С самого детства у Машеньки было много друзей. Самых-самых разных… и был среди них один совершенно особый. Его ей подарили родители, когда ей исполнилось четыре года. Имени этот друг не имел, и Машенька никогда ни задумывалась о том, чтобы ему его дать. Да и нужно ли имя медвежонку? Это люди имеют имена, а медвежатам они достаются только в качестве благодати. Кроме того медвежонок был плюшевым, а значит и возражений от него ждать не приходилось.
Увы… родители мишки не наделили его способностью к самостоятельным действиям, и потому лишь его приемная мама – Машенька, могла дать жизнь его парализованному телу. Ведь всё же это был самый любимый и единственный плюшевый мишка Машеньки, и как только было время, она всегда дарила ему жизнь. Направляла его в гости к синеволосой кукле с дурацким именем Мальвина, сажала за книжки или за чашку чая. Некоторыми ночами Машенька клала мишку на соседнюю подушку, и он посвящал ночь созерцанию потолка. Наверно, он был счастлив, но не имел возможности об этом сказать.
Приходилось Машеньке самой говорить за него слова радости и счастья. Ну а раз она единственная могла вдохнуть в него жизненные силы, то значит, он и в самом деле был счастлив, и в искреннем восторге вскидывал лапы.
Машенька делала все, что от нее зависит, чтобы жизнь у мишки была как можно более насыщенной. В гости к синеволосой дуре Мальвине он уже почти не наведывался, а чаще был увлечен приключениями. По крайней мере, раз в неделю он спасал галактику от нашествия трансформеров, а между этими мелочными занятиями, увлекался еще более мелочными, такими как спасение все той же синеволосой идиотки то из жерла вулкана, то от наводнения. Мальвина неустанно его благодарила и предлагала жениться, но медвежонок благородно отказывался, зная, что галактика важнее сантиментов.
Ночью мишка погружался в глубокую медитацию, чтобы утром с новыми силами обрушиться на негодяев, строящих козни против мирной галактики. Такова была его жизнь, и не ему было на нее жаловаться, ведь без такой жизни длительность медитации вообще станет бесконечной, а вечного созерцания медвежонок опасался.
Перед его пластмассовыми глазами был пример Мальвины, которая, видимо, устала быть спасаемой и вечно пьющей невидимый чай, и отправилась сторожить полку. Может, новое назначение было куда более привилегированным, но, тем не менее, скучным.
А на смену синеволосой подруге пришла какая-то рахитичная блондинка со смазливым именем Барби. Ее тоже приходилось постоянно спасать, вот только жениться она никогда не предлагала, зато позволяла себе всякие сладострастные речи, которые, честно говоря, весьма смущали мишку. Порой она вынуждала его поднимать ее на могучих лапах и бесцельно носить. Сопровождалось это действие все тем же шепотом откровенного содержания.
Иногда, озаренная внезапной ревностью, со своего пыльного постамента сходила Мальвина, и устраивала скандал. Мишке, как правило, доставалось и от той и от другой, и он потом долгое время пытался их в чем-то убедить, или разубедить.
А потом появилась еще какая-то худая брюнетка, и жизнь медвежонка стала совсем невыносимой. Имя она постоянно меняла, и потому проще было считать, что ее никак не зовут. Скандалы и интриги стали ежедневной нормой, от которой нельзя было спрятаться даже на пыльной полке, под боком у суровой, но все же такой родной Мальвины.
Но и это было не самым худшим, совсем все плохо стало с появлением накаченного культуриста по имени Кент. Вот теперь ежедневные скандалы стали сопровождаться еще и физическим насилием, причем избиваемым был почти всегда мишка. По-другому и быть не могло, ведь его мягкие лапы, могли причинить мало урона, в отличие от подобных кувалдам кулакам Кента.
В конце концов, мишка привык ко всей этой однообразной лирике, и воспринимал ее как обыкновенную рутину. Скучно… но что поделать, выбора нет.
А однажды пришел особый день. Какой-то таинственный рок навис над очередной серией миниатюрной Санта-Барбары. Все вроде бы было обыкновенно – опять мишка получил ногой и кулаками от пластмассового соперника, и опять близился романтической апофеоз, в котором Барби и Кент счастливо воссоединяются. И все же веяло каким-то роковым, необратимым фатумом…
Мишка заметил, как к нему приближается Мальвина. В ее изначально застывших глазах было что-то похожее на тягостное чувство вины…
Холодная сталь кухонного ножа врезалась в выпуклость медвежьего живота. Быстрым движением, полоска стали прошлась сверху вниз, раскрывая до сих пор скрытый внутренний мир медвежонка. На пол вывалились синтетические внутренности, и мишка с удивлением посмотрел на содержимое своего пуза.
Следующий удар пришелся в голову, в район лица, где располагался его улыбающийся рот. Повертевшись в новых условиях, нож вышел наружу. Мишка повалился на спину, широко раскинув лапы.
Очередная серия закончилась, и режиссер всего спектакля по имени Машенька подняла за лапу жертву высокой любви. Она вздохнула и очень пожалела, что когда речь идет о высокой любви, на фоне счастливой сцены кто-то обязан удавиться для полноты картины. Но таковы уж были правила всех игрушечных миров.
Машенька еще раз вздохнула, а потом с брезгливостью бросила плюшевое тело в мусорный бак. Упав на кучу мусора, мишка впал в продолжительный сон. И лишь разорванное гримасой ужаса, некогда улыбчивое лицо, говорило о том, что он уже не проснется.