Синергетическая модель глобального прогресса
a) Синергетическая концепция свободы. Новые перспективы социального прогнозирования. Утопия и практопия
В конце § 1 данной главы была построена модель глобальной социальной самоорганизации (рис.13), а в § 2 мы исследовали ее трехкомпонентный состав. Оказалось, что социальная самоорганизация является, образно говоря, трехликой: она может принимать экономический, политический и социокультурный облик. Поэтому полный анализ глобальной самоорганизации предполагает исследование того, как этот процесс протекает по трем каналам — экономическому, политическому и социокультурному.
Как следует из общей хронотопологической модели (§ 1 г л. II), глобальная экономическая самоорганизация должна приводить к формированию предельного экономического аттрактора (в глобальном масштабе); глобальная политическая — к формированию предельного политического аттрактора; соответственно, глобальная социокультурная — к формированию предельного социокультурного аттрактора. Благодаря селективному детерминизму (рис.16) эти три процесса не могут быть независимыми друг от друга. Ведь каждый из этих глобальных процессов обусловлен своим отбором и суперотбором, а между процессами отбора (и, что особенно важно, суперотбора) должно иметь место взаимодействие. Это взаимодействие провоцирует множество интереснейших процессов, очень тонких и хитроумных, создающих столь замысловатую картину, что ее отнюдь не просто нарисовать в своем воображении (представить наглядно). Тем не менее, нетрудно догадаться, что результатом подобного взаимодействия, рассматриваемого в долгосрочной перспективе, будет, с одной стороны, упоминавшееся уже «перемешивание» экономических, политических и социокультурных институтов, идеалов и ценностей и формирование на этой основе гетерогенных диссипативных структур (о которых говорилось в § 2 гл.II), а, с другой стороны, сближение предельных аттракторов всех трех каналов самоорганизации (экономического, политического и социокультурного) и «слияние» (синтез) их в едином глобальном аттракторе — суператтракторе. Концепция синергетического историзма, как было показано в § 4 гл.1, прогнозирует неизбежность формирования такого аттрактора благодаря действию глобального суперотбора и создаваемой им неустойчивости взаимопереходов между социальным хаосом и социальным порядком. Именно в силу глобального суперотбора эти взаимопереходы имеют тенденцию к затуханию в абсолютно устойчивом состоянии глобальной социальной системы (социума), которое по многим соображениям целесообразно именовать суператтрактором.
Как известно (и что мы видели в § 1 гл.II) даже прогнозирование процессов локальной самоорганизации сопряжено с немалыми трудностями и серьезным риском. Здесь же мы вступаем на стезю прогнозирования глобальной самоорганизации, рассматриваемой притом не в краткосрочной, а в долгосрочной перспективе. Между тем, в конце XX в. (в отличие от XIX в.) не только историософия, или философия истории (прогнозирующая дальнее будущее), но даже футурология (ограничивающаяся, как правило, прогнозом ближнего будущего) потеряли свою былую привлекательность и популярность ввиду общего падения интереса к фундаментальной науке. Особое недоверие возникло к социальному прогнозированию. Последнее было связано, конечно, с неудачей многих социальных предсказаний, сделанных в конце XIX в. Социальная самоорганизация оказалась гораздо более сложной штукой, чем это предполагали теории линейного (конечного или бесконечного) прогресса.
Чтобы оценить корректно тот прогноз, который делает синергетический историзм (синергетическая философия истории) относительно будущего хода глобальной самоорганизации, надо вначале обсудить некоторые проблемы, связанные с общей методологией социального прогнозирования. Возможно ли успешное социальное прогнозирование или нет? И если возможно, то при каких условиях?
Очевидно, что такое прогнозирование возможно только в том случае, если социальная реальность (взаимодействие социальных институтов, идеалов и ценностей) подчиняется каким-то объективным законам. То обстоятельство, что в социальную реальность входят продукты человеческой деятельности и человеческое сознание, отнюдь не означает, что социальная реальность не есть (в отличие от природной реальности) разновидность объективной реальности. Дело в том, что под объективной реальностью подразумевается все то, что существует до, вне и независимо как от индивидуального, так и от коллективного сознания познающего эту реальность субъекта.
