ПАРОХОДНАЯ ИСТОРИЯ
Каждый пароход, будь то «Левиафан», который утром в понедельник швартуется в Нью-Йорке, а в воскресенье вечером в Лондоне, или номерной темзенский буксир, из тех, что таскает с рейда к причалу океанские суда, - все гордятся своими голосами.
Ведь, когда «Левиафан» быстрее всех рассекает прямым носом волны Атлантики, он почти не думает, что к его приходу сбегутся газетчики и на следующий день во всех газетах под его фотографией будут писать: самый большой, красивый и роскошный корабль в мире пересек океан, на борту было столько-то пассажиров, и путешествие прошло прекрасно.
Конечно, пересечь океан, а тем более ему, не трудно. Но газетчики уж такой народ, кому хочешь вскружат голову, тем более «Левиафану». Ему, у которого только главных палуб восемь. Корпус черный, надстройки белые, три желтых трубы слегка скошены к корме. Конечно, газетчикам есть чем восхищаться, а «Левиафану» чем гордиться.
- А раз я самый красивый, - думал «Левиафан», - самый большой и самый быстрый, то у меня и голос самый зычный.
И он гудел:
- У-у-у…
Ему даже казалось, что голос слышен сразу на обоих берегах океана.
А тут как-то стоял он у лондонского причала, а мимо пропыхтел темзенский номерной и приветливо так прогудел «Левиафану»:
- Ыу-ыу-ыу…
«Левиафан» усмехнулся и хотел показать, как гудят на океанских просторах настоящие пароходы. Но набежали портовые чиновники, зацыкали, зашикали и строго сказали, что большим пароходам в порту гудеть воспрещается. «Левиафан» обиделся и на буксирчик, и на чиновников, которые, наверное, газет не читают и не знают, кто он такой. А когда вышел из порта, то так гуданул, что не только чиновники, но и эта номерная пыхтелка его услыхали. А так как он был обижен, то не очень смотрел, куда идет. Ну и со всего размаха сел на мель. И кто? Он, «Левиафан», с восемью главными палубами, весь черный, с белыми надстройками, тремя трубами, в любую из которых запросто может заехать паровоз. Вдруг ни с того ни с сего встал, как вкопанный, из-за какой-то мели, которой и на карте места не нашлось. Боже мой, как он испугался! Ведь завтра на весь мир все газеты раструбят, что самый большой, самый красивый и роскошный корабль в мире сел на мель, как какая-нибудь шлюпка. И в каждом порту будут тыкать пальцем и говорить:
- А, это тот самый «Левиафан», что сел на мель.
Тут он, что есть мочи, дал полный назад. Но то ли мель была больше, чем он думал, то ли сил у него было меньше, чем он предполагал, а потому с места не сдвинулся, испугался сильнее и подумал:
- Ну вот, застрял, а все будут проплывать и смеяться: он все еще стоит. Ну да, ну да. Он же самый красивый, самый быстрый, он же - «Левиафан». Это о нем газеты прожужжали все уши.
Но тут он услышал:
- Ыу-ыу-ыу…
Оглянулся и увидел рядом с собой буксирчик-пыхтелку. «Левиафану» даже стало смешно:
- Уж если я ничего не смог сделать, то куда этой мелкоте браться.
Но с буксира завели на «Левиафан» канат, он натянулся, зазвенел и, казалось, вот-вот лопнет, а буксирчик чуть не встал на дыбы. И вдруг «Левиафан» вздрогнул и, словно нехотя, сполз с мели. От неожиданности страх и стыд у него прошли. Почувствовав свободу, он радостно загудел:
- У-у-у…
И сначала осторожно, а потом все быстрее и быстрее пошел в Америку, не забыв прогудеть:
- У-у, - что значит «спасибо».
На что буксир ответил:
- Ыу-ыу, - что значит «не стоит благодарности». И вернулся в порт.