Ночь на Ивана-Купалу

Анна Лак
        Я очень долго не был дома. Всё дела, встречи с нужными людьми, командировки. И только смерть родителей заставила меня вернуться в наш дом. Нет смысла рассказывать о тех чувствах, которые я переживал в то время. Кто когда-нибудь терял самых близких, поймет. После похорон, сидя дома на диване, я перебирал вещи, знакомые с самого детства. Старые фотоальбомы, открытки к празднику, маленькие подарки-безделушки. Я как бы заново проживал свою жизнь.
         Среди бумаг отца я наткнулся на старую, местами потертую, тетрадь. Повинуясь внезапному порыву, я открыл тетрадь наугад. Внутри неё были, по всей видимости, чьи-то заметки, написанные незнакомым аккуратным подчерком. Я заинтересовался, так как подчерк своих родителей я точно знал.
        На обложке найденной тетради с обратной стороны была пометка: «Полевые заметки врача-практиканта Зубовского А.М.».
        Когда я это прочитал, то понял, что в моих руках оказался дневник моего деда, погибшего во время войны. Он был молодым врачом, которого долг в июне 41-го призвал на фронт, где он и пропал без вести в августе 44-го. Бабушка ждала его всю жизнь, одна воспитывая сына, моего отца. Они с дедушкой поженились сразу же после института, оба – молодые врачи, получившие назначение в сибирскую глубинку, где у них и родился сын. А потом началась война.
        Я знал о деде по рассказам бабушки, и мне было интересно узнать, о нем от него самого, так сказать от первого лица. За окном темнело, начинался дождь. Включив светильник и устроившись поудобней на диване, я принялся читать.
        Ниже приводится текст той самой тетради, которую вел мой дед.
        «Я, Зубовский Александр Михайлович, 19… го рождения, уроженец Тамбовской губернии, сын врачей-медиков. Продолжив семейную традицию, я поступил  в 1-й Московский медицинский институт. На этом факультете собрались замечательные ребята. Мы вместе учились, жили, деля горести и беды. Веселая студенческая пора. Здесь же я познакомился со своей будущей женой Ниной. Нина, Ниночка, Нинуша. Темно-каштановые волосы, тяжело спадали на плечи, обрамляя самое прекрасное лицо на свете. Темно-карие глаза смотрели на меня всегда с любовью. На последнем курсе института мы с моей Ниночкой сыграли студенческую свадьбу.
        По распределению нас направили в сибирский городок В. По приезду, устроившись на новом месте, мы с женой отправились осматривать наши будущие, так сказать, владения. Больница, в которой нам предстояло лечить, считалась районной, так как сюда приезжали из всех окрестных деревень. Мне предстояло работать хирургом, а моей Ниночке детским врачом.
        Мы были единственными молодыми специалистами в этой больнице. Вместе с нами здесь работали еще пять человек: заведующий больницей Илья Илларионович, он же терапевт и хирург в одном лице, акушерка Елена Дементьевна, и медсестра Арина Ильинична. Сама больница представляла собой одноэтажное деревянное строение. Внутри располагались кабинеты для приема больных, процедурная, палата на пятнадцать коек, и моя вотчина – операционная. Хотя это было громок сказано.
        Скажу вам честно, первое время мне было очень страшно проводить операции. В институте мы столько раз практиковались, и я провел ни одну операцию. А вот надо же, и такой конфуз.
        Первым моим пациентом стал мужчина средних лет, которого привезли с острым приступом аппендицита. Оказывается, он уже несколько дней мучился болями в животе, но даже и не собирался к врачу, ему было некогда, так как лето было в самом разгаре, и он работал в полях на тракторе. Если бы не председатель колхоза, то тракторист бы не дожил до утра. И начались мои трудовые будни.
        Нине тоже некогда было скучать, каждый день со всех деревень к ней привозили маленьких пациентов, так как за долгие годы она была первым детски врачом в этой сибирской глубинке.
        Так мы и жили. Порой не хватало медикаментов, перевязочных материалов, и нам приходилось много работать, не жалея себя, но мы не жаловались на судьбу.
        В один из вечеров, когда выпало мне ночное дежурство, ко мне в кабинет вбежала дежурная медсестра Арина Ильинична. Одному из пациентов стало плохо, он бился в судорогах и кричал. Захватив нужные медикаменты, я отправился осмотреть больного.