Само собой понятно, что объективная реальность не существует до, вне и независимо от сознания ее участников (являющихся элементами социальных институтов и носителями и творцами соответствующих идеалов и ценностей), но это не лишает социальную реальность объективного статуса относительно находящегося вне нее познающего субъекта (историка, группы историков, Института истории и т.п.), ибо сознание участников социальной реальности относительно сознания познающего эту реальность субъекта само является одной из компонент объективной реальности. Поскольку между социальными явлениями (как и между природными) существует устойчивые (регулярные, повторяющиеся) отношения, постольку вполне уместно говорить о существовании объективных социальных законов. Достаточно сослаться, например, на такую экономическую закономерность, как закон спроса и предложения, действующий в равной степени как на рынке потребительских товаров, так и факторов производства, как на денежном рынке, так и на рынке ценных бумаг: «Реальность существует, даже если она непредсказуема и необъяснима. Возможно, это трудно принять, но бесполезно и откровенно опасно (В.Б.) это отрицать, что может подтвердить любой участник финансовых рынков»(206).
Если экономическая реальность предполагает существование экономических законов, то политическая реальность — существование политических законов. Ярким примером последних может служить общеизвестный закон политической борьбы, следование которому на протяжении всей писаной истории было необходимым условием достижения политической победы. Обобщение многочисленных политических конфликтных ситуаций показало, что победа достижима тогда, когда имеется: 1) максимальная сплоченность (единство) своих сил; 2) максимальный раскол в рядах противника; 3) поддержка своих сил со стороны части нейтралов; 4) сохранение нейтралитета остальными нейтралами. Именно умелое использование этого закона привело к триумфальной победе большевиков в России в 1917-1921.
Совершенно аналогично социокультурная реальность предполагает существование социокультурных закономерностей. Например, в последнее время, формулируя повороты моды, все чаще говорят о «законе трех поколений»: «...Современная девочка одевается почти так же, как когда-то ее бабушка, и избегает тех нарядов, которыми увлекалась ее мать. Закон трех поколений лежит в основе нынешнего «ретро»: в одежде, кино, декоративно-прикладном искусстве(207).
Таким образом, существование объективных социальных законов вряд ли можно подвергать сомнению. Всякий же объективный закон создает возможность на основании объяснения известных явлений предсказывать новые явления. Поэтому объективная база для социальных предсказаний, вообще говоря, ничуть не хуже, чем для природных. Действительная трудность в социальном прогнозировании связана не с отсутствием объективных социальных законов, а с их чрезмерной сложностью и, как следствие этого, с трудностью их количественной формулировки. Последняя может потребовать даже создания новых разделов математики, если окажется, что для количественного описания некоторых социальных законов существующих математических средств недостаточно. Однако прежде чем искать точную количественную формулировку социальных законов, надо иметь ясное представление об их качественной стороне. Поэтому количественной формулировке этих законов должна предшествовать их качественная формулировка. Без такого качественного ориентира невозможно отделить существенные количественные параметры от несущественных, а тогда поиск количественных закономерностей превращается в «гадание на кофейной гуще» (т.н.синергетический физикализм, т.е. простая экстраполяция закономерностей физической синергетики на область социальных явлений). Концепция синергетического историзма вероятнее всего и послужит той качественной базой, на основе которой может быть построена в будущем корректная количественная теория социальной самоорганизации.
Несмотря на указанные аргументы в пользу возможности успешного социального прогнозирования, против такой возможности были выдвинуты следующие контраргументы. Долгосрочное предсказание будущего состояния общества (а тем более его конечной судьбы) принципиально невозможно по следующим причинам: а) будущее состояние общества должно зависеть от будущих научных знаний, а предсказание последних невозможно из-за невозможности предвидения будущих научных открытий(208); б) даже если бы будущие научные знания могли быть предсказаны с должной точностью, долгосрочное предсказание будущего хода истории все равно оказалось бы невозможным из-за неконтролируемого воздействия, которое такие предсказания оказали бы на развитие общества (эффект Эдипа, по выражению Поппера): «...Человеку не дано предсказывать будущее, он не может этого сделать хотя бы потому, что знание будущего тут же оказало бы влияние на его настоящее положение. И это влияние было бы разным в зависимости от характера человека... Таким образом, в любом случае человек строил бы свое будущее по-разному, так что первоначальное предсказание не подтвердилось бы»(209).
