По окончанию института по распределению меня направили в Водоканалстрой мастером. Папа сказал, хочешь стать специалистом, начинай с площадки. Меня определили на второй участок. Территория участка не мала: сад, склад, домик, рядом благоухает клумба с цветами. В домике чисто, свежо. Женщина лет пятидесяти поливает горшки с настоящими лимонами, увидев меня, широко улыбнулась:
– Проходи, Лорочка. – Назвала она меня по имени. – Я Полина Игнатьевна, кассир и табельщик участка. – Полина Игнатьевна растягивает слова, внося уют и покой. – Начальник наш Гуткин Матвей Абрамович, душа человек. – Вдруг говор изменился, появились беспокойные нотки. – Начальник идёт. Видишь? Плечами подёргивает, губу нижнюю покусывает – настроение плохое, лучше под горячую руку не попадать.
К домику приближается коренастый мужчина с еврейским профилем. Он подозвал кого-то. На полусогнутых, прихрамывая, подбежал не старый, но седой мужчина. Гуткин, говоря ему что-то, рубил ладонью воздух. Седой покивал и побежал исполнять.
– Забот мне мало, – не поздоровавшись, начал начальник, входя в домик. – Присылают кого попало. Это не пансион благородных девиц. – И Полине Игнатьевне, – Пусть едет к Мартынюку. Там опыта быстро наберётся.
– Может, девочку на другой объект пошлём? – Пыталась спорить Полина Игнатьевна.
– Ты мне возражаешь? – Он блеснул глазами. – Сказал на областную. Скорее сбежит.
Меня прорвало.
– Тоже мне уездный царёк! Раз начальник, можно таким тоном с подчиненными говорить? – Полина Игнатьевна присела, прикрыв лицо ладонями.
– Посмотрите, яйцо курицу учит. – Улыбнувшись, Гуткин помял ухо пальцами. Улыбка, как в зеркале, отразилась на лице Полины Игнатьевны. Гуткин осмотрел меня с ног до головы. – Может не сбежит?
***
Прорабка закрыта. Я в вагончик рабочих. За столом мужики глушат портвейн, запивая пивом, миролюбиво матерятся. Меня увидели, обернулись:
– Баба! Пригодится после пивка. – Сказал рабочий с нечесаными патлами.
– Не баба, а ваш новый мастер! – Пыталась осадить его я.
– Матвей «с ума сошёл»? – Сказал сидящий рядом с ним дядька в дырявой куртке. Он употреблял лишь матершиные слова. – У нас прораб есть. Зачем нам мастер?
– Надолго к нам, девочка? – Спросил пожилой морщинистый рабочий. – Меня звать Пётр Яковлевич Брежнев, что надо, обращайся, помогу. – Рабочие заржали, стали разливать вино.
– Спасибо, Пётр Яковлевич! Я долго собираюсь у вас работать.
– Может два месяца и выдюжит. – Хохотнул мужик в рваной куртке.
– Нет, бригадир, – возразил патлатый, – сейчас лето. Три месяца отработает.
– Спорим: больше двух месяцев не выдюжит. Пол-литра ставлю. Шурка, разбей! – Симпатичный паренёк, сидящий в глубине и прятавшийся за спиной Брежнева, смутился.
– Вот ты собираешься у нас работать мастером. А ты что знаешь про русского человека. Например, как он пьёт? – Под ухмылки остальных, решил проэкзаменовать меня бригадир. Это я слыхала, когда отрабатывала практику.
– Сначала он выпивает что хочет. Затем что может. И, наконец, что осталось.
В вагончик зашёл молодой аккуратный рабочий, обратился к ширококостному мужчине, что сидел ближе остальных:
– Дядя Коля, пошли монтировать. Всё готово. – Тот, не торопясь, выпил вино, встал, направился к выходу. Рабочий обратился к бригадиру. – Жень, дай кого в помощь. Надо трубу в раструб загнать. Зачеканю сам, а соединить одному никак.
– Ты бабу Грушу в помощники возьми. – Загоготал бригадир.
– Балакирева дай. – Паренёк, что сидел в глубине, встал.
– Сядь Шурка. Илюха, не командуй. Понаехало мордвы, плюнуть некуда. Езжай к себе в деревню, там быков поучи на коров залезать.
– Иди, Шурик, иди! – Не выдержала я. Шурка покраснел, встал и направился к выходу.
