Взаимодействие экономической, политической и социокультурной самоорганизации
a) Экономическая самоорганизация. Ограниченность экономического детерминизма
Как показывает исторический опыт всех стран, социальная самоорганизация содержит в себе в первом приближении три главных компоненты: самоорганизацию экономическую, политическую и социокультурную. Наша задача заключается в том, чтобы применить рассмотренную в предыдущем параграфе хронотопологическую модель прежде всего к экономической самоорганизации, а затем рассмотреть ее взаимодействие с хронотопологической моделью, соответственно, политической и социокультурной самоорганизации. Излишне говорить, насколько трудна эта проблема, тем не менее, можно надеяться, что именно описанная выше общая хронотопологическая модель даст ключ к ее решению.
Если социальная самоорганизация в общем случае представляет собой не что иное как взаимоотношение (и взаимодействие) социального хаоса и социального порядка, то естественно ожидать, что экономическая самоорганизация будет представлять собой взаимоотношение (и взаимодействие) экономического хаоса и экономического порядка. В практической экономической деятельности экономический хаос всегда ассоциировался с действием рыночного начала («рыночная стихия»), а экономический порядок - с действием планового начала («плановый диктат»). В реальной практике развитой экономической деятельности рынок всегда выступал в виде множества независимых экономических институтов («фирм»), обменивающихся результатами своей деятельности («экономическими ценностями») на основе товарно-денежных отношений(160). При этом каждый из этих институтов действовал не вслепую и наобум, а руководствовался определенным бизнес-планом, в роли которого выступал, в конечном счете, некоторый инвестиционный проект. Множество независимых фирм предполагает множество независимых инвестиционных проектов. Очевидно, что между рыночным и плановым началом в экономической жизни существует тесная взаимосвязь и взаимодействие: рынок зависит от характера независимых друг от друга бизнес-планов, а каждый бизнес-план, в свою очередь, должен учитывать общую коньюктуру рынка. В конечном счете, складывается весьма сложная и притом явно противоречивая ситуация. Каждый предприниматель при данной рыночной коньюктуре имеет дело с некоторым набором возможных инвестиционных проектов, из которого он должен выбрать один проект. По своему происхождению они в данный момент независимы от проектов других предпринимателей, но по своему осуществлению (реализации) они зависят от них. Например, успешная реализация предпринимателем А проекта at из набора (a1, a2...an) может зависеть от реализации предпринимателем В проекта b2 из набора (b1, b2...bn), предпринимателем С проекта с3 из набора (c1, с2...сn) и т.д. В конечном счете, множество успешно реализуемых проектов образует (независимо от воли каждого отдельного участника рынка) самосогласованную систему, о характере которой каждый из ее участников может лишь догадываться. Поэтому рынок представляет собой взаимодействие множества выборов разными предпринимателями разных инвестиционных проектов из имеющихся у них потенциальных наборов. Таким образом, без учета рынка планы становятся утопическими; в свою очередь, без участия планов рынок оказывается недееспособным.
Вспомним теперь краеугольный камень социальной самоорганизации, как он был описан в общей хронотопологической модели этого процесса (см. предыдущий параграф) — так сказать, опорную триаду хронотопологической модели: социальный институт — социальный идеал — социальная ценность. В применении к экономической самоорганизации это будет экономический институт («фирма») — экономический идеал (стратегический инвестиционный проект, которому должны быть подчинены все тактические проекты) — экономическая ценность (товары, услуги, деньги, ценные бумаги). Между структурой экономического института и характером экономического идеала есть глубокая взаимосвязь: структура института приспособлена для реализации определенного экономического идеала, а экономический идеал предполагает, что за его спиной стоит определенный институт, заинтересованный в его реализации и способный сделать это. И результатом деятельности экономического института по реализации определенного экономического идеала являются определенные экономические ценности, которые так важны и для производителя и для потребителя.
До сих пор мы рассматривали экономический порядок («план») и экономический хаос («рынок») в статическом виде (в состоянии равновесия). Но как мы знаем, хронотопологическая модель самоорганизации требует рассмотрения порядка и хаоса в динамике, т.е. требует исследования их взаимопереходов друг в друга. В применении к экономической самоорганизации это означает, что следует рассмотреть эволюцию экономического порядка (планового начала) и экономического хаоса (рыночного начала) как на институциональном (эволюция институтов), так и на идеологическом (эволюция идеалов и ценностей) уровне.
Как следовало ожидать на основании общей хронотопологической модели, исследование указанной эволюции приводит нас к понятиям экономической иерархизации и экономической деиерархизации, с которыми предприниматели и экономисты нередко сталкиваются на практике.
Эти процессы предполагают образование фирм нового типа (унитарных, холдинговых, мультидивизиональных и др.), диверсификацию фирм, их реструктуризацию, объединение, распад и т.д. и т.п. Процессы концентрации и диссипации, централизации и децентрализации, локализации и делокализации и т.п. являются разными аспектами этих более сложных процессов. Изучением этих и подобных им процессов занимается авангард экономической науки — институциональная эволюционная теория (Веблен, Шумпетер, Коуз, Уильямсон, Нельсон, Винтер и др.)(161)
Экономическая иерархизация означает переход от более простых экономических институтов к более сложным. Это предполагает объединение фирм одинаково¬го или даже различного типа, их интеграцию вплоть до полного слияния в качественно новую форму. Экономическая деиерархизация есть обратный процесс, т.е. переход от более сложных экономических институтов к более простым. Это достигается обычно путем распада большой фирмы на малые.