Любопытно, что эти аргументы могут быть значительно усилены, если добавить к ним еще один, который не был замечен критиками теории социального предвидения: в) даже если бы мы могли предвидеть будущие знания и могли учесть влияние этого предвидения на будущее состояние общества, то и в этом случае предсказание глобального развития (раскрытие «смысла истории») оказалось бы невозможным из-за невозможности предсказания гораздо более тонкой «субстанции», чем знания, а именно, будущих желаний и, тем более, невозможности учета влияния наших знаний об этих желаниях на будущий ход истории. В этом особенно деликатном вопросе наша претензионность выступать в роли мирового оракула может вызвать у будущих поколений только презрительную усмешку. Даже более того, они могут быть глубоко возмущены нашей наглостью навязывать им какие-то заранее запрограммированные желания.
Если мы теперь обратимся к закону дифференциации и интеграции идеалов, то сразу обращает на себя внимание независимость этого закона от конкретного содержания как будущих знаний, так и будущих желаний. Для долгосрочного прогноза существенным оказывается взаимоотношение идеалов, а не их конкретное содержание. Последнее очень важно для краткосрочного прогноза, гораздо менее существенно для долгосрочного (локального) и, как это ни парадоксально, совсем не существенно для глобального прогноза.
Еще более замечательно то обстоятельство, что действие этого закона не зависит, пользуясь кибернетическим языком, от «обратной связи». Это значит, что знание этого закона может лишь ускорить или замедлить дифференциацию и интеграцию идеалов, но не может предотвратить этих процессов, ибо всякое противодействие этим процессам, благодаря нелинейности дисси-пативной системы (способности ее к саморегулированию) рано или поздно порождает контрпроцессы, которые возвращают ход истории в русло этого закона(210).
Не менее любопытно и то, что благодаря закону дифференциации и интеграции идеалов «смысл истории» не зависит ни от конкретного механизма происхождения человека, ни от его конечной судьбы на Земле. Появился ли человек первоначально в Азии или Африке, в одном или нескольких местах, от каких именно человекоподобных существ он произошел и т.п.; погибнет ли он в результате какой-то космической катастрофы или нашествия инопланетян или просто покинет Землю; встретиться ли он вообще с инопланетянами или всегда будет одинок и т.д. — все это никак не может повлиять на те выводы, которые сделаны выше. Можно не иметь никаких представлений ни о механизме происхождения «земного» человека, ни о его конечной судьбе и тем не менее иметь ясное понятие о «смысле истории».
Пока мы говорили о прогнозировании дальнего будущего. Когда же мы хотим прогнозировать близкое будущее, здесь ситуация усложняется, так как в этом случае надо принимать во внимание не общую тенденцию в процессе самоорганизации идеологии (развитии идеалов), а конкретное соотношение сил («синергетический баланс») частночеловеческих идеалов, взаимодействующих друг с другом. Для успешного прогнозирования тут надо знать бифуркацию (набор возможных сценариев) и те частночеловеческие («относительные») идеалы, взаимодействие которых будет осуществлять отбор сценариев (рис.18).
Синергетический подход позволяет существенно продвинуться вперед в анализе взаимосвязи в деятельности индивидуума свободы и необходимости. Жизнь человека и его творческую деятельность можно представить себе как цепочку бифуркаций. В каждой точке бифуркации он должен делать выбор из множества возможных сценариев своей будущей судьбы какого-то одного. Подчеркнем, что сам набор сценариев в точке бифуркации не зависит от его воли. Суть самоорганизации социальной системы (социума) состоит как раз в том, что нельзя никакими усилиями ни «пристегнуть» к заданному набору дополнительный сценарий ни «отстегнуть» какой-то из потенциально возможных сценариев. Здесь в точке актуальной бифуркации, так сказать, «ни убавить, ни прибавить».
Независимость набора возможных сценариев в точке актуальной бифуркации от желаний и вкусов индивидуума не означает, что его выбор не имеет «творческого»(211) характера в том смысле, что не может влиять на набор сценариев в точках потенциальных (будущих) бифуркаций (рис.18).
Очевидно, что, выбирая сценарий аг, творческая личность выбирает, тем самым, в будущем новый набор из двух сценариев вг и в2; выбирая же а3, она выбирает новый набор из четырех сценариев в3> в4, в5, в6. Тем самым, выбор, который индивидуум осуществляет в точке А, влияет на характер будущих возможностей для новых актов выбора. Здесь особенно наглядно проявляется то «единство свободы и необходимости», которое дает синергетическая теория социального отбора(212). Свобода личности заключается именно в возможности описанного на рис.18 выбора.