– Шурка в бабу-мастера влюбился! – Балакирев стрелой вылетел прочь.
– Спасибо, девушка. – Илья протянул руку, – Илья Шурупов. – Он сжал мою ладонь, вышел. Бригадир вскочил, оттолкнул меня в сторону и в открытую дверь прокричал:
– Шурка, на обратном пути пузырь приволоки!
– Где прораб? – Спросила я напористо.
– Под вагончиком поищи, – засмеялся бригадир. Я вышла на улицу, за мной остальные. Глубоко под вагончиком, положив голову на кирпич, сочно сопел мужчина.
– Пётр Яковлевич, это прораб? – Обратилась я к Брежневу.
– Да, дочка. – Ответил пожилой под аккомпанемент смешков.
– Как его достать?
– Запросто! Витька, кончай зубоскалить, выкати прораба. – Встав на четвереньки, Виктор заполз под вагончик, начал выкатывать прораба, будто это не человек, а свёрнутый ковёр. «Ковёр» пыхтел, стонал, мычал. Я попыталась его разбудить. Он приоткрыл глаз, махнул рукой:
– Уйди, девка. Не мешай культурно отдыхать.
– Вы прораб?
– Прораб, прораб! Уйди наваждение? – Он замахал на меня руками.
– Я ваш мастер!
– На хрен?
– Вы пьяны?
– Болен. Лекарство надо.
– Вот-вот, – подхватил бригадир. – Мастер, деньги есть? Витёк за лекарством сбегает.
– Лекарство это тройняк(тройной одеколон), – проявила я осведомленность.
– Бедная девочка, – пожалел Пётр Яковлевич. – Наверно отец алкаш.
– Нет! Я подрабатывала на каникулах проводником, потом практика на стройке. – Бригадир матюгнулся:
– Похоже, мне придётся ставить пузырь.
– Не придётся, я намерена проработать не один год.
Прораб закрыл глаза.
– Бригадир, экскаватор встал. – К нам быстрой походкой приближается блондин лет тридцати. – Скоро кабель пересекаем, почему не шурфуете.
– Не знаю где искать. Прораб культурно отдыхает, – бригадир пнул мычащее тело. Пинок придал прорабу энергию, тот уполз под вагончик.
– Посмотрим схему в прорабке, вчера куратор энергосетей набросал.
– Мне по фиг. Пусть новый мастер посмотрит. – Блондин оглянулся на меня:
– Помощник экскаваторщика Бартенев Геннадий. – Представился он. – Дальше копать нельзя, кабель повредим, район без электричества оставим. В прорабке имеется схема.
– Ключа нет. – Растерялась я.
– Мартынюк его над подоконником прячет.
Со схемой в руке идём мимо трубоукладчика, где в траншее Илья с Шуриком монтировали трубы. Мимо сварочного агрегата. На бровке худой круглолицый рабочий придерживал кусок трубы, а сварщик в маске приваривал к нему трубу. Мимо рыхлой женщины, что лежала на куче щебня, раскинув полусогнутые ноги в стороны и уставившись вверх. Неба не видно, из-за работающих механизмов оно затянуто пылью. Каждому, мимо кого мы проходили, бригадир кричал:
– Посмотрите! Это новый мастер. – Ответ одинаков:
– На фиг, – или что-то в этом роде. Только бульдозерист соригинальничал:
– На одного араба, два прораба!
Вот экскаватор. Я прошла с Геннадием к траншее, согласно схеме сделали замеры. Виктор с бригадиром, вооружившись лопатами, стали искать кабель.
К экскаватору, спотыкаясь, бежит полная женщина, то-то кричит и тянет за руку бульдозериста. Это та самая, что отдыхала на щебне. Когда они подбежали ближе, я увидела, что с руки мужчины капает кровь.
– Гена, аптечка есть? – Геннадий заскочил в будку экскаваторщиков, протянул сумку с красным крестом.
– Палец, у Митьки палец оторвало. – Во всю глотку орёт женщина.
– Молчать! – Гаркнула я. – Вы мешаете. Митя, расскажите, что случилось? – Пока бульдозерист объяснил, что он прыгнул с бульдозера, зацепился обручальным кольцом за болт, чуть палец не оторвал. Я сняла кольцо, промыла рану, перевязала. Оказалось не так страшно: надорвана кожа у основания пальца. Женщина продолжает визжать. – Леди, хватит вопить!
