.
Хорошо, сидя на мягком одеяле, с балкона разглядывать звездных Медведей. Вот они. Большая Медведица – семь звезд, а рядом Малая – пять. Интересно с кружкой чая почитывать на сон грядущий внуку Киплинга. У него медведь – большое, умное, а, главное, очень доброе животное. Доброе, но справедливое. Для всех Мауглей, потому что одной крови. Косолапых в зоопарке и цирковых Потапычей мне лично было всегда откровенно жаль: какие-то облезлые, грустные и вечно голодные.
Картинка пятилетней давности все время перед глазами: мимо нашего города проезжал зооцирк, остановился, решили покормить зверье. Плоскому и плешивому медведю швырнули булку хлеба. Вот ей богу не вру, он плакал! Ел хлеб и плакал. В артистической нынешней жизни, видно, редко перепадало ему такое счастье.
И картина сорокалетней давности иногда неожиданно ассоциативно выплывает из прошлого: отец оставил меня на попечение престарелой тетки в Байсах. Он здесь родился. В Байсах Малый Амалат – быстроногий правый приток Витима – ударяется о гранитный утес и, словно испугавшись, поворачивает на сто восемьдесят градусов, то есть бежит и спотыкается на шиверах в обратную сторону. Престарелой тете – бабушке Пушихе – было уже за сто. Считали всем гамузом – за сто! Но удивительное дело! Она была в свои сто востроглаза и легконога, как все женщины ороченки, хотя к этому народу ни боком, ни раком. Просто три лета подряд нижнее стойбище ставили мужики-орочи на ее дальнем покосе, а ушли вверх по Витиму - остались отцовой тетке заузевшие зоркие глазки, лодка оморочка, служившая ей верой и правдой, да вечно прижмуренная доча Галька, проживающая ныне в столицах Бурятии. Это ее Пушихи уверенность и мое студенческое легкомыслие помогли тогда толково и без убытка разойтись в тайге с лохматой фауной, она же научила олуха царя небесного немного ведать и столько же любить флору лекарскую, а равно и всю остальную. На мой шутливый вопрос, обитают ли здесь медведи, она, пыхнув трубочкой, строго ответила:
- Не они к тебе в город приехали, ты – к ним! Не суетись попусту, не лезь в их дела, не трогай их еду. Наука нехитрая!
- Блин! У вас тут, как на зоне – три «не»! – улыбнулся я.
- Не знаю, как на зоне, а в тайге так. И только так!- твердо закончила она.
Советам я внял, через неделю за мной заехал отец. Три встречи с медведями на их поле завершились вничью: по нолям. С этими знаниями о косолапых жить в городе можно. И даже легко. Сорок лет я жил, наблюдая медведей в фильмах Тимофея Баженова, в мультиках и сказках своих внуков. А вот вчера…
Я тихо-мирно рыбачил на своей речке Стахеевке. Свои «подписанные» хариусы уже были пойманы. Один я ловил наверняка, без зацепов и сходов, никуда не торопился. Нет, вру! Один сход все же был, но я сам его инспирировал: решил снять процесс вываживания. На яме, которую я называл Лукавая, в оранжевую « верховушку» вцепился добрый хайрюзина. Правой рукой сделал подсечку, а левой достал фотоаппарат. Но заснять не успел, так как приличный бурун ясно показывал, что «доедать» мою мушку рыба будет на дне под корягами. Я поймал себя на том, что не испытываю обычного волнения после схода крупной рыбы. Нет, опять вру! Волнение было, но поверх него прижилось еще одно чувство. Оно угнездилось чуть выше паха где-то между печенкой и селезенкой, но на теле я не смог бы показать где. И назвать я его тоже не мог.
Просто нечеловеческим, а скорее собачьим верхним чутьем я ощущал еще чье-то присутствие. Я знал чье, но старался даже мысленно не называть, чье присутствие я ощущал. Говорят же: черта помянешь – он тут как тут! Но помятые местами кусты и трава, разворошенные муравейники, ягода не оборванная, а жамканная прямо на кустах говорили более, чем красноречиво: оно здесь!
