Один раз в жизни я лицезрел чудо. И случилось это в моем родном Институте, который был очень разношерстным по направлениям научной работы, качеству и квалификации исполнителей. Начну издалека.
Структуру нашего института определили не какие-то высокие соображения научной стратегии, а то, что чаще всего определяет такие вещи – его величество СЛУЧАЙ. Все очень просто. После разгрома науки в 40-х годах в стране был кадровый голод - уцелели немногие специалисты. Кого-то посадили и он погиб в тюрьме. В лучшем случае попал в специальную научную шарашку. Понятно, что характер у многих ломался – У людей просто опускались руки. Да и от современного развития науки они безнадежно отставали. Некоторые не покорились, не стали каяться и, будучи изгнанными из институтов, существовали кто чем мог – работали переводчиками, агрономами и зоотехниками в совхозах, играли на пианино в ресторанах. Они то и стали костяком возрожденной биологической науки в стране. Тогда же был открыт и наш Институт.
Директором его в первые годы был Академик, при несомненных научных заслугах личность скользкая и себе на уме. Но он не угодил генсеку Хрущеву, который даже хотел вообще ликвидировать наш Институт. Чтобы не дразнить вельможного главу государства, Академика быстренько убрали из нашего института. А на пост директора посадили Командора. Не посмотрели, что он был всего-то кандидатом с/х наук и по образованию даже не биологом, а зоотехником. Власть предержащим он сумел угодить, погасил всевозможные свары и держал институт очень твердой рукой.
Быстренько его избрали членкором Академии Наук и, в качестве приятного приложения к этому, он получил без защиты степень доктора наук. Хороший он был директор или плохой? Довоенные Зубры науки под его крылом спокойно делали свою работу, которая в научном мире пользовалась авторитетом. Но нас, молодых исследователей он не просто держал в страхе божьем, а внушал что-то вроде священного ужаса своей злопамятностью и крутизной решений.
Прошло много лет, и вот Командор тяжело заболел. И лег для обследования и лечения в особое отделение нашей больницы (все равны перед болезнью, но академики были всех равнее). Врачи в этом отделении были именитые, но лечить не особые мастера. Поняли они, что Командор безнадежен – рак легкого. Тут же выписали его домой под благовидным предлогом:
- Отдохнете дома, наберетесь сил, а потом мы с Вами продолжим лечение.
Командора им обмануть не удалось; он не кинулся к столичным светилам, а нашел надежных специалистов под рукой. Вот о них то я и поведу рассказ.
Начну с того, что Командор был не чужд бытового антисемитизма:
- Ну, что Вы, Зоя Марковна! Известно, где были все евреи во время войны - в Ташкенте отсиживались.
Конечно, это не был махровый антисемитизм общества «Память», но все же...
Надежными специалистами для страшной болезни Командора оказались два еврея. История их взаимоотношений была бы достойна пера Александра Дюма. Когда-то они работали в нашей академической больнице. Номер Первый заведовал хирургическим отделением, Второй был в том же отделении врачом. Потом они крупно поругались, Второй вынужден был уйти и осел в нашем институте под крылом у заместителя директора по науке, распределителя валюты и зарубежного оборудования (это мне, мне, мне, а это тоже мне). Ссора наших персонажей была настолько глубокой, что Первый приказал не пускать Второго даже на порог отделения.
Знаю это совершенно точно. В то время нашей дочери подростку потребовалось сделать нехитрую операцию. Девочка вступала в возраст девушки и у нее на груди стала расти опухоль. Моя жена работала вместе с женой Второго, который был известен, как первоклассный хирург. Обратились к нему по знакомству с просьбой сделать операцию. Но ему доступ в нашу больницу прочно закрыт. Потому он вместе с пациенткой поехал в больницу на другом конце города, сделал операцию и в тот же день наша дочка вернулась домой.
Первый со временем не ужился в Академгородке – характерец у него был еще тот - и перебрался в Томск на чисто исследовательскую (не врачебную) работу.
Второй стал в нашем институте заведующим лабораторией, но в скором времени Командор ее закрыл по соображениям околонаучной политики. В этом деле Второй пострадал по принципу «на чужом пиру похмелье». Говорю все это для того, чтобы подчеркнуть, что эти персонажи не имели причин быть благодарными Командору.
В начале Командор пригласил из Томска Первого, а тот позвал себе в помощь Второго. И вот у постели умирающего антисемита собрались два еврея, покинувшие давно медицину и уже не связанные клятвой Гиппократа. И друг к другу они не пылали симпатией, и больной, по сути, безнадежен. Не случайно бездельники из отделения для академиков умыли руки - они хорошо знали, с какого угла хлеб намазан медом. Дальше привожу собственные слова Второго:
- Мы сразу поняли, что рекомендованными методами мы ничего не достигнем. Надо применять наработки, которые еще не разрешены для использования в медицине. Только они могут как-то помочь. Но если он в процессе нашего лечения помрет...., то нам мало не покажется.
И они решились применить новые, еще не апробированные наработки. И подарили Командору НЕСКОЛЬКО ЛЕТ АКТИВНОЙ ЖИЗНИ.
Узнав подробности этой истории, я, циник и атеист, возблагодарил Бога, за то, что он сподобил меня видеть чудо!
Чудо человеческого благородства.