Таким образом, феноменологическое описание экономической самоорганизации представляет собой чередование процессов экономической иерархизации и экономической деиерархизации. Это предполагает чередование интеграции и дифференциации как фирм, так и связанных с ними инвестиционных проектов (экономических идеалов). При этом механизм интеграции фирм связан с переходом от рыночных к контрактным отношениям и поэтому с переходом от независимых фирм к зависимым. Этот процесс сопровождается превращением независимых инвестиционных проектов (независимых экономических идеалов) в зависимые. Аналогично механизм дифференциации экономических институтов предполагает переход от прежних контрактных отношений к новым рыночным и благодаря этому связан с переходом от зависимых экономических институтов к независимым. Что касается этого процесса, то он, как и следовало ожидать, сопровождается превращением зависимых инвестиционных проектов (экономических идеалов) в независимые. Нетрудно понять, что экономическая иерархизация представляет собой не что иное как рост экономического порядка (расширение сферы действия планового начала), тогда как экономическая деиерархизация —рост экономического хаоса (расширение сферы действия рыночного начала).
Как ясно из хронотопологической модели социальной самоорганизации и как о том свидетельствует практика экономической жизни, экономическая иерархизация и экономическая деиерархизация могут осуществляться разными способами, протекать, так сказать, по разным траекториям. Когда количественное изменение управляющих экономических параметров достигает критической величины («точка бифуркации»), в недрах исходной диссипативной структуры (или множества таких структур) возникает набор новых возможных способов структурирования (новых возможных бифуркационных структур). Этот набор означает определенный спектр возможных сценариев будущего экономического развития как в институциональном (эволюция экономических институтов), так и в идеологическом (эволюция экономических идеалов и ценностей) смысле. Мы приходим к важному понятию экономической бифуркации. Под последней подразумевается скачкообразное разветвление прежнего экономического порядка (или хаоса) на конечное множество новых форм экономического порядка (соответственно хаоса). Так возникают наборы новых возможных планов и новых рынков. Но как следует из общей хронотопологической модели и как это подтверждает практика экономической жизни, подобное размножение планов и рынков не может продолжаться до бесконечности. Должен существовать предел как экономической иерархизации, так и экономической деиерархизации.
Благодаря этому мы приходим к понятиям простого и странного экономических аттракторов. Простой экономический аттрактор есть предельная целостная экономическая структура (относительный предел экономического порядка), дальнейшее усложнение которой делает ее неустойчивой (склонной к дезинтеграции и распаду). Странный экономический аттрактор есть предельный дискретный набор экономических структур (относительный предел экономического хаоса), дальнейший распад которых делает этот набор неустойчивым (склонным к объединению и слиянию). Отсюда следует, что экономическая самоорганизация (в полном соответствии с требованиями хронотопологической модели социальной самоорганизации) представляет собой сложную и весьма запутанную цепочку экономических бифуркаций, на фоне которой за достаточно длительный промежуток времени наблюдается балансирование исследуемой экономической системы между простыми и странными экономическими аттракторами — состояниями предельного экономического порядка (торжество планового начала) и предельного экономического хаоса (торжество рыночного начала).
Таким образом, хронотопологическая модель социальной самоорганизации дает относительно простое и изящное объяснение фундаментального экономического циклизма, каковым является не простой количественныи циклизм экономического роста(162), а очень сложный и глубокий качественный циклизм экономического развития. Этот последний связан с циклизмом в развитии экономических институтов, идеалов и ценностей, поэтому его целесообразно назвать институционально-идеологическим циклизмом. Одним из самых ярких и глубоких проявлений этого циклизма является периодическое изменение экономических институтов, связанное с изменением форм собственности — переход от социализации (в частности, национализации) собственности к ее приватизации (в частности, денационализации) и обратно.
Из изложенного вытекает важный вывод: фундаментальная роль рынка и рыночной экономики в развитии человеческого общества как такового может быть обоснована только на базе концепции синергетического историзма. Это связано с тем обстоятельством, что только эта концепция раскрывает общие закономерности взаимоотношения социального порядка и социального хаоса, а следовательно, также экономического порядка и экономического хаоса. Только в рамках этой концепции получает прочное обоснование идея о творческой роли экономического хаоса (рыночного начала) в развитии человеческого общества. Как ясно из изложенного, эта роль заключается, в конечном счете, в использовании экономического хаоса (рыночных отношений) для формирования новых экономических институтов и новых экономических идеалов (в виде потенциальных бифуркационных структур) и поиска (выбора) среди них экономически наиболее эффективных (как в идеологическом, так и в институциональном смысле). Практически это означает, говоря современным языком, формирование и поиск (отбор) наиболее эффективных фирм и наиболее успешных инвестиционных проектов. В появлении таких фирм и таких проектов и заключается тайна роста общественного богатства.
Из сказанного также следует, что для демонстрации творческой роли экономического хаоса требуются три экономических рычага, которым соответствуют три важнейших понятия рыночной экономики — деньги, капитал (деньги, приносящие добавочные деньги) и прибыль (избыток денег по сравнению с первоначальной суммой).
Поскольку понятие экономической самоорганизации предполагает глубокую взаимосвязь и взаимозависимость экономического порядка и экономического хаоса, с точки зрения синергетического историзма, любая абсолютизация планового и рыночного начала в экономике одинаково недопустима(163). Синергетический подход к экономике предполагает очень сложное и тонкое переплетение и взаимодействие этих начал.
