы утолять жажду в сенокосную страду.
Островки одичавших яблонь. В одном месте я натолкнулся на подвал с открытым люком. Столько лет прошло, а подземное сооружение сохранилось: наведи небольшой ремонт, поставь крышу шалашиком, и можно наполнять подвал продуктами и овощами на зиму.
Люди ушли из деревни, а ощущение осталось, что деревню оставили на время. Вот-вот послышатся голоса, потянет дымком из печных труб, по центру деревни пройдёт стадо коров…А после того, как натолкнулся на скворечник на старой осине, это ощущение усилилось. Птичья поделка покрылась мхом, позеленела от времени, но первые перелётные птицы продолжали возвращаться к родному гнездовью. В работе чувствовалась умелая рука мастера..
Жители Красногорья вынужденно покидали свои дома. Деревню окружили автоматчики плотным кольцом. Чужая речь, лай собак, дул холодный ветер, бросал в лица дождь со снегом. На сборы дали несколько минут, и печальная процессия двинулась по лесной дороге в сторону соседнего рабочего посёлка. В руках узелки, на руках маленькие дети, те, кто был постарше, плёлся рядом…Старики, женщины, здоровые и больные…
Никто ни о чём не спрашивал, все догадывались, что после того, что произошло в Речице, их тоже не оставят в покое…Шёл второй год войны, деревни района освобождались, а уже через несколько дней снова попадали в руки иноземных захватчиков.
Красногорье затерялась среди лесов, вдали от больших дорог, но беда в июне 41-го года была настолько огромной, что война докатилась и до её околицы. В июле ближайшую железнодорожную станцию уже бомбили, в деревне ходили слухи, что район тоже придётся эвакуировать. А потом через деревню пошли беженцы, стада животных…Словно весь мир тронулся с места. Опухшие и грязные лица, потухшие глаза. Оборванные и голодные…Отдохнув и набравшись немного сил у гостеприимных жителей Красногорья, беженцы уходили, оставив после себя тревогу и неизвестность.
Однажды всех, кто мог держать в руках лопату, подняли среди ночи, и среди деревни, разделив её на две части, появился глубиной в несколько метров ров…Даже сейчас, много лет спустя, эта огромная рана с севера на юг, выглядит непроходимым препятствиям. Верится с трудом, что эту работу смогли выполнить за короткий срок и вручную. Противотанковый ров был готов к вечеру следующего дня, а через сутки на маленьком клочке земли разразился страшный и кровопролитный бой.
Выяснилось, что со стороны соседнего района фронт прорвала колонна фашистских танков. Железные чудовища по лесным дорогам устремились к Красногорью, чтобы кратчайшим путём ворваться в районный цент. На всём пути препятствий не было, и колонна машин вырвалась к границам небольшой деревушки. Она уже просматривалась в бинокль, как вдруг из-за деревьев ударили наши пушки.
Небольшие артиллерийские установки били прямой наводкой. Чтобы наши позиции обойти стороной, танки противника пошли в обход, и оказались на берегу лесной реки. Болотистые берега не позволили перейти речушку вброд, и машины стали искать обход. Такой маневр был предусмотрен, и противотанковый ров был выкопан с целью, что танки подставят мало защищённые бока под кинжальный огонь наших орудий.
Наши артиллеристы выбрали удобную позицию, и наносили меткие удары. Бой был коротким по времени, но это помогло нашим бойцам закрепиться. Первый бой, который встретила думиничская земля.
Я много раз подымался на верхнюю точку этого земляного укрепления. Опускался на его дно, откуда уже росли взрослые деревья. Ров выглядел глубокой рваной раной, которая ещё долго будет служить напоминанием о той войне.
Мы часто приходили на этот клочок перепаханной земли. Осколки, неразорвавшиеся снаряды, кучи стреляных гильз, какие-то детали от техники, каски, ремни от амуниции, человеческие кости. Огрубевшие рубцы на стволах деревьев. Убитые были похоронены на скорую руку, но вешняя вода речушки и дожди размыли захоронения. Вылазка фашистов не удалась, и наступило затишье.
С полей и огородов убрали урожай. Он был необычайно щедрым. А в конце сентября наступила полная оккупация. Немцы построили добротные дороги, окуветили их. Не проходило недели, чтобы в деревню кто-то не заглядывал. Немцы занимались грабежом, изымали продукты питания. Пьяные, довольные, подыгрывая себе на губных гармошках. Доходили слухи, что в соседней деревне в пьяном угаре нацисты изнасиловали несколько молодых девушек. Для матерей Красногорья это было самое страшное испытание, которому трудно было подобрать нужное слово. Мне пришлось встретиться с жителями деревушки, и они рассказывали мне о пережитом на чужбине. В лагерях, на полях Германии, куда узников доставляли целыми эшелонами...
Красногорье, действительно, располагалось на удивительном месте. Меня интересовала его история, притягивала. Я садился на велосипед и отправлялся в дорогу. Брал с собою рюкзак, чтобы нарвать яблок. Ходил, представлял. Название «Коммуна». По фундаменту было видно, что здесь стояло когда-то большое здание. Когда началась коллективизация, в деревню потянулись молодые специалисты. На землях деревни была создана одна из первых в районе коллективная артель. Своего рода маленький колхоз. Здание служило конторой, общежитием, избой-читальней и клубом.