        Мне стоит немного отступить от повествования и заглянуть немного назад. Когда в день нашего приезда с женой, нас знакомили с персоналом и показывали больницу, я обратил внимание на пациента, находящегося в палате. Это был молодой парень, и он казался как будто не в себе. Молчалив, угрюм, но в то же самое время, в его глазах читались непреодолимая жажда жизни, живой ум и что-то еще, скрытое очень глубоко. Чуть позже я узнал, что этот парень страдает психическим расстройством. Его привезли в больницу, когда он сломал ногу. После выздоровления у него случился первый приступ, а так как средств, чтобы отвезти его в город, где ему могли оказать квалифицированную помощь, не было, парня оставили под присмотром заведующего, который снимал приступы успокоительными лекарствами.
        Когда я вбежал в палату, то понял, к кому меня вызвали. Пациент, заинтересовавший меня в день моего приезда, сейчас бился в судорогах. Вколов ему успокоительное, я остался понаблюдать за его состоянием. Через несколько минут припадок закончился, и вскоре юноша открыл глаза. Увидев меня возле своей койки, он произнес:
        - Спасибо, доктор.
        - Ничего, ничего. Вам сейчас нужен покой, отдыхайте. А я утром еще к Вам зайду.
        Перед тем как утром отправиться отдыхать домой, я заглянул в палату, узнать как самочувствие пациента. Он все так же был угрюм и неприветлив, на вопросы, задаваемые мною, отвечал с неохотой, но признался, что ему сегодня намного лучше. Видя, что он и вправду сегодня чувствует себя намного лучше, я пошел домой.
        Прошел месяц. Так совпало, что как и месяц тому назад, день в день, мне выпало дежурить ночью. И снова все повторилось. Приступ, судороги и успокоительное. Утром – нежелание разговаривать со мной о произошедшем. Я был вынужден обратиться за разъяснением к заведующему Илье Илларионовичу. Тот пояснил мне, что пациент страдает психическим расстройством, которое обостряется каждый месяц  в ночь на седьмое число.   При этом он кричит, что за ним кто-то идет и обязательно заберет, а потом начинаются судороги. В остальное время ведет себя тихо.
         Меня заинтересовал этот случай. Еще учась в институте, меня интересовали мыслительные процессы людей, их влияние на общее состояние человека. Теперь я старался сделать так, чтобы мои дежурства были именно в ночь приступа, дабы следить за течением болезни.
        Спустя три месяца в наших отношениях с пациентом наметились существенные изменения. Привыкнув, что именно я оказываю ему первую помощь, он больше не старался быть замкнутым в себе. Постепенно он разговорился. Но странное дело, кроме того, что его звали Михаил, я ничего о нем не знал. Он обходил темы, связанные с его прошлым. Мы могли говорить обо всем, но только не о его жизни и болезни.
        Со временем я стал замечать, что приступы у Михаила становятся все серьезней. Простое успокоительное уже не действовало, приходилось привязывать его к кровати. В то время все больницы испытывали дефицит с лекарствами, а уж тем более больницы в глубинке. Направить Михаила на более серьезное обследование в город наша больница не могла, а ему, тем не менее, становилось все хуже.
        Как-то в один из дней поутру после очередного приступа болезни, Михаил попросил меня остаться и выслушать его. Это было так для меня неожиданно, что я без лишних слов, выполнил его просьбу.
        - Выслушайте меня, - сказал Михаил. – Только прошу Вас, не перебивайте. Мне осталось не так много времени. Да, да. Я знаю, что Вы хотите сказать. Но я просил Вас помолчать. Так, значит, начнем. Меня зовут Михаил, Вы это уже и так знаете. Я так долго боялся кому-либо поведать мою историю, что даже и не знаю, с чего стоит начать.
        Он замолчал. Я его не торопил.
        - Мне было десять лет, когда случилась эта история, - начал он. – В начале 19.. г. я жил с родителями в небольшом селе А. Это в пяти днях езды отсюда. Село наше располагалось на берегу реки. Несколько дворов, церковь, вот и все село. Мы верили в бога, о советской власти слыхом не слыхивали.
        Были у нас и кулаки, а куда ж без этого. Семье Безроцких принадлежали многие земли вокруг, лес и заливные луга на том берегу реки. Мы не жаловались, жили, так как жили наши предки из века в век. Нанимались в работники и тем, что зарабатывали, кормили свои семье.
        Безбожниками были Безроцкие, отец и сын. Жену свою старший Безроцкий давно свел в могилу своими выходками, да и много девок из соседних деревень подпортил. Сынок-то него не отставал. Дебошир и пьяница, он пару раз пытался и к нашим девушкам приставать, но получил отворот поворот от отцов и женихов. Да и отец запретил ему в родном гнезде озорничать, боялся, как бы ни прибили его разгневанные мужики.