После того как мы рассмотрели феноменологию экономической самоорганизации ее описание в форме чередования экономической иерархизации и экономической деиерархизации на институциональном и идеологическом уровне (дифференциация и интеграция экономических институтов и идеалов, т.е. фирм и инвестиционных проектов), — естественно перейти к объяснению этого процесса, т.е. к эссенциологии (раскрытию сущности) экономической самоорганизации. В соответствии с общими требованиями хронотопологической модели следует ожидать, что движущей силой экономической самоорганизации является экономический отбор. Чтобы его исследовать, надо выяснить, что играет роль факторов этого отбора, т,.е, тезауруса, детектора и селектора. При ближайшем рассмотрении оказывается, что этот вопрос отнюдь не тривиален. В роли экономического тезауруса (как следует из хронотопологи-ческой модели) выступает не множество действительно существующих (в данный момент) фирм с их инвестиционными проектами (как можно было бы думать, следуя дарвиновской теории биологического отбора), а множество возможных экономических структур, т.е. множество возможных способов структурирования существующих фирм и инвестиционных проектов. Количественное изменение т.н. управляющих параметров в экономике на определенной ступени этого изменения должно приводить к качественному скачку («точка бифуркации»), в результате которого в рамках существующей экономической системы (или множества таких систем) появляется дискретный набор объективно возможных способов (сценариев) перестройки структуры этой системы. Другими словами, появляется дискретный набор объективно возможных «кооперативных эффектов» (как принято говорить в синергетике). Конкретно характер эволюции системы будет зависеть от того, какой из этих эффектов реально «сработает» (какая из возможных новых структур реализуется, т.е. перейдет из возможного состояния в действительное). Спонтанное (самопроизвольное) образование в недрах экономической системы в результате количественного изменения ее свойств дискретного набора качественно новых структур является ярким проявлением гегелевского закона перехода количественных изменений в качественные. В связи с этим один из основателей физической синергетики немецкий физик Хакен справедливо заметил, что механизм бифуркаций, потому так важен, что он делает понятным, говоря словами Пригожина, «как может чисто количественный рост приводить к качественно новому выбору»(164). Именно поэтому синергетику, по мнению Хакена, можно рассматривать как теорию образования новых качеств(165).
Итак, механизм экономических бифуркаций (перехода количественных экономических изменений в качественные) является, если воспользоваться знаменитой аллегорией А.Смита, своеобразной «невидимой рукой» Гегеля-Хакена, ответственной за создание множества экономических вариантов для экономического отбора (экономического тезауруса).
Но теперь возникает новый вопрос: а кто выбирает из этого множества один из вариантов? Другими словами, кто выступает в роли экономического детектора? Этот вопрос столь же не тривиален, как и первый. В рамках физической синергетики на этот вопрос ее основатели обычно отвечали так: флуктуация, или случай. При этом ссылались на то, что выбор того или иного варианта не предсказуем.
Между тем, именно синергетическая теория социального отбора ясно показывает, что выбор из множества вариантов осуществляет не некая неподдающаяся дальнейшему анализу «флуктуация», а вполне поддающееся анализу внутреннее взаимодействие между элементами системы. В применении к экономической системе роль такого взаимодействия играет экономическое взаимодействие между фирмами с их инвестиционными проектами. Но такое взаимодействие, как и следовало ожидать из хронотопологической модели, состоит из двух противоположных компонент:
1) конкурирующих фирм; и 2) их кооперации. Конкуренция означает борьбу (соперничество, конфронтацию), а кооперация — сотрудничество (содействие друг другу в общей борьбе). В реальной практике экономической деятельности давно сформировались такие полярные понятия как совершенная конкуренция и монополия. Первая предполагает независимость участников рынка друг от друга (и целый ряд дополнительных условий, при соблюдении которых мы имеем идеальные рыночные отношения), а вторая - сговор участников рынка, при котором они договариваются о совместной деятельности на рынке (вопреки нормальным рыночным отношениям). «Чистая» (идеальная) конкуренция и «чистая» (идеальная) монополия суть лишь абстракции, которым не соответствует реальная экономическая ситуация. В реальности же обычно имеется некий симбиоз (суперпозиция, наложение) конкуренции и монополии, когда существуют несколько групп относительных монополистов, ведущих конкуренцию между собой. Это означает, что между монополистами в рамках одной группы рыночной конкуренции нет, а она существует лишь между монополистами, принадлежащими к разным группам. Такое взаимодействие фирм обычно называется олигополистическои конкуренцией(166). Нетрудно заметить, что подобная конкуренция в точности соответствует общей картине внутреннего взаимодействия в самоорганизующейся системе. При разной расстановке рыночных «сил» изменяется соотношение между конкуренцией и кооперацией: при одном соотношении рыночных «сил» во внутреннем экономическом взаимодействии может преобладать конкуренция и тогда это взаимодействие приближается к идеалу «совершенной конкуренции»; при другом соотношении растет удельный вес монополии и тогда взаимодействие приближается к «чистой» монополии.
Таким образом, в общем случае роль экономического детектора, который осуществляет выбор из множества возможных структур, являющихся продуктом экономической бифуркации, определенной структуры, играет олигополистическая конкуренция(167).
Как мы уже знаем, теория социального отбора не ограничивается только двумя факторами отбора (тезаурусом и детектором) и требует участия третьего фактора (селектор). Из множества вариантов детектор выбирает такой, который в данных условиях переводит систему в наиболее устойчивое состояние. Это равносильно тому, что он переводит систему из неравновесного в максимально равновесное состояние. Нетрудно догадаться, что в случае экономического отбора и олигополистическои конкуренции роль экономического селектора (закона устойчивости, на основании которого производится отбор) играет закон спроса и предложения — та самая «невидимая рука» А.Смита, которая постоянно направляет экономическую систему в состояние экономического равновесия. Именно поэтому в экономическом соревновании побеждают те экономические нововведения (инновации технологического, квалификационного и организационного типа), которые в наибольшей степени отвечают требованиям указанного закона. При этом в общем случае учитывается действие закона спроса и предложения как на внутреннем, так и на внешнем рынке. Другими словами, олигополистическая конкуренция из множества новых возможных экономических структур (являющихся результатом очередной экономической бифуркации) выбирает экономически наиболее эффективную(168).