При этом сама возможность выбора является необходимым, но не достаточным признаком свободы. Для того, чтобы эта возможность стала не только необходимым, но и достаточным признаком свободы, необходимо выполнение двух дополнительных условий.
Во-первых, выбор должен быть самопроизвольным (спонтанным), а не вынужденным (продиктованным какой-то внешней силой). Самопроизвольность означает, что выбор производится на основе собственной ценностной установки (собственного ценностного ориентира, которым, в конечном счете, является индивидуальный идеал).
Во-вторых, выбор должен быть осознанным (сознательным), а не бессознательным (неосознанным, случайным). При таком строго научном понимании свободы, свобода личности освобождается от той иррационалис-тической и даже мистической интерпретации, которую ей придает экзистенциалистическая философия.
Из сказанного ясно, что синергетическая философия свободы принципиально отличается от той философии свободы, которая получила широкое распространение в новоевропейской философии (XIX-XX вв.) и которую наиболее точно можно обозначить термином «иррациональный персонализм» (Кьеркегор, Бердяев, Шестов, Мунье, Камю и др.). Как известно, основная идея иррационального персонализма состоит в приоритете (в человеческой деятельности, связанной с выбором) индивидуального («уникального», «неповторимого») над общезначимым(213).
Между тем, исходным принципом синергетической философии свободы, являющейся составной частью концепции синергетического историзма, является подчеркивание качественного отличия человеческого выбора от выбора в биологическом мире (не говоря уже о «выборе» в неживой природе). Это различие состоит в характере селектора для отбора — тропизмы у растений и инстинкты у животных, с одной стороны, и ценностные ориентиры (в конечном счете, идеалы) у людей, с другой(214).
В случае ценностных ориентиров существуют два типа селекторов — индивидуальные идеалы и общезначимые («общие», коллективные, массовые) идеалы. Следствием этого являются два типа выбора: 1) индивидуальный выбор, связанный с деятельностью аутсайдера — одиночки, действующего независимо от других членов общества на свой страх и риск; и 2) «синергийный» выбор, когда человек из нескольких возможных действий в данной объективной ситуации выбирает одно определенное действие, руководствуясь идеалом, общим у него с другими членами данной группы. Такой выбор называют также «солидарным» или «соборным». Напомним, что само слово «синергия» — значит совместная деятельность (в отличие от «энергии» — просто индивидуальной деятельности).
Основная идея синергетической философии свободы состоит в том, что грань между индивидуальным и общезначимым идеалом не абсолютна, а относительна. Это значит, что эти противоположные (в определенном смысле) образы могут переходить (превращаться) друг в друга: индивидуальный идеал со временем (часто неожиданно для самого создателя) может приобрести необычайную популярность(215) и стать общезначимым, а общезначимый идеал, завораживавший многие умы в течение продолжительного времени, может постепенно потерять свое влияние и вновь стать достоянием одинокого аутсайдера. Другими словами, в истории происходит периодическая синергизация индивидуального. Только благодаря этому процессу индивидуальное начинает вносить свой вклад в мировую культуру. Пока индивидуальное является абсолютно «уникальным» и «неповторимым» (на чем всегда настаивают сторонники иррационального персонализма), оно остается интересным только для своего обладателя и не имеет никакого общественного значения, а тем самым не представляет и никакой общественной ценности. Только приобретая общезначимый характер, индивидуальное начинает интересовать и других, только тогда оно продуцирует социальные ценности и благодаря этому начинает вносить вклад в культуру. Само собой разумеется, что принципиально новое общезначимое, порывающее со старым общезначимым, может возникнуть лишь при появлении принципиально нового индивидуального. Но появление последнего не может быть самоцелью: это лишь средство для формирования принципиально нового общезначимого. Между тем, иррациональный персонализм считает появление нового индивидуального самоцелью, поскольку такое индивидуальное якобы обладает самоценностью(216).
Таким образом, основная ошибка иррационального персонализма состоит в том, что он абсолютизирует индивидуальное, отрицая диалектический характер взаимоотношения между индивидуальным и общезначимым (способность этих противоположностей превращаться друг в друга). Следовательно, с точки зрения концепции синергетического историзма человек становится личностью тогда и только тогда, когда он получает возможность выбора на основе собственного ценностного ориентира (индивидуального или общезначимого).
Только таким образом человек может проявить на практике свое «уникальное» и «неповторимое» «Я» и только таким способом это «Я» может стать доступным познанию других членов общества.
