Глава 4 – Пещера Чёрного Бертольда
Увидев утку, птичка слетела с дерева, села на траву и пожала плечами.
«Петя и волк»
1
Тем временем, наши путешественники, миновав поворот на Кведлинбург, неспешной рысью уходили в Гарц.
– Видите эту плоскую вершину на горизонте? – спрашивал сэр Бертран. – Это – сам великий Брокен, гора, у которой собираются временами, несмотря на строжайший запрет, все здешние ведьмы. Местные крестьяне порою устраивают на них облавы с факелами, но всё это мало помогает, а кроме того, здешние вилланы весьма трусливы. Правда, новообразованная Инквизиция, похоже, намерена взяться за эти празднества всерьёз… Поглядите вокруг, здесь всё пропитано волшебством! Взять хотя бы эти плоские камни, в которых неведомо кто наделал круглых отверстий – говорят, здесь ступал конь самого Зигфрида! А эти стены холмов, увенчанные острыми скалами – это же хребты драконов! А эти искривлённые деревья, а эти кусты караганника! А облака, что временами наползают на дорогу, и в их разводах так и чудятся лапы и пасти неведомых здешних чудовищ!.. Говорят, где-то в этих утёсах, в пещере обитает одинокий алхимик по прозвищу Чёрный Бертольд. Уж не к нему ли в гости мы направляемся?.. Поясни-ка мне, Кьяри, отчего на мою грешную голову так подействовало это странное вино? Почему я, неожиданно для себя, обрёл несомненный, сладостный дар прозрения, от ощущения которого хочется петь?
– Это очень просто сеньор. Вы изволили отхлебнуть вина, которое до этого было налито в Святой Грааль, коий с некоторых пор хранится в Странствующем Лесу, во владениях короля Эдгара. Вы, как потомок славного рода, вне сомнения, достойны были испить сей благородный напиток, дающий возможность прозревать и пророчествовать лишь тем, кто бескорыстен и чист душою…
– Всё это, быть может, и так, но меня мучают два вопроса. Во-первых, ты обедал сегодня?
– Что деревянному сделается… Желаете, чтобы я пояснил, сэр? Так вот… Когда-то, очень давно, добрейший и благороднейший в своих поступках и деяниях король Эдгар, чьи наследственные владения были весьма велики, но и очень разбросаны, обнимая и Винланд, и Румелию, и часть Нормандии, и север Шотландии, пожелал, чтобы все его земли объединились в одну и, чтобы более того – чтобы в том, благословенном Богом краю никогда не случалось бы ни войн, ни других бедствий, и чтобы подданные его жили бы по исконной природе своей, дружно, весело и счастливо. И Небесам было угодно исполнить его просьбу. Но, вот причуда Высшей Воли – королевство его, собравшись вместе, приобрело вид Странствующего Леса, который, в зависимости от поворота Колеса, имеет свойство заходить во все края и во все эпохи… посему, не ищите дороги на Винланд, сэр!.. ведь он иногда за рекой, а порой и за морем, а порой и просто по пути, на самой обычной тропинке… Подданные же его обратились кто в деревья, кто в зверей и иных обитателей Леса, где сам король Эдгар присутствует в качестве Хозяина… вам, как урождённому германцу, приходилось, вероятно, слышать легенду о Железном Гансе? В том лесу я, лично, падуб… иначе называемый остролист, чья веточка украшает вашу шляпу, сэр. Временами же, нам даётся возможность снова возвращаться в облик людей, и в этом для нас нет ничего необычного… Да, а сейчас, как я смею полагать, сэр Бертран, нам следовало бы вернуться в этот Лес, но как найти дорогу к нему – должны нам подсказать именно вы.
– Чёрт подери! Это, вне сомнения, удивительная сказка… Хотя, ещё этим утром я и не смел предположить, ни того, что я повстречаю родных брата и сестру, ни того, что изопью глоток сего священного напитка.
– Так вы не верите в сказки, сэр? – вмешалась в беседу Матильда. – А что же, в таком случае, это за кошель, что так тяжело оттягивает ваш пояс?
– Этот кошель… – лукаво усмехнулся рыцарь, – этот кошель… он для вида. Пускай все думают, что я богат и могу швыряться талерами налево и направо. Кроме того, он, как небольшой щит, отчасти защитит моё брюхо, если придётся драться…
– Правда, под верхним слоем битых черепков, в нём спрятан мешочек с совсем иными черепками… Не так ли?