        Так вот, все мы верили в бога, ходили каждое воскресенье в церковь проповедь послушать, да грехи замолить. Священником у нас был батюшка Тихон. Его в народе ценили и уважали и за советом всегда приходили к нему, зная, что он всегда поможет, где советом, а где делом. И приютили у себя батюшка с женой сиротку, девочку лет десяти, которую звали Акулина. Это была не по годам маленькая худенькая девочка с русыми волосами и глазами цвета неба.
        Шло время, девочка росла. Когда ей исполнилось шестнадцать, на ней обратил внимание младший Безроцкий. Вскружила она ему голову, и решил, что будет она его во, чтобы это не стало. Стал Ипатий внимание оказывать свое Акулине, пытался подарками купить. Да все бестолку. Девушка и думать о нем не думала, знала, что наиграется с ней и бросит. Акулина теперь старалась меньше попадаться на глаза Ипатию, да уж все это зря было. Что этому парню на ум пришло, так и должно быть, такова его воля. Поди ж ты.
        Летом все это случилось. В июльскую ночь на Ивана-Купалу. Не уберег батюшка свою Акулину, вызвали его в соседнюю деревню к умирающему. Да и старший Безроцкий уехал в соседнее село кутежи устраивать в эту ночь.
        Отпустила матушка Акулину вместе с девушками венки на воду спустить, на суженного погадать. В ту ночь и не вернулась девушка домой. Как рассказали девушки, на берегу реки к ним на коне подскочил Ипатий, схватил Акулину за косу, да и перебросил через седло. А после ускакал в лес. Пока добежали до села, пока рассказали о случившемся, дело было сделано. Надругался над беззащитной девушкой парень, обесчестил её, да этого ему показалось мало. Задушил он её, бедняжку.
        Вы спросите, откуда я это все знаю? Я был в тот момент там, в лесу, когда все это случилось. По старым поверьям в ночь на Ивана-Купалу зацветает папоротник, и кто увидит это чудо, найдет клад. Вот я все ночь и искал чудо-папоротник, а нашел на свое беду такое изуверство.
        После содеянного Ипатий решил избавиться от тела. Привязав к ногам девушки камень, он оттащил Акулину к реке, где на берегу была чья-то лодка. Уложив страшную ношу на дно лодки, Ипатий стал грести веслами, и на середине речки, где было глубоко, сбросил её в воду. Лишь всплеск и тихие круги на воде свидетельствовали о том, что произошло. Вернувшись на берег, Ипатий, как ни в чем не бывало, вскочил на коня и отправился в сторону села.
        Когда разгневанные односельчане не наши в лесу ни девушку, ни её мучителя, они отправились все толпой к дому Безроцких. Я потихоньку присоединился к ним. Подходя к дому, мы заметили в окнах свет свечи.
        - Ага, вот он и попался, - кричали люди. – Ну, погоди. Пощады тебе не будет. Да ломайте же уже двери, и тащите этого изверга сюда.
        Ворвавшись внутрь дома, пораженная толпа замерла. В освещенной свечой комнате, на кровати, полностью одетый лежал Ипатий Безроцкий, как будто спал. Но он был мертв, но не это нас так тогда поразило. Пред нами лежал утопленник, вытащенный кем-то из воды и бережно положенный на кровать. Мокрая одежда и волосы, синие губы, раздутой от воды тело, все это свидетельствовало о том, что Ипатий утоп. Но я-то знал, что он не мог утонуть, так как совсем недавно видел его живым и здоровым. И вот что меня еще тогда поразило. Если Ипатий утоп в воде, то от чего руками он так судорожно сжимал покрывало, на котором лежал. Когда тело выносили из дома, мужики не смогли разомкнуть руки, так и хоронили младшего Безруцкого с кусочками ткани в руках.
        На следующее утро воротились батюшка Тихон и старший Безроцкий. Когда батюшка узнал, что Акулина пропала, и в этом повинен Ипатий, разгневался он очень. И хоть был божьим человеком, да не смог смириться с потерей приемной дочери. Да только, что толку. Виновник погиб, не понеся заслуженного наказания. Больших усилий стоило отцу Тихону усмирить толпу односельчан, которые хотели расправиться и со старшим Безроцким за сына его окаянного. Удержал людей от греха тогда батюшка.