Таким образом, поведение самоорганизующейся экономической системы является двойственным и противоречивым. С одной стороны, она постоянно стремиться к состоянию экономического равновесия, а с другой — постоянно склоняется к нарушению этого равновесия, т.е. к экономически неравновесному состоянию (к экономическому развитию). Поэтому проблема взаимоотношения экономического равновесия и экономического развития занимает видное место в истории экономических теорий, особенно со времени выхода в свет известной книги выдающегося экономиста XX в. И.Шумпетера «Теория экономического развития» (1912). В ней он показал, что конкуренция фирм постоянно побуждает предпринимателей быть новаторами, т.е. обращаться к экономическим нововведениям. Эти нововведения имеют, вообще говоря, тройной смысл: 1) совершенствование технологии экономической деятельности; 2) совершенствование квалификации участников экономической деятельности; 3) совершенствование организации экономической деятельности. Так как в общем случае роль новатора играет не просто один предприниматель, а взаимодействие многих предпринимателей, то можно сказать, что экономический детектор (в общем случае олигополистическая конкуренция) по части нововведений есть своеобразная «невидимая рука» Шумпетера, постоянно нарушающая экономическое равновесие.
Резюмируя сущность экономической самоорганизации можно сказать следующее. «Невидимая рука» Шумпетера (детектор, отбирающий идеологические и институциональные нововведения) определяет экономическое развитие (реструктурирование и реформирование экономики), а, «невидимая рука» Смита (селектор для отбора нововведений) — периодические переходы к экономическому равновесию (закон спроса и предложения выравнивает ситуацию, распространяя нововведения (инновации) на всю экономику). Другими словами, детектор вводит инновации на отдельных предприятиях, а селектор их распространяет. «Невидимая рука» Шумпетера (детектор) постоянно нарушает экономическое равновесие, а «невидимая рука» Смита (селектор) постоянно его восстанавливает. Стыковку же между экономическим развитием и экономическим равновесием осуществляет экономический рост, который предполагает финансирование нововведений за счет инновационной капитализации прибыли (творческая роль сбережений и накоплений).
Так выглядит картина экономической самоорганизации в краткосрочном периоде.
В долгосрочном же периоде организационные инновации разного характера и масштаба в своей совокупности придают этой картине форму чередования процессов иерархизации и деиерархизации фирм и инвестиционных проектов(169).
Сопоставление эссенциологии экономической самоорганизации (раскрытие ее сущности) с ее феноменологией (описанием ее как явления) позволяет придти к следующему важному выводу относительно природы экономической теории. Как явление экономическая самоорганизация наблюдаема и может быть описана с помощью эмпирических понятий, представляющих собой индуктивное обобщение исторического опыта. Сущность же экономической самоорганизации не наблюдаема и требует для своего познания использования теоретических понятий. Эти понятия не выводятся индуктивным путем из опыта, а являются продуктом творческого воображения исследователя. Поэтому они имеют, в конечном счете, умозрительное происхождение(170). Сказанное особенно очевидно, когда мы анализируем механизм бифуркаций и процедур выбора из множества возможных бифуркационных структур определенной структуры, реализуемой в действительности. Взаимодействие тезауруса, детектора и селектора, образно говоря, скрыто от глаз постороннего наблюдателя и требуется специальная, весьма напряженная работа абстрактного мышления, чтобы обнаружить эти факторы и осознать результат их совместного действия. Стало быть, теоретическое знание в области экономических явлений так же не сводится ни к чисто эмпирическому ни к чисто умозрительному знанию, как это имеет место и в области точного естествознания(171). Только синтез эмпирического и умозрительного знания приводит к формированию подлинно теоретического знания. Поэтому «теоретическая» конструкция, описывающая экономические явления («эмпирические факты») и наблюдаемые устойчивые отношения между ними («эмпирические законы»), с методологической точки зрения является не теорией, а «феноменологической конструкцией» (Швингер). В сфере теоретической физики принципиальное различие между теорией и феноменологической конструкцией известно давно. Ни одна фундаментальная физическая теория никогда бы не увидела света, если бы ее творцы отождествили теорию с феноменологической конструкцией. В этом случае они бы не рискнули использовать творческое воображение (и, следовательно, умозрительное знание) для объяснения обнаруженных эмпирических закономерностей и предсказания новых (эмпирических же) закономерностей .
Отсюда сдедует, что значительная часть результатов экономических исследований, выполненных во 2-ой половине XIX в. и в XX в. являются феноменологическими конструкциями и, следовательно, не являются экономическими теориями в строгом смысле этого слова. Так как сложность количественного описания явлений может быть, вообще говоря, сколь угодно большой, то широкое использование математических методов в современных экономических исследованиях (эконометрика) отнюдь не делает эти исследования «теоретическими». Как ни парадоксально это звучит в XXI в., но ярким примером экономической теории, отвечающей основным методологическим требованиям к теории, выработанным в XX в., является экономическая теория К.Маркса как итог развития классической политической экономии А.Смита и Д.Рикардо, изложенная в главном труде Маркса «Капитал» (1867-1879)(172). Общеизвестно, что эта теория вначале завоевала громкую славу, а потом подверглась яростным нападкам и была признана большинством экономистов «ошибочной». Как бы там ни было, но в истории экономических учений не было теории, которая бы оказала на развитие человечества столь крупномасштабное и глубокое влияние, как это случилось с экономической теорией Маркса(173).