Если бы мы в социальной сфере имели дело с лапласовским детерминизмом (не знающим бифуркаций) ситуация с прогнозом, действительно, стала бы безнадежной. «Свобода воли» человека, делающего выбор, вступила бы в противоречие с этим детерминизмом: свобода индивидуума и закон социума оказались бы взаимоисключающими («дополнительными» в смысле Н.Бора). Но нелинейный детерминизм (как видно из рис.18) не только не исключает, но предполагает «свободу воли» для принятия решения на основе социального прогноза, учитывающего объективную бифуркацию в развитии событий в точке А.
Таким образом, «свобода воли» участников социального взаимодействия отнюдь не исключает существование объективных социальных законов, а предполагает только специфический характер этих законов (нелинейный детерминизм). Какую злую шутку «линейный» (лапласовский) детерминизм разыгрывает с теми, кто придерживается в интерпретации социальных законов этого детерминизма и пытается делать прогнозы на основании подобного детерминизма, может проиллюстрировать следующий эпизод. Изобретатель самого термина «футурология» (1943) немецкий «исследователь будущего» Флехтгейм решил в 60-х годах XX в. сделать прогноз относительно перспектив развития советского общества в конце XX в. Опираясь на марксистскую концепцию закономерной смены общественно-экономических формаций, основанную на «линейном» детерминизме, он прогнозировал неизбежность таких изменений в советском обществе, которые бы безусловно исключали возврат к отвергнутой в 1929 рыночной экономике и связанным с ней политическим, и социокультурным реформам: «Реставрация капитализма в обществе, в течение десятилетий имевшего коммунистическую структуру, может присниться только совсем дремучим людям (В.Б.). Для коммунистического общества, прошедшего через социализм и коллективизм, пусть самый примитивный, капитализм представляет собой шаг назад, примерно как феодализм(217).
Учет специфического характера социальных законов, исключающих прямолинейный лапласовский детерминизм, позволяет избежать подобного прогностического фиаско.
На основе нелинейного детерминизма можно осуществлять социальный прогноз не только дальнего, но и ближнего будущего. Для подобного прогноза надо знать:
1) набор возможных сценариев в точке бифуркации;
2) общезначимые идеалы, участвующие во внутреннем взаимодействии в социуме(218);
3) синергетический баланс этих идеалов, т.е. соотношение сил между ними.Существенно, что информацию обо всех этих факторах может дать тщательное изучение «настоящего» (современного) состояния социума.
Как ясно из главы I, с точки зрения синергетического историзма прогнозирование ближнего будущего полностью определяется двумя закономерностями: 1) законом чередования иерархизации и деиерархизации диссипативных структур (законом синергетической «игры в бисер»); и 2) синергетическим законом социального отбора. Для прогнозирования же дальнего будущего (как было показано в гл.1) требуется привлечь закон суперотбора.
Тем не менее, в синергетическом прогнозировании ближнего будущего есть одна трудность, которая связана с т.н. феноменом идеологического оборотня. В просторечии это явление называется обычно «идеологическим предательством». Состоит оно во внезапном отказе от идеала, определявшего в течение многих лет всю систему ценностей носителя идеала, и взятие на вооружение нового идеала, определяющего новую систему ценностей. В случае религиозного идеала такая переоценка ценностей нередко называется «богоотступничеством». Подобные идеологические переходы возможны между идеалами самого разного типа и в разных направлениях: религиозный идеал -I1- религиозный идеал I2; нерелигиозный идеал -I3- нерелигиозный идеал I4; религиозный идеал -I1- нерелигиозный идеал I3; и т.п.(219)
Мы проиллюстрируем феномен идеологического оборотня на примере такого нерелигиозного светского идеала как коммунистический идеал в его марксистском варианте. Дело в том, что после крушения тоталитарного режима в СССР, основанного на коммунистическом идеале, отказ от этого идеала его бывших сторонников приобрел массовый характер. Поэтому приводимая ниже иллюстрация отражает типичную ситуацию, а не просто единичный случай. При этом несущественно, кто отказывается от старого идеала: важен сам факт отказа и та форма, в которой он осуществляется.