– Хм… – посерьёзнел сэр Бертран. – Вы, вероятно, также подвержены действию Грааля, о наипрекраснейшая в мире сестра моя… Да, там я храню обожжённые глиняные пластинки с начертанными на них буквами. Это греческое изобретение, оно используется для гаданий и магии. Италийцы переняли его, и на место букв поставили копирующие их очертания фигуры людей, животных и чудовищ. Это называется «Таро»… Пергамент, на котором они всё это изображают, недешёвая штука, а работа художника стоит ещё дороже, посему я предпочитаю греческий вариант… А кстати, сеньорита, вы обещали мне разъяснить, что это за чудесная страна… куда, как я смею догадываться, вы должны будете вернуться, воспользовавшись помощью вашего досточтимого крестника, короля Эдгара? Река Таро, пластины Таро, а теперь ещё и страна Таро…
– Это самая чудесная во все времена страна, уверяю вас! – откликнулся в эту минуту юный Эдгар. – И, ручаюсь, в своё время вы, брат мой, сэр Бертран, обо всём узнаете… Но сейчас меня немного волнует: что вы хотели сказать «во-вторых»?
– Ах, да!.. А во-вторых, меня тревожит предчувствие. Нас постепенно нагоняют всадники… они хорошо вооружены… их более десяти… на головах у них серые капюшоны, а на плащах – скрещённые мечи… Это воины Ордена Серых Меченосцев, и они, по приказу Инквизиции, преследуют именно меня. Чёрт подери, как это некстати!.. Вот что, друзья мои. В моих ножнах – очень даже неплохой и острый меч, что когда-то выковал я сам, учась у оружейников Милана… Я бы сумел задержать их…
– О чём, как вы догадываетесь, не может быть и речи, – сухо заметил Кьяри. – Хотя бы потому, что у нас нет другого проводника. Не говоря об очень многом другом, сэр… Драться так драться.
2
Тропа, теперь шедшая посередь двух продолговатых холмов, ещё более сузилась. Наползавший с гор тяжёлый белёсый туман стал гуще. Кони шли в нём по колено и путникам казалось, что идут они по облакам. За спиной у рыцаря заворочалась ягуариха, она выпростала тяжёлую морду из-под покрывала и с напряжённым интересом вглядывалась в неясные контуры подступавшего к самой дороге кустарника.
– Поглядите, что это? – спросил принц Эдгар. – Там, впереди!
– Это… это не скала и не дерево… – пробормотал Кьяри. – Боже, мой Боже, да оно шевелится… приподнимается…
– Добрый день, друзья мои! – раздался сверху звучный женский голос. – А я вас так заждалась! Разве можно настолько долго заставлять даму ждать? А тем более, в такую сырую погоду, в глухой горной местности… Как ты полагаешь, Бертран?
Ростом она была действительно с колокольню. Она была одета в тёмно-красное длинное платье, поверх которого был наброшен длинный, чёрного бархата плащ. У женщины были голубые удивлённые глаза и рыжеватые длинные волосы. В руках она держала огромных же размеров флягу, из которой по временам отхлёбывала и морщилась при этом.
– Хм!.. Это против простуды! – деловито поясняла она.
– Боже! Милая крёстная! Вы ли это? – радостно вскрикнула принцесса Матильда.
– О да! Это несомненно я! И я жду вас здесь уже которые сутки! Я совсем продрогла, а впридачу промочила ноги в озере… Бертран! Сыночек мой? Ты не узнаёшь меня… правда, прошло уж столько лет… у вас, здесь… Я тебе потом всё объясню… когда вернусь к нормальному размеру!
Сэр Бертран не мог сказать ни слова… А великанша, подобрав складки платья, присела на корточки… отчего все лошади, и без того испуганные её появлением, разом всхрапели и попятились… и, сквозь наползавший туман, внимательно вгляделась в лицо рыцаря.
– Ах, у тебя наши глаза… как у брата Ричарда! Знаешь, ты стал очень на него похож… Усики, ха-ха! Отрастил усики! А что это за милая кошечка у тебя за седлом? Наверное, агварочка, да? Боже, какая милая крошка! Тебя можно погладить?