На территории деревушки была братская могила, но в 50-е останки бойцов были перезахоронены в село Дубровка, где вырос целый компелкс из памятника с именами более 600 погибших красноармейцев. Фашисты вошли в Красногорье в октябре 41-го, а уходили с жестокими боями в конце июля 43-го...Почти два года оккупации...
******************************************************
Путь в несколько суток закончился небольшой станцией при железной дороге. Поезд продолжил бег, а Сергей присел на лавочку, чтобы унять волнение. Надо было найти машину, расспросить людей. Но уходить не хотелось. Взгляд выхватывал картины, которые могли бы напомнить ему его детство. Здание вокзала было построено на новом месте. Мужчина осмотрелся и узнал место, откуда они уезжали в Челябинскую область.
Он давно стремился в эту поездку, но времени постоянно не находилось. Учёба в школе, потом в военном училище, а затем долго болел отец, и Сергей использовал отпуск, чтобы навестить стариков. Пенсии у отца-фронтовика не хватало, и Сергей использовал любую возможность, чтобы помочь родителям.
Жизнь в небольшом уральском городе их устраивала: дети выросли, получили хорошее образование, создали семьи. Всякий раз приезд детей и внуков был для пожилых людей праздником. А потом Алексей Трифонович слёг, и Сергей, бросив дела, поспешил к родителям. Отец бодрился, утешая сына, чтобы никто не оплакивал его уход, что жизнь прожита без зазрения совести. А Сергей смотрел в большие глаза мужчины, сжимал большие и натруженные руки. «Помнишь, сынок, я рассказывал тебе про нашу лесную деревушку, где стоял наш дом?» Сергей ждал этого разговора, к нему они часто возвращались во время встреч, но поездка к родному дому всегда по ряду причин откладывалась. Отпуск подходил к концу, Сергей чаще всего проводил его на дачных грядках или в ремонте квартиры, иногда часы проводил в больнице, куда отец ложился всё чаще.
Так было и летом 1980-го года. Сергей вернулся в свой военный городок на самом берегу северного моря, где его ждала жена, а следом пришла телеграмма. Отца не стало. Стоя у земельного холмика, который укрыл близкого и родного человека, Сергей раздумывал. О скоротечности человеческой жизни. Слова «был», «любил», «ждал». Он вдруг почувствовал такую боль, которая его уже никогда не отпускала. И он стал собираться в дальнюю дорогу.
Взял отпуск, заказал билет на поезд. Его уговаривали воспользоваться услугами «Аэрофлота», но Сергею хотелось проделать дальний путь только на поезде. Соседом по вагону оказался мужчина, который тоже прошёл войну солдатскими дорогами, и они быстро нашли общий язык. Сергей слушал фронтовика и ловил себя на мысли: отец воевал на том же фронте, в соседнем стрелковом полку. Более того, оказалось, что мужчина жил в соседней области и хорошо помнил события тех первых дней войны.
Сергей упомянул район и название деревни, куда он теперь отправился, но фронтовик покачал головой. «Нет, не слышал! Как, ты говоришь, звали твоего отца? Знакомая фамилия, может, вместе в госпитале лежали?» Но имя оказалось другим.
Вспомнились часы, проведённые у постели больного отца. «Антоновых поищи в соседнем посёлке, они жили рядом с нами. Да ты и сам без труда найдёшь дорогу. Сразу направо, пройдёшь километра три, поднимешься на горочку….Помнишь, как смотрелась наша деревня со стороны? Наш дом стоял на второй поляне, как мы называли «Заречной» улице… Через деревню пробегала небольшая речушка…Рядом овраг…». Мужчина переводил дыхание, и снова продолжал вспоминать. Иногда старик забывался, казалось со стороны, что он разговаривает сам с собой.
Сергей хорошо помнил эти места, и в тот последний день встречи с отцом он больше молчал, давая возможность отцу выговориться..
******************************************************
Лето выдалось сырым, с частыми дождями. Сроки уходили, а мы никак не могли начать по-настоящему сенокос. Чтобы не терять время на переходы, решено было соорудить шалаш и жить лагерем. Траву решено было сначала брать на открытых местах, ловили каждый час открытого и солнечного неба. Сенокос – эта такая работа, которая не терпит поспешности, когда ценится любая продумка. После Петрова дня умолки голоса птиц. Мы дорожили каждым клочком готового сена. Каждую копну оберегали, укладывали старательно, нянчили, как маленького ребёнка.
Я уходил в ближайший лес, чтобы разнообразить наш обед из супа с грибами. Вот тут и произошла наша встреча. Я заметил издалека одинокую фигуру молодого мужчины. По выправке было заметно, что это военный. Я подошёл поближе и увидел четыре деревца. Это были берёзки. «Будете косить траву, постарайтесь не повредить деревца. В этом доме, - мужчина указал на холмик, - когда-то жила наша семья!»
На фото: Противотанковый ров...