        Отец Ипатия, видя настрой людей, долго горевать не стал, и решил подобру-поздорову уехать подальше из нашего села. Попытать счастья в другом месте, благо деньжата у него водились. Собирался продать часть своих земель новым людям да не успел. На девятый день смерти сына он и помер. Мы об этом узнали случайно, от заезжего к нам землемера, который и поведал, что старший Безроцкий умер также как и сын его. Один в запертой комнате, утопленник на кровати.
        Люди в селе стали шептаться, что бог наказал эту семью за их грехи. Но мне почему-то в это не верилось. Однажды на исповеди я решился поведать батюшке, о том, что произошло в ту ночь в лесу, свидетелем каких события я стал. И рассказал о своих сомнениях, о божьей каре, настигшей грешников. Батюшка опечалился. Отпустив мне грехи, он строго-настрого запретил кому-либо рассказывать о случившемся, заверив меня, что больше подобного не случится.
        Я поверил ему, но что-то заставило проследить за ним однажды поздним вечером. Батюшка Тихон помолившись в церкви, постоял немного пред алтарем, думая о чем-то о своем, и отправился в сторону реки. Я отправился следом. На том самом берегу, откуда отправился Ипатий со своей ношей, батюшка сел в заранее приготовленную лодку и стал грести. Когда лодка достигла середины реки, отец Тихон оставил весла, поднялся в полный рост и начал читать молитву. Слов я из своего укрытия не слышал, но видел, как он, осеняя себя крестом, что-то произносил. После молитвы он еще долго о чем-то говорил, прижимая руки к груди, как бы прося прощения. Из-за туч выглянула луна, озаряя лунным светом реку. Получив знамение батюшка, сел в лодку и стал грести к берегу.
        На том бы все и закончилось. Эх, времена, времена. После той истории прошло больше десяти лет, странных смертей больше не было. Постепенно история с Акулиной забывалась.
        А потом пришли большевики. Новая власть, чтоб ей… Ну, так вот, пришли большевики и старая жизнь закончилась. Началось раскулачивание, коллективизация, и самое страшное – отречение от веры. Еще вчера в церкви было полным полно народу, а сегодня эти же люди громили церковь, срывая со стен иконы, сбрасывая колокола наземь. Батюшка старался образумить людей. Все впустую. В пылу попирания старого режима кто-то и прикончила батюшку Тихона. Кто это был, я не знаю, мы с родителями в погромах не участвовали, пережидая лихие времена в погребе своего дома.
        Убийство священника сошло его убийцам с рук. Никто не захотел расследовать смерть попа, тем более времена были смутные. Похоронили отца Тихона в овраге за церковью, просто скинули туда тело и засыпали землей. Родители мои и еще несколько человек глубокой ночью выкопали тело и захоронили на церковном кладбище как положено рядом с его женой, которая скончалась пару лет тому назад.
        Вот именно тогда-то все и началось. Этой же ночью в своем доме умер староста Иван Лаптев, которого многие считали убийцей отца Тихона. Утром его обнаружили мертвым на своей кровати в запертом доме. Раздутое от воды тело утопленника. За ним следом в это же утро были найдены еще три человека, которые считались помощниками Лаптева.
Люди испугались, но было поздно, я-то теперь это хорошо понимаю. Лишь отец Тихон сдерживал ту темную силу, в которую обратилась его дочь Акулина. Его смерть высвободила дух, жаждущий мщения.
        Теперь каждый месяц в ночь на седьмой день в один из дворов нашего села приходила смерть. Люди боялись ложиться спать, зная, что поутру могут и не проснуться. Мы стали собираться в эту ночь вместе, но и это не помогало. Смерть каждый месяц получала новую душу. Большевики решили, что у нас чума, или что-то в этом роде и постарались поскорей убраться из села. Только напрасно. Где бы ты ни был, она везде тебя найдет. До нас долетали слухи о странных смертях тех людей, кто пришел устанавливать новую власть. Все они погибли, не успев проехать и полпути. Нас стали бояться как заразных. Мы с родителями хотели уехать в другое место, но нам даже не разрешили заехать в деревню, и воротились мы обратно ждать своего часа.
        Люди умирали. Без разбора, старики и дети, молодые и средних лет. Пришла и в наш дом беда. Утром не смог подняться с кровати отец, а вслед за ним через месяц ушла и мать. Я ждал своего часа, как освобождения от страшных мук. Но смерть обходила меня стороной, оставляя меня напоследок.
        Вы спросите меня, откуда я знаю, что именно Акулина приходила и забирала с собой наши души. Мне снилась каждая смерть в селе, я был немым свидетелем всех тех смертей, как был свидетелем той ночью в лесу. Поэтому-то я знаю, что моя очередь будет последней, я увижу гибель всех своих родных и знакомых, и на этом все закончится.