Сопоставим две характеристики одного и того же идеала, даваемые одним и тем же идеологом:
I. «Наш социальный идеал — коммунизм во всемирном масштабе. Социальный идеал — то, к чему стремятся люди, ради чего живут — представляет собой одну из величайших духовных ценностей человечества (В.Б.). А он неразрывно связан с определенной концепцией будущего. «Теория научного коммунизма произвела перелом в развитии представлений в будущем человечества» (В.Б.). «Марксизм-ленинизм — единственная надежная основа для разработки правильной стратегии и тактики. Это учение дает понимание исторической перспективы, помогает нам определить направление социально-экономического и политического развития на долгие годы вперед»(220).
II. «Религиозную идеологию заменила идеология научного коммунизма, которая, ввиду своей явной ненаучности и антигуманности (В.Б.), могла держаться только на массовом терроре». «Результатом явились тотальная... деморализация (оподление) общества, где воровство, взятки, лихоимство сделались повальными; дезынтеллектуализация (оболванивание) людей, когда даже деятели науки и искусства убежденно несут дикий бред (В.Б.), готовые горло перегрызть любому инакомыслящему; наконец психопатологизация (остервенение)... почти всех до единого индивидов, способных подобно псам, только либо лаять, либо лизать»(221).
Первая цитата написана ее автором до падения опирающегося на коммунистический идеал режима; вторая — после падения этого режима. При сопоставлении этих цитат поражает прежде всего диаметрально противоположный характер оценок одного и того же идеала, причем сделанных автором в достаточно зрелом возрасте. Но это еще не все. Самое поразительное заключается в удивительной самокритичности автора этих цитат: если в первой цитате он недвусмысленно «лижет» пятки тем, кто опирался в осуществлении своей власти на обсуждаемый идеал, то во второй он (без тени смущения и без малейших оговорок) разражается по поводу этого идеала самым настоящим «лаем».
При сопоставлении столь различных оценок естественно возникает вопрос: какая из оценок содержит в себе «дикий бред»? Если автор мог так долго ошибаться в первой оценке, то где гарантия, что он не «несет дикий бред» и во второй? В этой неопределенности и неоднозначности оценок заключается суть идеологического оборотня — отсутствие твердой (стойкой) веры в идеал и, как следствие, неспособность идти на жертвы (порой очень чувствительные) во имя идеала(222). Идеологический оборотень подобен обычному конформисту (приспособленцу), действующему по принципу «чего изволите»: когда выгодно защищать старый идеал, он поддерживает его, а когда выгодно поддержать новьш, он поддерживает новый.
Нетрудно понять, что феномен идеологического оборотня вносит в процесс взаимодействия идеалов неконтролируемое (и не предсказуемое) возмущение. Вследствие этого затрудняется прогноз того выбора из -бифуркационных сценариев, который, как мы видели, осуществляет именно взаимодействие носителей разных идеалов в социальной системе. Ведь выбор определенного сценария детерминируется определенным соотношением идеологических сил (так сказать, идеологическим синергетическим балансом), а идеологическое предательство непредсказуемым образом нарушает это соотношение (этот баланс). Очевидно, что с точки зрения синергетической теории социального отбора феномен идеологического оборотня становится главным препятствием на пути успешного социального прогнозирования. К счастью, это негативное с прогностической точки зрения, явление наносит прогнозу существенный вред только в краткосрочной исторической перспективе. В долгосрочной перспективе оно компенсируется (нейтрализуется) идеологическим контрпредательством, т.е. отказом не от идеала I1 в пользу идеала I2, а наоборот, от I2 в пользу I1. Например, в России в 20-х годах XX в. после падения религиозного царского режима в некоторых кругах христианских идеологов наметилась тенденция к переходу от христианского идеала к коммунистическому; тогда как в 90-х годах того же века после падения атеистического коммунистического режима в некоторых кругах коммунистических идеологов возникла тенденция к обратному переходу от коммунистического идеала к христианскому. Таким образом, идеологический оборотень, в конечном счете, всегда имеет своего двойника в образе контроборотня и их безмолвное сотрудничество помогает социальному прогнозисту восстановить в дальнейшей перспективе наиболее вероятное развитие событий(223).
