Про единство, культуру, погоду, и про добрых людей

Охана Цафо
Вот Шишкин лес! Лез, лез и вылез... Как говорится, сколько ни прячь... 

Вчера нас понесло в Третьяковку, в Лаврушинский.
Как принесло, так дождь пошел. А мы без зонтов. А там очередина!.. И ноябрь послеединственный такой... То есть, праздники длинные, все объединились, верещим что-то, чирикаем в стайках, смеемся, светимся все, но что делать теперь, не знаем. Вот нас на культуру так и несет! В любую погоду.
Нет, когда она солнечная – это, еще куда ни шло - постоять можно, и полюбоваться всеобщим порывом. Но в ветреную погоду как-то не очень настроение становится. И чем меньше солнца, тем как-то темнее дали. А чем темнее дали, тем все более не ясно – зачем все здесь стоят-то, все сразу да в одном месте, на культурной, не паханой зрителем ниве, так сказать.

Чем дольше стоишь на ветру, тем мрачнее обстановочка и окружение кажутся. Особенно, без колгот, и без шапки. И не до единства уже как-то… Не до праздника. Скорее бы в теплые залы, на белые лестницы с перилами.
Вот, когда быстренько так из метро в пару прыжков - нырь - и музей, то уж и ладно, и хорошо, и жить культурно можно. Так ведь и думалось – по быстренькому сбегаем в музей, поживем здесь, средь живописной красоты и мраморных ножек. А тут очередь с километр, гепюровые рукава, косыночка муаровая, да ботиночки у мужа на тонкой, по праздничной традиции, подошве. 
Так я ж не смогла молчать, я ж как Толстой прям, от возмущенья завелась, что, мол, конечно, мы культурными быть спешим, мы на погоду не смотрим. Ведь с экрана монитора нам солнышко всегда светит, в любую погоду. А градусы - это вообще, может быть, широта такая (русской души на литр), других не знаем мы. А в тропиках зонты-то никому не нужны, мол, там тепло. Вот тебе, мол, и семейный отдых, дорогая! Ну, кто ж так своих женщин в свет-то выводит, без информации?  Любимый, дорогой, да с блинком, да с матерком... Не могу я, прям! Я уже замерзла вся и вообще как сейчас заболею!
А кругом народ в Третьяковку очень хочет.  Уже молча. Сверху мраком льет на спины скукоженные. Но ведь уже не уедешь, зря что ли ехали через весь город? Очередь порциями движется… Но спереди начала пока не видать, и сзади всякого понаехало... Народ, смотрю, напрягся - второй час стоим, мокнем... Да я еще в раж вошла, зеркалю русскую свою душу в потоках гнусных осени, у всех на мозгах иглой с зазубриной...

Подруга моя мудрая женщина, под капюшоном глаза закрыла, не лезет в семейные разборки. Она Единство переваривает. Дышит. Дочь молчит, она к соседям влюбленным под зонт встала, с их спины незаметно пристроилась, слушает, как я мужа распекаю. А муж пытается острить, весь блестящий и брюнет такой стал, в каплях сияющих гламура и желания постичь истину в последней инстанции. Ну, конечно! Если за умного уже сойти не удастся, то за остряка, может быть, и получится! И остри себе на здоровье, дорогой, из последних-то сил. Юмор у нас в стране ценят! У нас публика культурная. Так и валятся все от хохота и холода. Видишь, дорогой? Не стесняйся, мол.

И вот он настал, момент истины! Молодые впереди нас, наконец, повернулись к нам лицом, не выдержали влюбленные души наших мучений и воплей. Вспомнили про запасной зонт.

Это было незабываемо! Дочь - не дура, сразу отметила пользу занудства в людных местах. Она мать понимает, и умеет вовремя разрядить обстановку. Ну, и я, конечно, в долгу не осталась.

Я Спасибо мое Большое, от Всей Души Большое такое Спасибо, по стране пустила прямо из сердца, и поплыло оно благодатью по мокрым головам, зонтам, над станцией Третьяковская к Кремлю, к его фантомным крестам и даже к небесам, по-моему... Благодать ведь не задушишь, не убьешь ни объединенными толпами, ни отдельными культами и истериками. Не пропадает она никогда. Если в душе неистребимый праздник.
Что я хотела этим всем сказать? Оказывается, мир-то не без добрых людей!
Парашют нам всем на голову! Покровами казанскими.

И летной погоды, любимые!