Из предыдущего изложения ясно, что теория экономической самоорганизации тесно связана с синергетической философией истории. Она вообще не может быть построена (как это мы увидим дальше) при изоляции от философии истории. Между тем, современные экономические концепции (в своем большинстве) стараются полностью изолировать себя (подобно многим социологическим, политологическим и культурологическим концепциям) от смежных дисциплин и особенно от историософских исследований. Попытка рассматривать экономические проблемы в контексте философии истории даже считается признаком дурного тона. Между тем, экономическая теория Маркса в этом отношении существенно отличается от большинства «экономике» не только конкретным толкованием природы теоретического знания, но и своей связью с особой философией истории («исторический материализм»). Поэтому построение теории экономической самоорганизации («экономической синергетики») обязательно требует конструктивного критического анализа экономической теории Маркса с целью выявления как ее действительных (а не мнимых!) недостатков, так и ее действительных (а не мнимых) достоинств. Для решения этой задачи надо, прежде всего, изложить экономическую теорию Маркса на языке современной методологии научного исследования(174)(см. ниже - рис.14).
В основании любой фундаментальной теории лежит некоторый принцип (принципы), краеугольным камнем которого является некоторое фундаментальное понятие. Так, в основу классической механики был положен в свое время (XVII в., Галилей и Ньютон) принцип инерции. Здесь краеугольным камнем теории оказалось понятие инерции. В основу же классической электродинамики был положен принцип близкодействия (XIX в., Фарадей и Максвелл). Здесь роль фундаментального понятия играло понятие электромагнитного («силового») поля. Эти понятия не были получены индуктивным путем из опыта, а явились продуктом творческого воображения соответствующих физиков и имели, следовательно, умозрительное происхождение.
Совершенно аналогично краеугольным камнем экономической теории Маркса является т.н. «трудовое» понятие стоимости. Поскольку, согласно взглядам Смита и Рикардо, единственным источником общественного богатства является труд (деятельность человека, создающая социальные ценности), то под стоимостью товара подразумевается количество абстрактного труда, овеществленного (актуально или потенциально)(175) в этом товаре. Это эквивалентно утверждению, что стоимость товара определяется количеством действительного или возможного рабочего времени, общественно-необходимого для производства этого товара. Товар как элементарный экономический объект, по Марксу, раздваивается на экономическое явление («потребительная стоимость») и экономическую сущность («стоимость»). Они не существуют друг без друга, но в то же время не тождественны. Они могут изменяться независимо друг от друга. Таким образом, потребительная стоимость может создаваться как человеком, так и природой (без участия человека); стоимость же в принципе без участия человека (без присутствия человеческой деятельности, явного или неявного) создаваться не может(176).
Потребительная стоимость (как и стоимость) имеет качественную и количественную сторону. Количественная сторона потребительной стоимости заключается в том, что она является таковой лишь в определенных пределах; другими словами, имеет свою меру, т.е. диапазон возможных количественных изменений, в рамках которого она сохраняет свои потребительские свойства. Следовательно, потребительная стоимость предполагает существование предельной полезности(177), но эта черта присуща потребительной стоимости товара, не его стоимости. С другой стороны стоимость предполагает существование цены («меновой стоимости») под которой обычно подразумевается стоимость товара, выраженная в деньгах.
Очевидно, что один и тот же товар для разных потребителей может обладать разной предельной полезностью. Кроме того, для каждого потребителя существует свой предпочтительный потребительский набор (набор товаров), составленный с учетом как специфической потребности данного потребителя в тех или иных товарах, так и его покупательной способности (возможностей его бюджета)(178).
Рассмотрим теперь институционально-идеологическую триаду, являющуюся, так сказать, «краеугольным камнем» описанной в предыдущем параграфе хронотопологической модели социальной самоорганизации: (институт — идеал — ценность). В применении к экономической самоорганизации эта триада будет выглядеть так: (экономический институт — экономический идеал — экономическая ценность). Как товар, экономическая ценность имеет потребительную стоимость и стоимость. Отсюда ясно, что стоимость — это одна сторона экономической ценности, составляющая сущность этой ценности. Экономической ценностью является все то, что имеет какую-то стоимость (и, следовательно, может продаваться и покупаться). Поэтому экономической ценностью являются не только товары, но и услуги (а также деньги и ценные бумаги).
Поскольку любая ценность есть реализация прагматического аспекта какого-то идеала (гл.1), то экономическая ценность должна быть реализацией (воплощением в действительность) прагматического аспекта экономического идеала. Но экономический идеал требует, чтобы рыночная стихия цен приводила, в конечном счете, к такой сбалансированности действий всех производителей и всех потребителей, при которой каждый потребитель получил бы свой предпочтительный потребительский набор, а каждый производитель извлек бы при этом максимальную прибыль. Подобная ситуация будет возможна только при условии, если на производство каждого товара будет затрачено количество рабочего времени, общественно-необходимое для гарантирования этой ситуации(179). Понятие «трудовой» стоимости, будучи, как мы видели, особым умозрительным конструктом, дает возможность сформулировать закон стоимости, который играет в экономической теории Маркса роль фундаментального теоретического закона. Согласно этому закону, сумма рыночных цен всех товаров в данной замкнутой экономической системе должна быть равна сумме «трудовых» стоимостей этих товаров. Этот закон является подлинно теоретическим потому, что он связывает наблюдаемые величины (рыночные цены) с ненаблюдаемыми («трудовые» стоимости).