– Нашу бабу Грушу ещё никто не называл леди.
– Марью поучу, – выдохнул Митя. – Пятнадцать лет ходил без кольца, она нудит: «ходишь как бобыль». Я и надел. Ох, получит она пиндюлей. – Он сунул кольцо в карман.
Я уселась изучать чертежи. Объект «Областная больница». Альбомов с чертежами много. Территория большая. Объект затяжной.
***
На следующий день прораб по-прежнему «отдыхает» под вагончиком. Набросав схему работ, сравниваю, выспрашиваю, во всё суюсь, вникаю. Меня вызвался сопровождать Ложкин, слесарь четвёртого разряда. Ложкин любит поговорить, прерывается, чтобы нырнуть головой подмышку. Шурупов объяснил, что Ложкин нюхач, нюхает клей, который спрятан подмышкой.
За прорабкой своеобразный склад вещей: куски линолеума, бруски, черенки для лопат, банки с краской... Вижу как рабочий, который вчера помогал сварщику, тащит доску. Объяснил, что на стройке жуткий бардак. Позже узнала, что он всё увозит к себе во двор. У него частный дом. Если что, кому понадобиться, продаёт по сходной цене или меняет на водку. Звать рабочего Иван Петров.
К середине дня я уже представляю, чем занимается бригада. Возвращаюсь в прорабку, в сторону вагончика идёт Петров. Время полвторого, обед кончается в час:
– Иван, почему поздно возвращаетесь с обеда?
– Так я раньше ушёл.
– Понятно! – После до меня дошёл смысл.
Зашёл Пётр Яковлевич:
– Лора, закажи бетон?
– В ящике есть талоны, завтра дам шофёру, привезёт.
– Надо, чтобы в конце смены привёз. С утра начнём работать.
– Бетон к утру схватится.
– Глупости! Мы его тряпьём обложим, водой польём. А утром пока машина придет, пока съездит за бетоном, обед. Ребята в обед работать не станут. – Пётр Яковлевич убедителен, я поставила печать, что нашла в ящике, подписала талон.
– Дай ещё пару. Работы много, чтоб машина под завязку была.
За час до окончания работ, пришёл самосвал с бетоном. Рабочие выгружают его на проезжей части, бригадир объяснил, так легче бетон развозить по точкам.
Вечер я нервничала, ещё дочь не могла заснуть. Муж стал её баюкать, мне предложил ложиться, завтра рано вставать. Утром рассказал, что когда малышка угомонилась, он хотел лечь, но я раскинулась на всю кровать.
– Подвинься, – попросил муж.
– Бетон сгрузил? – Спросила я спросонья и, получив положительный ответ, подвинулась.
***
Первым делом побежала посмотреть на бетон – скала посереди дороги. Я к рабочим.
– Пётр Яковлевич, как же так?
– На свой ум понадейся, за чужой не держись! – Дружный смех. – Мы в институтах не учились, ты мастер, тебе виднее. – Еле сдерживая слёзы, я убежала, вслед улюлюканье.
Спрятавшись за прорабку, плачу. Подошёл Шурупов:
– Утрись, – протянул носовой платочек. – Хочешь работать мастером, не показывай слабость.
– За что они меня?
– Испытывают! Они много раз будут испытывать. Выдержишь, быть тебе мастером.
– Выдержу, – со злостью вытерев слёзы, я направилась к рабочим.
– Митя, – обратилась я к бульдозеристу. – Компрессор подвези к бетону, а Пётр Яковлевич и Балакирев отбойными молотками будут его крошить.
– Сама заказала, сама отбивай. – Лениво отреагировал бригадир. – Мужики, пошли работать. – Они обходят меня, словно я та самая куча бетона.
Маясь, брожу по объекту, на меня не реагируют, словно я не человек, бродячая собака. Мимо бежит Ложкин с криком:
– Матвей, Матвей, – и нырнул в открытый люк. Рабочие испарились, лишь баба Груша по-прежнему отдыхает на куче щебня, да бульдозерист Митя, выскочив из бульдозера, схватился за лопату и давай копать.