Она всегда приходит на седьмую ночь каждого месяца, когда на Ивана-Купалу она, безвинная душа, погибла от рук убийцы. Человеку кажется, что он спит и сквозь сон ему слышится девичий голосок, поющий:
       Ой, не ходили б вы девки на крутой бережок,
       Не бросали бы в воду вы женишковый венок.
       Мертвый суженный явится, да чертом окажется,
       До смерти зацелует,  заласкает, залюбит…

        А потом сквозь дымку является она, Акулина. Истинная утопленница: мокрые длинные волосы слиплись, серое холодное лицо и синие гулы. С мокрого платья капает вода. Она протягивает руки и всегда всем говорит одно и то же:
        - Мне холодно. Ах, как мне холодно. Мне так одиноко там на дне. Обогрей меня, добрый человек. Не бойся, я не обижу тебя. Мне бы согреться. Мне очень холодно. Сжалься надо мной. Укрой своим одеялом, и я не обижу тебя. Ты боишься меня? Не бойся, я не обижу тебя, как ты не обидел моего отца. Помнишь?
        Человек пытался оттолкнуть утопленницу и выбежать из комнаты. Да куда там. Все попытки были тщетны. Акулина не давала даже подняться с кровати. Она обрушивалась на несчастного таким потоком воды, что жертва начинала захлебываться, и вскоре умирала. Утром в комнате все вещи были сухими, и ничто не свидетельствовало о потопе, кроме умершего на кровати.
        Вот так и вымерло мое село. В живых вместе со мной оставалось несколько человек. Я решил отправиться в монастырь, расположенный в деревне С., замаливать грехи. Я немного не дошел, сломал ногу, и был вынужден здесь остаться. Когда я пытался кому-нибудь рассказать о случившемся, меня поднимали на смех. А уж когда по ночам я, видя во сне смерть людей, кричал, врачи решили, что я сошел с ума.
        Мне осталось не долго. Пришла и моя очередь. Я остался один, как свидетель того, что все это не было сном. Вы можете мне не верить, дело Ваше. Я и не прошу Вас об этом. Это моя исповедь перед тем, как я встречусь с богом там, на небе, и отвечу за свои прегрешения. Вы мне очень помогли, спасибо. А теперь я хотел бы побыть один, если не возражаете».
        Так закончил свой странный рассказ этот парень. Сидя вечером дома я не мог понять, как повлиял на меня его рассказ. Как врач, я не сомневался, что все это россказни сумасшедшего, а как человек я почему-то верил ему.
        В последнюю нашу с ним встречу, я, как всегда находился на дежурстве. После ужина, мы с Михаилом немного поговорили, не затрагивая в разговоре то, о чем он мне рассказал. Я обещал зайти к нему через час, проверить как его самочувствие, так как приступы начинались около полуночи. И вот что странно, ни до, ни после происшедшего, я никогда так крепко не засыпал. А тут, надо же такому случиться. Уснул и не проснулся до самого утра.
        В ту ночь не стало Михаила, и я не смог ему ничем помочь. Его уход я воспринял как личную потерю. Ниночка как могла меня успокаивала. А вскоре началась война, и я вместе с бригадой врачей отправился на фронт. Времени вести свой дневник мне не хватает, поэтому записей больше не будет. Не время сейчас, не время.
        Хотите верьте, хотите нет, это ваше дело. Но когда мы обнаружили тело Михаила, он выглядел так же, как описанные им мертвецы. Как утопленник с раздутым телом, серым лицом и темно-синими губами, а на груди лежала белая кувшинка, хотя поблизости от нас не было никаких водоемов…». Дальше листы были вырваны.
        Закончив чтение записей деда, я обнаружил, что время было уже далеко за полночь. За окном, не переставая, лил дождь. Приняв ванну, я отправился спать, размышляя о том, какое странный и в то же самое время интересный человек, попался моему деду, когда-то в молодости. В то, что это все бредни, я не сомневался. Такое лишь в кино показывают, да в газетах пишут. Я не верил в это.
        Засыпая, сквозь дрему, мне чудился нежный девичий голосок:
        Ой, не ходили б вы девки на крутой бережок,
        Не бросали бы в воду вы женишковый венок.
        Мертвый суженный явится, чертом окажется,
        До смерти зацелует,  заласкает, залюбит…

        За окном шел летний июльский дождь, и в лесу зацветал папоротник на Ивана-Купалу…