В одиночество я верю так же, как и в себя. На 100%. Когда человек предоставлен миру, он открыт для изменений. Я всегда думала о том, насколько эти самые изменения проникают в меня и остаются во мне навсегда. Я начала принимать транквилизаторы много лет назад. От этого моя жизнь перешла на другой уровень. Уровень, в котором больше не было места жалости. Когда я выходила на подиум, показывая публике новые наряды от-кутюр, то я их всех ненавидела. Для меня важны были всегда только деньги. Мне часто платили больше того, что обещали. Почему? Я оказывала после показов эскорт-услуги. Вы думаете, я ложилась в постель и раздвигала ножки? Ошибаетесь. Кассандра Овертрум совсем не умеет так работать. Мне платили за другое. Мужчинам нравилось со мной ходить на приёмы и светские рауты. Все они мне говорили: " Точно так же, как ты любишь красный цвет, точно так же мы любим твою эрудированность, которую ты демонстрируешь при общении с людьми". После работы в качестве модели, я часто лежала в своей постели и подстерегала своё лысое время. Время остригли налысо мои бездетные вторники, которые толпились вокруг меня, словно потерянные собаки. Мои неистраченные воскресенья находили себе свободные, не занятые никем, места только тогда, когда я прекращала приём транквиллизаторов. Тогда я одевала длинное-длинное серое платье и ехала в Жичу, в монастырь. Там меня встречал отец Леонтий и проводил в свою келью. Я долго плакала. Я плакала так долго, что время становилось лысым. Оно теряло волосы: волосинку за волосинкой. Слёзы мои катились по моим плечам, по моим ногам. Они струились по паркетному полу в келье отца Леонтия, и солёная вода грустью вытекала за двери каменного здания и текла по тропинке, вымощенной галькой. Так я исповедовалась. Отец Леонтий меня гладил по спине и говорил, улыбаясь:
- Голубушка моя! Господь живёт в каждом сердце! Это точно! Только одни его чувствуют с рождения и преумножают в себе добро и благодетель, а другим нужны недели-месяцы, чтобы услышать ровное здоровое сердцебиение Истины. Господь явил свой человеческий лик на нашу землю, чтобы исцелить души страждущих и показать нам, грешным, какое будущее нас ждёт. Иисус наш искупил все наши грехи. Ибо Он покаялся за нас. Так и мы должны в своей мимолётной вселенной заняться строительством храма покаяния и радости. Только в этом случае нам гарантировано успокоение. Только в этом случае нам выпишут паспорт в Жизнь Вечную.
Я с умилением слушала священника и думала о том, что это я довела Марка до состояния болезни. Именно я и мои дурацкие выходки привели его к хвори душевной. Но в тот момент своей куцей жизни я не могла поступить иначе. Слишком много всего на меня навалилось. Я рассталась с Марком. Это правда. Но таким вот способом я смогла сберечь его жизнь. Марк вышел из психиатрической лечебницы полный сил и здоровья. Мы с ним виделись как-то на улице. Тогда весь Белград покрылся серыми одутловатыми дождевыми тучами. Сильный агрессивный ветер поднимал полы пальто прохожих и сыпал в лица жёлтыми листьями. Я шла по мостовой и хотела свернуть за угол, как на встречу мне направлялся парень. Это был Марк. Он поравнялся со мной и не остановился. Мой любимый меня не узнал. Почему? Потому что моё лицо было обезображено в автомобильной катастрофе. На мне было много вуалей. Я превратилась в свой собственный клон, который играется с моей жизнью, не отдавая себе отчёта в том, что жизнь может быстро оборваться из-за таких недетских игр. Когда я выходила из дома, то превращалась в какую-то куклу, которой всё равно, что с ней происходит. Мне было неинтересно, когда у меня день рождение, кто мои родители, есть ли у меня быстрые сны, в какой день недели я потеряла девственность и когда радость даст о себе знать. Меня переставали интересовать многие вещи именно в тот момент, когда я своё искалеченное лицо упаковывала в красивые легкие вуали. Возникала стена отчуждения между мною, которая я и между мною, которая не есть я. Абсурдность всей ситуации сводилась к тому, что стиралась часть моих воспоминаний. Я напрочь забывала, кто я и как мои имя и фамилия. Тогда я становилась Майей Освятич. Я знала, что я известная писательница и что написав книгу, я проснулась знаменитой. Я по-прежнему люблю красный цвет в своей одежде. Я, как Мая Освятич ещё люблю одного человека.Бровко Ялич. Он летал в небе. И я тоже. Я стюардесса. Я так люблю небо! А ещё я люблю Бровко. Он частый гость в моём доме. Господин Я лич дорог моей душе. Ибо лишь он один дарит ей аромат сиреневого цвета. Моя душа при наших страстных свиданиях пахнет как-то по-особеному. Как-то так, когда встречаются давно влюблённые люди и никак не могут расстаться. Душа моя пахнет душой Бровко Ялича. Мы срослись с ним в одну сплошную линию. Я часто улыбаюсь своему зеркальному отражению и говорю одну фразочку. Вот она: "Когда в человеке взрывается время, только тогда он вспоминает, что так и не любил по-настоящему. Случается всё это в день его смерти".