Подошел Гуткин:
– Кто позволил? Ты кто? Ты ноль! Ты меньше ноля! Убирайся, чтоб духу твоего на участке не было! Чему тебя учили? Бетон морозить посреди дороги! Один алкаш, вторая дура набитая! – Я пытаюсь оправдаться, не могу вставить слово. Он кричит, дёргает плечами, перешёл на голимый мат. Хочется провалиться под землю, куда, как я поняла, пропала бригада во главе с бригадиром.
С кучи щебня медленно поднялась баба Груша, вразвалку подошла, положила руку на плечо Матвея. Он сбросил:
– Тебе что, старая проститутка?
– Мотя, выпиши моему спецформу.
– Ты по-прежнему с Валеркой? Он у тебя сотый?
– У нас любовь! – Матвей начал успокаиваться, хотя плечом ещё подёргивает.
– Почему сам не просит?
– Боится. Тебя ж все боятся, вишь, попрятались.
– А ты не боишься?
– Нет! Ты ж меня не уволишь, сама скоро на пенсию уйду.
– Ладно, выпишу. Погоди, ему Полина уже три костюма привозила.
– На животе не застегается!
– Обратись к мастеру, пусть съездит на склад, привезёт для твоего хахаля два костюма, самых больших. Это лучше, чем замораживать бетон.
– Что он с двумя будет делать?
– Руки в брючины и айда на работу. Перешьёшь, курица. Бугра мне пригони. – Из-под земли явился Женька. – Значит так, – обратился к нему Матвей, покусывая нижнюю губу. – Очистить дорогу, хоть зубами, хоть когтями, но чтоб следа бетона не осталось.
– Сделаем! Платить, кто станет, в смете не заложено!
– Больно грамотный. Половина из её зарплаты, – он кивнул в мою сторону, – половина из твоей. Знаю, твои проделки, ей бы такое в башку не пришло!
– Матвей…!
– Скорее сделаешь, меньше оплатишь.
– Меня Гуткин уволил? – Спросила я у бабы Груши, когда Матвей ушёл.
– Нет! Ты не представляешь, какие с ним казусы бывали? Мы вместе начинали, я про него всё знаю. Он добрый, только вспыльчивый.
Дома я дала волю слезам. Муж уговаривает уйти на другую работу. Не сдамся!
***
Утром с дрожью в коленках пришла на объект. Прорабка открыта. За чертежами Мартынюк:
– Вам кого девушка?
– Я новый мастер, меня Лорой звать.
– Я думал видения. Будем работать.
Начались рабочие будни. Мартынюк позволил мне вести журнал прихода, расхода. Встречаюсь с кураторами, помогаю геодезистам. Планирую, как расставить рабочих. Оформляю заявки на щебень, гравий, раствор, бетон, предварительно согласовывая с прорабом, потом без него. Стала забываться история с бетоном.
Прошёл месяц. Привезли зарплату. К моему удивлению у меня деньги не вычли. При встрече с Матвеем Абрамовичем, спросила, почему нет удержания?
– Твоя дочь не виновата, что мама туго соображает. А дочка кушать хочет. – Матвей потёр мочку уха. – Учти, в следующий раз накажу.
Назавтра территория объекта напоминает бородинское сражение. Везде валяются стонущие тела. В обычном состоянии покоя находится лишь баба Груша, да Шурупов с Ложкиным наращивают колодцы. К моему удивлению, прораб трезв. Я возмутилась, что рабочие пьяны, он возразил: зарплата – всероссийский праздник рабочего класса.
– Что будет, если приедет Гуткин?
– Хы, – хохотнул он, – сегодня начальство по объектам не разъезжает, занимается камерными работами или само пьёт. Ничто человеческое начальству не чуждо.
***
Прошла неделя, придя на работу, застаю Мартынюка под вагончиком. Приехал Гуткин, не кричит, не дёргает плечами, а спокойно сообщил, что объект веду я. Мартынюк уволен. Баба Груша успокаивает, мол, справишься.
Нервничаю. Зря! Рабочие меня слушают, бригадир подсказывает, что и как делать.
Конец квартала. Сдача объектов, но не моего. У меня забрали почти всех рабочих на авралы. Остался Виктор Зимин, Балакирев Шурка и бригада экскаватора. Зимин с Балакиревым должны растащить трубы по подвалу терапевтического отделения больницы, готовить фронт работ для сварщика.
Я болтаюсь по объекту, не зная чем заняться. Матвей сам закрыл наряды на месяц.