Мы показали, как образ суператтрактора (к которому неизбежно приводит синергетическая модель глобальной самоорганизации при ее последовательном развитии) связан с общей теорией социального прогнозирования. Этот образ, однако, может породить сомнения и вызвать возражения не только в связи с сомнениями в возможности очень отдаленного (и поэтому слишком смелого) социального прогнозирования. В этом образе можно усомниться как с точки зрения процесса, ведущего к нему, так и с точки зрения конечного результата, к которому приводит этот процесс. С первого взгляда кажется, что теоретик, конструирующий такой образ, попадает в непроходимые и бесплодные джунгли чисто умозрительных утопий, десятки примеров которых знает история человечества в прошлом. Прекрасный обзор таких утопий (до XX в.) дан в известной монографии А. Свентоховского «История утопий» (1910). Как амбициозно и претенциозно» звучат сами заголовки этих утопий (если упомянуть только наиболее поздние из них): У.Д.Гэй «Голос к потомкам. Спустя 300 лет» (2181 год); К.Лассвиц «Картины будущего» (2371 год); Л.Мерсье «2440 год»; П.Мантегацца «3000 год»; и др.(224) Каждая из этих и подобных им утопий представляет собой идеализацию современного общества по тем или иным характеристикам в соответствии с личными интересами и вкусами утописта. Наиболее развитая утопия предполагает идеализацию по следующим характеристикам: технологии, форма собственности, брак и семья, воспитание и образование, форма государственного устройства, мировоззрение. Идеализация означает устремление к нулю тех социальных противоречий (и связанных с ними «недостатков»), которые особенно не нравятся утописту. Тогда некоторые другие характеристики современного общества начинают стремиться к некоторым предельным значениям. В результате получается очень заманчивая картинка, доставляющая утописту и его единомышленникам большое удовольствие.
Возникает, однако, вопрос: все ли способы идеализации современного социума равноценны с точки зрения возможностей их оправдания в реальной практике развития этого социума или же существует некоторый преимущественный (привилегированный) способ, на который следовало бы возложить особенные надежды? Этот вопрос относится к сфере методологии утопического мышления. Между тем, авторы утопий занимались конкретными проблемами конструирования новых утопий; поэтому столь общий и абстрактный вопрос их не интересовал.
Заслуга в постановке такого вопроса принадлежит футурологам XX в.(225) Именно они потребовали связать проблему прогнозирования будущего общества с развитием тех мегатенденций, которые можно подметить в современном обществе. Все такие мегатенденций, в конечном счете, сводятся к двум — всеобщей технизации и всеобщей эстетизации(226). В основе первой фактически лежит процесс рационализации современного общества (на что особое внимание обратил в своей теории социального действия М.Вебер), а в основе второй — процесс эмоционализации («иррационализации»), значение которого подчеркивал Парето в его теории социального действия. Если мы пойдем в этом анализе отмеченных мегатенденций еще глубже, то обнаружим следующее: за тенденцией социума к рационализации скрывается, в конечном счете, глубинная тенденция к порядку, а за тенденцией к иррационализации — тенденция к освобождению от порядка, к беспорядку («свободе») и, следовательно, к хаосу. Так как наблюдение истории человечества в XX в. дает основание полагать, что имеется тенденция к объединению этих двух тенденций и их синтезу, то в основу методологии социального прогнозирования (а, следовательно, и утопического мышления) следует положить принцип синтеза тенденций движения к порядку и хаосу. Другими словами, только тот способ идеализации современного общества будет допустим, который соответствует этому принципу. Можно сказать и иначе: принцип синтеза тенденций к порядку (рационализация) и к хаосу (иррационализация) является эвристическим орудием (играет роль селектора) при отборе возможных умозрительных проектов будущего общества. Таким образом, по-видимому, только таким способом удастся перевести утопию на рельсы того, что один из ведущих футурологов XX в. Тоффлер назвал практопией. Можно надеяться, что именно объединение столь противоположных требований окажется достаточно сильным ограничением, чтобы выбраться из океана спекулятивных и беспочвенных утопий и добраться до такого умозрительного проекта, в котором пропадает само различие между утопизмом и прагматизмом.
Итак, если утопия — это продукт идеализации социума без учета мегатенденций в его развитии, то практопия — продукт идеализации социума с учетом этих тенденций.
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
206 Сорос Д. Кризис мирового капитализма. М., 1999. С.18. Экономический солипсизм приводит к стиранию различий между воображаемым и реальным долларом, а, следовательно, между миллионером и нищим. Такой солипсизм является лучшим способом добиться полного банкротства.
207 Костеневич А.Г. Искусство и коммерция // Панорама искусств. М., 1982. С.279-280.
208 Поппер К. Нищета историцизма. М., 1993. С.4-6. Поппер считается главным критиком долгосрочного социального прогнозирования. Он начал эту критику в 1935-36 г.г. и продолжал ее до конца своих дней.