Из закона стоимости вытекает в качестве важнейшего теоретического следствия закон прибавочной стоимости. Последний гласит, что сумма всех прибылей, получаемых капиталистами в данной замкнутой (изолированной) экономической системе, должна быть равна сумме всех производимых ими прибавочных стоимостей. Таким образом, понятие «трудовой» стоимости и основанный на этом понятии закон стоимости при их последующем развитии позволяют раскрыть сущность таких важнейших экономических категорий как капитал и прибыль. В качестве экономического явления капитал выступает перед нашим взором как «деньги, приносящие добавочные деньги»; экономическая же сущность капитала состоит в том, что это есть «трудовая» стоимость, приносящая прибавочную «трудовую» же стоимость. Соответственно раскрывается сущность такого экономического явления как прибыль: наблюдаемая прибыль оказывается формой проявления ненаблюдаемой прибавочной стоимости. Из закона прибавочной стоимости, в свою очередь, вытекают два теоретических закона: 1) закон экономического равновесия (закон простого воспроизводства); и 2) закон экономического развития (закон расширенного воспроизводства). При простом воспроизводстве произведенная прибавочная стоимость потребляется капиталистами; при расширенном она вкладывается в дальнейшее расширение и совершенствование производства.
Закон экономического равновесия объясняет такие известные эмпирические законы рыночной экономики как законы спроса и предложения на различных рынках, а именно: рынке потребительских товаров, рынке факторов производства («труда», т.е. рабочей силы; «капитала», т.е. производственного оборудования и сырья; и «земли», т.е. земельном рынке), денежном рынке и рынке ценных бумаг (фондовая биржа). Что касается закона экономического развития, то он обладает не только объяснительной, но и предсказательной функцией. С одной стороны, он объясняет известный во времена Маркса эмпирический закон краткосрочного экономического роста (закон экономических циклов и периодических кризисов перепроизводства товаров). Данное Марксом объяснение кризисов перепроизводства заслуживает особого внимания, так как оно было для своего времени столь тонким и глубоким, что обычно ускользало от понимания не только многих критиков, но и многих апологетов марксовои теории(180). Суть его состоит в следующем.
Расширенное воспроизводство всего общественного продукта (всей массы товаров, предназначенных как для личного, так и для производственного потребления) для своего беспрепятственного протекания должно удовлетворять условию
IIc2 < Iv1+m1(*)
Здесь I — совокупность средств производства, т.е. товаров, предназначенных для производственного потребления; соответственно II — совокупность средств потребления (товаров, предназначенных для личного потребления); с2 — величина постоянного капитала в II, v1 — величина переменного капитала в I, m1 — величина прибавочной стоимости в I. Неравенство гласит: сумма стоимостей средств потребления, равная величине постоянного капитала с1 в подразделении II, для беспрепятственного расширенного производства должна быть меньше суммы стоимостей средств производства, равной сумме переменного капитала v1 и прибавочной стоимости m1 в подразделении I. Из указанного закона расширенного воспроизводства вытекает важное следствие: нарушение неравенства (*)
IIc2 < Iv1+m1 ---> IIc2 > Iv1+m1
т.е. возникновение диспропорции неизбежно нарушает нормальное (беспрепятственное) протекание расширенного воспроизводства, что приводит к кризису перепроизводства товаров(181). Циклический характер перепроизводства объясняется периодическим нарушением условия (*) и последующим его восстановлением. Причиной же указанной периодичности является ,b>периодическое обновление производственного оборудования, обусловленное постепенным износом этого оборудования и накоплением амортизационных отчислений. Очевидно, что когда наступает время обновления, внезапно резко (скачкообразно) возрастает потребность в постоянном капитале с2. Следствием этого является резкое (скачкообразное) повышение спроса на деньги. Результатом внезапного крупномасштабного роста спроса на деньги должен быть банковский ажиотаж (рост потребности в банковских кредитах) и паника на рынке ценных бумаг (рост продажи акций на фондовом рынке). Все это ведет к росту процентной (банковской) ставки, падению прибыли, заработной платы, занятости и товарных цен(182).
Как уже отмечалось, закон расширенного воспроизводства в экономической теории Маркса обладает не только объяснительной, но предсказательной функцией: объясняя известный эмпирический закон краткосрочного экономического роста (закон экономических циклов и кризисов перепроизводства), он в то же время предсказывает новый эмпирический закон долгосрочного экономического роста (относящийся к не столь далекому будущему, во всяком случае не выходящему за пределы XX в.). Этот закон предполагает не только сохранение в общем и целом описанной выше циклической картины, но также рост амплитуды циклических колебаний и обострение экономических кризисов. Результатом такого развития событий должно явиться прогрессивное ухудшение положения наемных работников (общая тенденция к сокращению зарплаты и росту безработицы). Все это делает неизбежной (в долгосрочной перспективе) пролетарскую революцию, завоевание наемными работниками политической власти («диктатура пролетариата»), ликвидацию системы частной собственности («экспроприация экспроприаторов»), ликвидацию рыночной экономики и переход к чисто плановой экономике коммунистического общества, свободной от таких фундаментальных категорий рыночной экономики как деньги, капитал и прибыль.
Таким образом, важнейшее предсказание экономической теории Маркса состоит в том, что рыночной экономике как таковой предсказывается относительно короткий срок существования. Экономическая теория Маркса неизбежно приводит к выводу, что рыночная экономика в ходе своего имманентного (спонтанного) развития отрицает самое себя. Это первая часть марксова социального прогноза. Вторая же часть состоит в замене рыночной экономики чисто плановой, причем замене глобальной и вечной.