Когда я остаюсь одна в своей квартире, то вспоминаю свою близкую подругу - Мицу Лунич. Она - моя самая родная и дорогая. Ближе этого человека у меня никого нет. Мица всегда обходительна и нежна со мной. В то время, когда я лежала в больнице с повреждённым лицом и огромным количеством бинтов на коже, приходила Мица и кормила меня с ложечки фруктовыми пюре. Ибо у меня были выбиты почти все передние зубы. Мица Лунич смотрела на меня и сочувственно мне твердила:
- Кассандра, ты сильная. Ты всё вынесешь и станешь ещё сильнее! Только помни, что тебе нельзя выходить на улицу без вуалей. Тебя никто больше не станет узнавать. Твоё время облысело. Больше тебе нечего на него опираться. В твоём беззаветном распоряжении только дни грусти. Но ты не тревожься! Я - твоя верная подруга. Твоя Мицка! Буду с тобой и стану твоей сиделкой.
Так говорила мне моя лучшая подруга. Лучшая подруга, которая переспала с моим парнем Марком. Когда ещё я не теряла своего лица, мне пришлось услышать нечто такое неприятное, что и вспоминать теперь нет никаких сил. Тогда я пришла в квартиру Мицы. Позвонила в дверь. Но никто не открыл. Я позвонила второй раз - тишина. Я нажала на ручку двери и - та приоткрылась. Я вошла. Тут же на пороге я услышала голос Мицы Лунич:
-Ты знаешь, это было так легко сделать! Её Марк изменил ей в тот же день. Я упивалась этим фактом! На последней нашей вечеринке, ну, на той, на которую я пригласила Павла Раича, Божу Дарича, двух близняшек Миленку и Луницу Рудич, Лунку Обрадович и Геру Кустумицу. Ведь ты помнишь, да? Мне страшно хотелось заполучить Марка Мелиславлевича! Мне хотелось доказать ему, что я лучше могу расслаблять в постели мужское тело. И таки доказала.
Я пребывала в растерянности от услышанного. Моя самая верная подруга отбила у меня парня и теперь вместе с ним ездит в метро целоваться под землёй. Я не подала виду, что о чём-то догадываюсь.Я вообще похоронила то воспоминание, что когда-то стала невольной свидетельницей признания моей самой лучшей подруги того, что она совершила против меня. Я продолжила общение в том же русле, какое сохранялось всё это время: в русле двух верных подруг. Однако с того времени во мне поселился зародыш мести. Он рос во мне и развивался. С того момета я забеременела местью. Рано или поздно я добьюсь справедливости. Я убью двух самых близких мне людей.
Внутри каждого человека построено своё собственное кладбище. Кладбище тех людей, которые когда-то наполняли жизнь радостью и завитушками счастья. Но те люди совершили предательство, и их нужно было положить в самый красивый гроб и похоронить. Похоронить для того, чтобы забыть их и вспоминать лишь в праздник поминовения усопших. Нам так легче. Такие кладбища необходимы. В противном случае мы будем сжигаемы печатью наших снов и невысыхающей раной боли. Рана будет продолжать кровоточить хмурыми днями, и независимость наша раздробится под тяжестью мыслей о людях, которые нас предали. Так вот, Марк и Мица навсегда похоронены на моём кладбище, в моей душе. Так проще. Я их не вспоминаю. Их попросту нет. Они испарились. Но во мне растёт, зреет месть. Настанет день,когда я придумаю, каким образом исполнить то, что мною задумано, и тогда я избавлюсь от того тяготения, которое сделало меня рабыней своей собственной реальности.