Решив проверить разрешение на работу у экскаваторщиков, зашла в их будку. Пока искала документы, чувствую, кто-то скребётся на крыше. Будка закачалась и поплыла, будто по морю. Я распахнула дверь. Будка впрямь плывёт, но не по воде, по воздуху и в данное мгновение пересекает траншею, прицепленная за петлю к ковшу экскаватора. Сев на пол, я зажмурила глаза, ухватилась за скамью. Вспоминаю сказку «Волшебник изумрудного Города». Лечу целую вечность. Твёрдое основание. Шаги по крыше. Ковш царапает будку. Выскочив на улицу, сталкиваюсь с Бартеневым. Увидев меня, он остолбенел, потом выдал поэму в мате. Гена сообщил, что траншея поворачивает, а там будка. Они её переставили, не представляя, что внутри кто-то есть. Покачиваясь, пошла в сторону прорабки. Меня догнал Зимин:
– Завтра закажи колёсник. Надо растащить трубы по подвалу.
– Кран? В подвал? Он туда не зайдёт. – Я туго соображаю после пережитого и всматриваюсь в глаза Виктора, нет ли подвоха?
– Конечно, не войдёт! Крановщик опустит стрелу, протянет её в подвальное окно, мы с Шуркой подцепим трубы, кран потянет. Цепляем, кран тянет.
– Стрела так не перегнётся!
– Перегнётся! Мы всегда так делаем. Ты видела эти трубы, их вручную не поднять. – Не веря ему, отправилась, смотреть на трубы. Попробовала поднять, не смогла с места сдвинуть. Утром позвоню на участок.
Семь утра, звоню. Взяла трубку Полина Игнатьевна, сообщила, что Матвей на сдаточном объекте. Если что срочно, передать через неё.
В девять утра кран у терапевтического отделения. Объяснила крановщику что делать, он усмехнулся и… залез в кабину спать. Ни Балакирева, ни Зимина в вагончике не оказалось. Я в подвал. Мусор, трубы, грязь, темнота. Запнулась, упала, разбила коленку. Постанывая, вышла из подвала, натолкнулась на Гуткина. Подёргивая плечами и покусывая губу, он подробным матом объяснил, что кран забрал на другой объект, а тридцать рублей за простой крана вычтет из моей зарплаты.
– Ку-ку. – Слышу за спиной. Зимин, держа за хвост извивающуюся крысу, поднёс её к моему лицу. Крыс боюсь до беспамятства, в другой раз сошла бы с ума от страха. В другой, но не в этот. Выхватив крысу, я швырнула её вдаль и прошипела:
– Иди, работай! – Глаза у него стали по полтиннику, бурча под нос, он удалился, но не в подвал, в противоположном направлении. Я вслед. На большой железобетонной трубе лежит обнажённый по пояс Балакирев. Витёк снял куртку, лёг напротив. День солнечный, они решили позагорать. Увидев меня, Балакирев вскочил, схватил куртку чтобы одеть.
– Ляг, Шурка. – Лениво произнёс Зимин. Косясь на меня и держа в руках куртку, Балакирев вернулся в исходную позицию.
– Встать! Быстро! – Шурка приподнялся.
– Лежать! – Повысил голос Зимин.
– Кому сказала, встать!
– Ещё не хватало бабам потакать! Все они шлюхи… – Дальше не слушаю, выхватив из рук Шурки куртку, стала охаживать по спине одного, другого, одного другого:
– Я вам покажу шлюх! Я вам покажу баб! Вы у меня станете работать, как миленькие! Уволю! В тюрьме сгною! Загрызу! – Полуголые мужики бегут в подвал, я за ними, продолжая хлестать. Железные пуговицы оставляют кровавые следы на голых спинах. Лишь когда они нырнули в подвал, я успокоилась и услышала громкий смех. Экскаваторщик и Генка-помощник ржут, держась за животы. Заперевшись в прорабке, даю волю слезам, ведь меня никто не видит. Зимин с Балакиревым до конца смены растащили трубы, хотя должны были это сделать за три дня.
Слава обо мне разошлась не только по управлению, но и по всему объединению.
Гуткин на этот раз выполнил угрозу, из зарплаты вычли тридцать рублей.
Я по утрам стала ездить на участок, согласовывать заявки на механизмы.