Возникает вопрос: почему глобальной, т.е. охватывающей весь земной шар? Дело в том, что локальная ликвидация частной собственности в одной стране представляет собой очень глубокое вторжение в экономику. Такое мероприятие (особенно если оно связано с применением насилия) создает очень серьезную угрозу для капиталистов всех стран. Ввиду этого для предотвращения подобного процесса неизбежен «экспорт контрреволюции» (совместные действия международной буржуазии против отдельных национальных отрядов восставшего пролетариата). Поэтому чтобы предотвратить «экспорт контрреволюции» необходимо совместное выступление пролетариев всех стран. Отсюда идея мировой пролетарской революции (знаменитый лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!») и решимость применить силу для свержения власти международной буржуазии (идея совместного освобождения пролетариев всех стран от капиталистической эксплуатации, т.е. несправедливого распределения прибавочной стоимости).
Таким образом, экономическая теория Маркса прорывает узкий горизонт чисто экономического мышления, грубо нарушает олимпийское спокойствие экономических дискуссий, протекающих в чисто феноменологическом русле научного направления «экономике», и с грохотом и шумом вторгается в опасную сферу философии истории (столь чуждую для «экономики»).
Обращает на себя внимание исключительная (так сказать «неумолимая») логичность данной теоретической системы (рис.14), с одной стороны, а с другой — новизна и масштабность (с точки зрения социальной науки XIX в.) ее предсказаний, обещающих одним апокалиптическое светопреставление, а другим — настоящий земной рай.
Однако, как известно из современной методологии научного исследования, ни логичность, ни новизна и масштабность предсказаний сами по себе не делают теорию истинной (соответствующей той реальности, для описания и объяснения которой она была построена). Для превращения правдоподобной гипотезы в истинную теорию необходимо совпадение предсказаний гипотезы в границах ее применимости с опытом. Между тем, из марксова закона долгосрочного экономического роста (прогрессивное обострение циклического и кризисного развития) следует, что перераспределение прибавочной стоимости в пользу наемных работников возможно только революционным путем, т.е. путем ликвидации частной собственности на средства производства. Исторический опыт XX в., однако, преподал человечеству следующие два урока: 1) справедливое перераспределение прибавочной стоимости возможно реформистским путем, т.е. при сохранении частной собственности на средства производства. Такое перераспределение можно осуществить путем вмешательства в процесс распределения произведенных на основе частной собственности материальных благ государства, которое с помощью экономических рычагов (в частности, налогов и субсидий) может сократить создаваемое рыночной экономикой имущественное неравенство (социал-демократический путь; например, шведская модель экономического развития); 2) справедливое перераспределение прибавочной стоимости невозможно революционным путем, т.е. при уничтожении частной собственности на средства производства (коммунистический путь; например, российская модель экономического развития). Оказалось, что предсказанная марксовой теорией пролетарская революция приводит к совершенно иному результату, чем это предсказывала теория.
Такой странный результат объясняется следующими двумя обстоятельствами.
С одной стороны, ликвидация частной собственности приводит к ликвидации частной инициативы, а это, в конечном счете (т.е. в долгосрочной перспективе), ведет к существенному снижению производительности труда (в самых разных сферах человеческой деятельности).
С другой стороны, появляется своеобразный феномен «революционного одиночества» («революционный анклав»). Мы видели, что одним из важнейших условий успеха пролетарской революции, согласно марксовой теории, должен был быть ее глобальный характер (идея мировой пролетарской революции, которая казалась вполне реальной после 1-ой мировой войны). Однако в дальнейшем выяснилось, что одновременное революционное выступление пролетариев всех стран невозможно, а неодновременное (локальное) может быть успешным (устойчивым, стабильным, долгоживущим) лишь при сочетании следующих специфических обстоятельств: огромная территория, огромные ресурсы, специфический менталитет(183) подавляющего большинства населения и глубокий раскол всех противостоящих пролетарской революции сил (как внутренних, так и внешних)(184). В условиях постоянной угрозы «экспорта контрреволюции», чтобы быть устойчивой, возникшая в ходе пролетарской революции социальная система должна перераспределять прибавочную стоимость не на расширение пролетарского потребления (повышение жизненного уровня наемных работников), а на «экспорт революции» как средство нейтрализации «экспорта контрреволюции». Отсюда неизбежность беспрецедентной по масштабам милитаризации экономики и столь же грандиозного финансирования различных политических авантюр. В результате, антирыночная революция, призванная повысить жизненный уровень работников наемного труда (как физического, так и умственного) привела, в конечном счете, к существенному снижению этого уровня(185).
Таким образом, исторический опыт XX в. недвусмысленно опроверг тот сценарий социального развития, который был предсказан экономической теорией Маркса. Но опровержение предсказаний теории равносильно опровержению теории.
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
160 В общем случае следовало бы еще добавить: «и множества независимых домашних хозяйств со своими независимыми потребительскими проектами». (См., например, Мэнкью Н.Г. Принципы экономике. СПб., 1999. С.48).
161 См., напр., Институциональная экономика. М., 2001; Шумпетер И. Теория экономического развития. М., 1982; Ричард Р.Нельсон, Сидней Дж.Уинтер. Эволюционная теория экономических изменений. М., 2002; Теория фирмы (под ред. В.М.Гальперина). СПб. 1995; Т.Эггертассон. Экономическое поведение и институты. М., 2001 и др.
