Первый венец

Качагин Гавриил
                Бывают тихие минуты: узор морозный на стекле;                А. Блок               
   Раннее зимнее утро. Я просыпаюсь, нехотя открываю глаза. В избе тишина. Мама внесла со двора охапку сухих морозных дров,  настрогала большим кухонным ножом смолистой сосновой лучины и затопила печь. Я переворачиваюсь на живот, кладу подбородок на перекладину полатей и смотрю вниз. Мне видно, как мама подкидывает поленья в печку, огонь разгорается всё сильнее, ярче, бросая отсветы на противоположное, разрисованное морозом окно. Мама готовит чугунок с картошкой, цепляет его ухватом и задвигает в печь, поближе к огню.
   Скоро со двора должен зайти отец завтракать. Значит, пора вставать и мне. Но не хочется покидать нагретое за ночь место, отца пока нет, я снова закрываю глаза. Представляю: сейчас войдёт отец, подойдёт к стене, где висят часы-ходики. Грузики часов опустились за ночь до подоконника. Он возьмёт их в левую руку, правой потянет цепь и грузик с подвешенным на проволоке дополнением - молотком без ручки - плавно поднимется вверх, издавая трескучий звук наматывающейся цепи на вал шестерни внутри часов. Эту процедуру отец не доверял никому, потому что иногда даже у отца при подъёме грузика маятник останавливался, часы замирали. Тогда отец лёгким щелчком по маятнику запускал часы вновь, приговаривая:
 -Что тебе ещё надо… Ишь ты!
 Я не мог понять его слов: или он добродушно ворчал на маятник, застывший в неподвижности, или его недовольство относилось полностью к часам. Но после отцовского щелчка маятник снова начинал раскачиваться, и часы послушно отсчитывали время ещё целые сутки. Интересно было то, что раскачиваясь вправо- влево, маятник в конце каждого такта издавал короткий звук, вернее даже не звук, а скрип, быстрое шуршание от соприкосновения каких- то частей ходиков.
    Часы наши были очень красивы внешне. Лицевая сторона была расписана по краям ажурной вязью, а над центральной осью стрелок были нарисованы две целующиеся голубки. Циферблат был с чёткими арабскими цифрами, глядя на которые я в пятилетнем возрасте научился писать до двенадцати. Цифры были заключены в яркую, правильную окружность и написаны так крупно, что даже в сумерки можно было свободно разглядеть, к какой цифре подошла часовая стрелка.
… Я чувствую прикосновение жёстких, шероховатых ладоней отца к моей вихрастой голове, слышу его шёпот:
- Умаялся, бедняжка, набегался за день-деньской. Вставай!
 Я окончательно просыпаюсь и открываю глаза. Вижу утренний свет, пробивающийся в профиль рамы окна, слышу, как февральский ветер завывает и плачет в открытой для топки трубе, и как при каждом новом порыве ветра бьются ставни о крепкую сосновую стену дома. Слышу снова спокойный голос отца:
- Вставай, вставай, сынок!
 Выскакиваю в прохладу избы и, быстренько одевшись, иду умываться под равномерное тиканье наших ходиков.
     Много лет прошло с той далёкой поры, но этот яркий эпизод высветился в голове подобно лучу солнца, неожиданно пробившемуся из разогнанных ветром туч на горизонте…
     Сейчас взрослым умом я понимаю, как хотелось отцу, стоя у меня в изголовье, поговорить со мной как с взрослым человеком. И как хочется мне сейчас, по прошествии стольких лет, послушать его, узнать подробности его жизни. И не только его. Он же многое знал из  жизни своего отца, моего деда, жившего в середине девятнадцатого века, участника туркестанского похода в составе царских войск в песчаные пустыни Средней Азии. Мой отец как величайшую семейную реликвию хранил в отдельной шкатулке медаль, которой был награждён в этой войне дед за штурм города Геок -Тепе. Отец давал её мне подержать в руках, я помню потемневшую от времени медь и слова, выгравированные на лицевой стороне по окружности медали: «За взятие ГЕОК- ТЕПЕ», а на обратной - православный крест и слова в строчку, расположенные друг под дружкой: «НЕ НАМ, НЕ ВАМ, А ИМЕНИ ТВОЕМУ».
   Велико желание заглянуть в глубину бездонного исторического колодца, в истоки родового ключика, больше узнать о своей малой родине, затерявшейся в глубинах приволжских лесов. Но, увы! Деда
я даже и не видел, отца моего тоже давно нет, да и я уже заимел внуков.
   Появится ли подобное желание у моих внуков? Не знаю…