209 Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990. С.185.
210 Из сказанного ясно, что теоретической «нищетой» страдает вообще говоря, не историзм, а его критика.
211 Авторы благодарят проф. В.Н.Сагатовского за привлечение их внимания к понятию «творческий характер выбора» (в ходе работы Санкт-Петербургского теоретического семинара по социальной синергетике).
212 См., напр., Бранский В.П. Социальная синергетика как постмодернистская философия истории // ОНС. 1999. № 6. С.120.
213 Новейший вариант такой философии свободы развит в книгах: Сагатовский В.Н. Философия развивающейся гармонии. Ч. III. СПб. 1999, его же, Есть ли выход у человечества? СПб. 2000.
214 Напомним, что под «тропизмами» и «инстинктами» подразумеваются определенные правила (алгоритмы) приспособления к миру, а под «идеалами» — правила преобразования мира. Первые связаны с конформизмом, а вторые с трансформизмом.
215 Так было с христианским, исламским, коммунистическим, нацистским и др.идеалами.
216 Как уже отмечалось в гл.1, «самоценность» — такое же бессмысленное понятие как «самоистинность», «круглый квадрат» или «жареный лед».
217 217 О.Флехтгейм. Футурология: борьба за будущее. Кельн. 1970 (в сб.Впереди XXI в. Перспективы, прогнозы, футурологи. Антология современной классической прогностики. М., 2000).
218 Обратим внимание, что прогнозирование дальнего будущего существенно облегчается благодаря упоминавшейся в гл.1 метаидеализации (идеализации относительных идеалов) в ходе борьбы этих идеалов между собой. При прогнозировании близкого будущего такого упрощающего фактора как метаидеализация нет.
219 Такая смена идеалов особенно отчетливо проявляется в истории религиозных учений. Если рассматривать историю этих учений в долгосрочной перспективе и в связи с эволюцией мировоззрения отдельной личности, то можно заметить последовательные переходы от теизма через деизм или пантеизм к атеизму и обратные переходы от атеизма через те же деизм или пантеизм к теизму. Эти переходы обычно связаны в жизни человека с сильным стрессом, провоцирующим глубокий духовный кризис.
220 И.В.Бестужев-Лада. Кризис буржуазных концепций будущего человечества. М., 1979. С. 3-4, 6, 59.
221 И.В.Бестужев-Лада. Альтернативная цивилизация. М.,1998 С.181-182.
222 Согласно закону дифференциации и интеграции идеалов следует различать смену социальных идеалов при смене поколений и смену идеалов в рамках одного поколения. Первая представляет собой идеологический прогресс; вторая же, как правило, — идеологическое предательство. Во втором случае, однако, возможно одно исключение: смена идеала даже в одном поколении не является идеологическим предательством, если она связана не с попыткой уклониться от жертв, обусловленных защитой старого идеала (конформизм), а, напротив, с необходимостью пойти на серьезные жертвы во имя нового идеала.
223 Хотя феномен идеологического оборотня в данном поколе¬нии связан со случайными обстоятельствами и в общем случае не предсказуем, тем не менее, он не может нарушить общую закономерность смены идеалов, обусловленную, в конечном счете, сменой поколений. Из той диалектической спирали в смене идеалов, которая была описана в гл.1 и которая связана с законом дифференциации и интеграции идеалов, следует неизбежность периодического возврата к старым идеалам, как бы новые поколения ни стремились этого избежать. Отказ от идеалов отцов неизбежно в той или иной степени возвращает к идеалам дедов и идеологически новое часто выглядит как «хорошо забытое старое». Как уже отмечалось, некоторые футурологи XX в., говоря о будущей идеологической эволюции советского общества, к сожалению об этом забыли. Поэтому следует признать, что революции и реставрации являются закономерными вехами в развитии любого общества. Поэтому любые восторги и любые проклятия по их адресу не в силах что-либо изменить.
224 Не следует думать, что утопическая фантазия перечисленных трактатов была чрезмерно богатой: на Всемирной выставке в Нью-Йорке (1939) было зарыто в землю обращение к нашим потомкам, которые будут жить в 6939 году (!), содержащее личное послание Эйнштейна.
225 См., в частности, Нэсбит Д., Эбурдин П. Что нас ждет в 90-е годы. Мегатенденций. Год 2000. М., 1992.
226 Бранский В.П. Искусство и философия. Калининград. 1999. Гл.IV § 3.