162 См., например, Хансен Э. Экономические циклы и национальный доход. М., 1959; Хаберлер Г. Процветание и депрессия. М., I960 и др
163 Абсолютизация планового начала (плановый фундаментализм) исторически наиболее ярко проявилась в требовании тотального вмешательства государства в экономии, что получило четкое выражение в марксистской политической экономии и в экономической политике руководителей СССР; абсолютизация же рыночного начала (рыночный фундаментализм) — в требовании полного невмешательства того же государства в ход экономических процессов. Критику абсолютизации рыночного начала см., в частности, Сорос Д. Кризис мирового капитализма. М.,1999. В этой книге ее автор, будучи одним из крупнейших финансистов XX в., подвергает резкой критике рыночный фундаментализм как «разновидность экстремизма» (с.98) и настаивает на необходимости «регулировать мировые финансовые рынки».
164 Пригожий И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986. С.269.
165 Хакен Г. Информация и самоорганизация. М., 1991. С.45.
166 См., например, Мэнкью Н.Г. Принципы экономике. СПб. 1999. Часть 5, гл.16; Чемберлин Э. Теория монополистической конкуренции. М., 1959; Робинсон Дж. Экономическая теория несовершенной конкуренции. М., 1986 и др
167 Обратим внимание на принципиальное отличие социального (в том числе экономического) отбора от биологического отбора. Если последний бывает естественным или искусственным, то к социальному отбору такое деление неприменимо: он одновременно является и тем и другим, ибо осуществляется людьми, но в ходе такого взаимодействия между ними, которое не преследует какой-то сознательно поставленной цели.
168 Этим, в частности, объясняется и тенденция экономических структур в частности к иерархизации, ибо иерархизация при определенных условиях ведет к сокращению не только производственных, но и т.н. трансакционных издержек
169 Обратим внимание, что организационные, квалификационные и технологические нововведения тесно связаны друг с другом и обычно, в конечном счете, предполагают друг друга.
170 См., например, Диалектика познания, /под ред. А.С.Кармина. Л., 1988. Гл.20.
171 См. обсуждение вопроса о природе физической теории в Бранский В.П. Философия физики XX в. СПб. 2003. Гл.2 § 1.
172 Как известно, первый том «Капитала» был опубликован в 1867; второй в 1885 и третий в 1894.
173 «Что бы ни думали о конечной обоснованности марксизма, надо иметь довольно слабые умственные способности, чтобы не увлечься героической попыткой Маркса дать обобщенное и систематизированное толкование «законов движения» капитализма». (Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. М., 1994 С.207.)
174 См., в частности, Бранский В.П., Ильин В.В. Научное исследование в кн. Диалектика познания (под ред.А.Кармина. Л., 1988 Гл.20); также Бранский В.П. Философия физики XX в. СПб, 2003.
175 Природный объект (например, девственная земля или не тронутые человеком полезные ископаемые) может стать товаром (и, следовательно приобрести стоимость), если в нем может овеществиться определенное количество возможного абстрактного труда.
176 Это естественно, ибо стоимость связана с распределением ограниченного количества ресурсов между ограниченным множеством людей, о чем можно прочесть в любом учебнике по экономике.
177 Под предельной полезностью подразумевается максимальное количество товара, необходимое для удовлетворения потребности потребителя в этом товаре. При превышении этого количества товар теряет для потребителя свою полезность. Обратим внимание, что наряду с «верхней» предельной полезностью существует и т.н. «нижняя» предельная полезность (минимальное количество товара, при котором товар может быть полезен для потребителя).
178 178 См., например, Хикс Р. Стоимость и капитал. М., 1993. С.117-118.
179 Другими словами, только при условии затраты на производство каждого товара общественно-необходимого рабочего времени, этот товар будет обладать предельной полезностью для каждого потребителя (глобальная взаимозависимость предельной полезности товаров и общественно-необходимого рабочего времени для их производства). Из изложенного ясно, что т.н. маржиналистская концепция потребления, разработавшая такие важные понятия развитой экономической теории как предельная полезность и предпочтительный потребительский набор, вступает в противоречие с «трудовой» концепцией стоимости только при условии отождествления стоимости с предельной полезностью. Подобное отождествление по указанным выше причинам, является серьезной методологической ошибкой. Поэтому последовательное использование в экономической теории Маркса «трудовой» концепции стоимости является не недостатком этой теории, а ее серьезным достоинством.
180 Теория кризисов изложена Марксом в заключительной части 2-го тома «Капитала» и, по мнению многих экономистов, является «самым темным местом» в «Капитале».
181 Обратим внимание, что периодические кризисы по Марксу (Маркс К. Капитал Гл.П. 1950, с.522) неизбежны не только при расширенном, но и при простом воспроизводстве. Только в последнем случае кризис связан с нарушением условия IIс = Iv + т —> II с2 * Iv1 + m1
182 Закон экономических циклов делает понятным, как разрешается обнаруженное Марксом противоречие между двумя противоположными тенденциями, присущими средней норме прибыли: тенденцией к росту средней нормы прибыли m/(с + v) (из-за тенденции к росту нормы прибавочной стоимости m/v) и тенденцией к ее падению (из-за тенденции к росту органического состава капитала c/v). Циклические колебания нормы прибыли и есть та форма, в которой это «противоречие одновременно и осуществляется и разрешается». (Маркс).
183 Анализ этого менталитета см., в частности, В.П.Бранский. Социальная синергетика и теория наций. СПб., 2000. С.23-25.
184 Одновременное сочетание таких специфических обстоятельств в XX в. было только в России.
185 Наглядной иллюстрацией падения жизненного уровня работников наемного труда в рамках «революционного анклава» яв¬ляется, в частности прогрессивное ухудшение системы массового обслуживания в СССР в 70-80-х годах XX в. (вопреки тому, что было обещано в коммунистическом идеале).