Я решил сделать привал: попотрошить и подсолить рыбу, развести костерок и вскипятить чай. Делал я это всегда, поэтому через десять минут весело хрустел малосольным огурчиком, запивая ломоть хлеба с маслом горячим чаем со смородиной. Я сидел спиной к речке на крошечном полуострове. Мне казалось, что так все будет видно и слышно. Собственно, видеть можно было не дальше пяти-семи метров, все остальное представляло сплошное нагромождение сгнивших и еще живых деревьев так хитроумно переплетенных, что несведущий мог спросить: а идти-то здесь где. Звуки существовали в этой уреме сами по себе, как-то отдельно друг от друга. Речка булькает на шиверке, ниже по течению всплеснул , заигравшись, хайрюзенок, сосновая шишка летит, ударяясь о сухие ветки, уголек в костре сипит от натуги, поджигая несгоревшую кедровую веточку.
Поэтому шепоток травы за спиной поднял мой загривок. Я инстинктивно подобрался и медленно, словно в рапиде медленно, начал поворачивать голову туда, откуда был слышен шорох. Я поворачивал голову и привставал одновременно. Сжались под кепкой даже луковки волос, готовые выпасть. На той стороне речки метрах в десяти от меня из высокой травы медленно поднимались две лохматые головы.
Медведи! Точнее, медвежата-пестуны. Если бы кто-то четвертый посмотрел на нас со стороны, сказал бы, что у всех троих отпали челюсти. Я был внутренне готов к этой встрече, но не ожидал, что так быстро и так близко. Что думали две отнюдь не бурые, а скорее желтые башки на той стороне, я не знаю, но « какого хрена здесь?..» в четырех настороженных глазах я читал определенно. Дальше все было на автомате и вопреки. По поваленной через речку березе я медленно пошел навстречу гостям ли, хозяевам ли, а на полпути неожиданно для себя и зверей присел и хлопнул себя по бокам руками, потом сунул в рот два пальца и по-разбойничьи свистнул. Свистнул так, что чуть в речку не свалился. Косолапые бросились наутек вверх по речке. «Где-то недалеко должна быть мамаша! – почему-то подумал я и тоже вопреки генным знаниям побежал, только в другую сторону.
- И что все бросил и убежал?- спросил какой-то «левый» подросток в электричке не из рыбаков.
- А я тебе сто раз говорил – доходишься на эту задолбанную речку! – запальчиво с искоркой истерики ввернул Колька Иванов. Его самого весной там пуганула медведица.
- Правда, все бросил? – еще раз спросил дед Саня, заядлый и счастливый рыбак, который несколько раз просился со мной на речку.
- Да нет, добежал я до горы, остановился, сел перекурить да и в боку кололо. Думаю удочка и рыба – хрен с ними. Очки жалко! Новые! Вчера только взял. Еще даже не расплатился. Свалил березку, выточил кол.
- А кол-то зачем? Надо было рогатину! – снова встрял подросток
- Какую рогатину, балбес? Летом медведи сытые: и человеками не питаются.
- Кол я так вытесал, для спокойствия. Ну, вытесал и пошел. Иду той же дорогой, что и убегал, а ноги что-то не особо выражают желание двигаться.
- Не в жисть бы не вернулся! Провались оно все пропадом!- взвыл еще один Саня, сторож из вечерней школы.
- Нет, дошел я спокойно. Сумка с рыбой на елке висит, удочка и очки на месте. Только желание рыбачить пропало почему-то, - с улыбкой закончил я.
- Навсегда или только на сегодня?- с ехидной улыбкой спросил.
- Поживем – увидим!
…А чего здесь смотреть? Уже в следующую субботу я бодро шагал по утренней росе все туда же, на свою речку Стахеевку. Рядом также бодро шагали два моих ученика, еда, так сказать, в ассортименте. О своей встрече на речке я им ничего не рассказал. А чего зря пугать ребятишек.
05.09.2010 г.
Г. Тайшет