Лээна, в отличие от остальных нисколько не испугалась и даже сама потянула голову навстречу гигантских размеров пальцу с перстнем, сверкающий рубин в котором был величиной не менее сырной головы.
– Ур-ры! – сказала Лээна.
– М-м-м, кисанька моя, – прогудела королева Матильда, потрепав её длинным ногтем по загривку. – Вот, прибудете на место, ТАМ найдётся тебе парочка. Такой симпатичный агварчик, а зовут его Мурчуфель, и вы будете дружить…
– Ваше величество, – осторожно заметил Кьяри, – за нами погоня.
– Какая такая погоня? – выпрямляясь, деланно удивилась королева. – Что за погоня? Эти, что ли, в клобуках? Со своими жалкими копьишками? Ладно, предоставьте их мне. Нет-нет, кровавой схватки не будет, я её отменяю!.. Ф-фуф, напугали! Ладно… Бертран! Веди отряд к озеру… это сейчас будет первый поворот налево, потом направо, вдоль берега, там, не далее четверти лье – пещера отшельника, он уже обо всём предупреждён и расскажет, что делать дальше. А я уж, пожалуй, позабочусь об этих святошах!.. Всё-о, пока, до встре-ечи!
И тотчас же, помахав на прощанье рукою, пропала в тумане – столь же неожиданно, как до того появилась.
3
– Гюнтер, а ты уверен, что тот, кого мы преследуем – именно он, Бертран, незаконнорожденный брат бывшего императора?
– Он, он! Он мне говорил об этом, мессир Гирардус! И ещё…
– И ещё он говорил, что терпеть не может деньги. Мне, мессир, всегда подозрительны те, кто не любит деньги…
– Потому ты и обчистил его при первой возможности, понятно. А ещё донёс капитулу местной Инквизиции. А ещё?
– Что ещё…
– Что он ещё говорил?
– А!.. Что делать нечего, придётся отправляться в Лимузен за наследством, которое то ли есть, то ли нет…
– А ещё? Ещё, Гюнтер, ещё!
– Ещё, что он хотел бы по дороге заглянуть сюда, в Гарц, где по слухам, на озере обитает какой-то чудной монах…
– Вот! Константин Анклитцен!.. Значит, мы движемся в верном направлении! – воскликнул с облегчением Гирардус фон Краккенклоп. – Значит, старикашка-привратник сказал правду! Ах, как давно я мечтал подвесить этого Чёрного Бертольда за его тощую задницу в качестве мишени для стрелков!
Их отряд, как миновали Кведлинбург, увеличился в два с половиной раза – за счёт местной, кведлинбургской милиции, которой не впервой было разгонять шабаши и отлавливать ведьм и колдунов в горах близ Брокена. Помимо того, для святого дела нашлась и свора гончих псов, которых пока не отпускали и берегли до времени.
Следы четырёх верховых и двух вьючных лошадей отчётливо отпечатались на сырой глине.
Сильно затуманило.
– Ч-чёрт! – ворчал воодушевлённый погоней мессир Гирардус. – Ч-чёрт! Этак мы пройдём совсем рядом и никого…
Его слова были прерваны неясным шумом. Что-то впереди глухо бухнуло, как в подушку. Вслед за этим раздался ещё один, такой же неопределённый звук… и скрежет камня о камень, потом ещё и ещё…
Бум! Бум! Бу-бум!..
– Обвал? – сказал кто-то. – Но здесь, меж Драконьих холмов, не бывает обвалов… почти никогда не бывает…
Высокая каменная насыпь из недавно вывороченных глыб преграждала им путь.
– Что за дьявол…
– Нам здесь не проехать, мессир.
– Есть ли обходные пути?
– Есть, но это очень далеко отсюда… Далее – только пешком, мессир…
– Боже мой, это нечистый! Нечистый дух!
– Нечистый…
– Нечистый!..
– Нечистый!!!
А на самой вершине, среди обломков скал, восседала… немыслимых, гигантских размеров ворона!
– Кар-р!.. Ну, кар-р же!.. – произнесла грубоватым, но весьма приятным женским голосом
она, склоняя то вправо, то влево голову с клювом, величиной с две сложенных вместе просмоленных лодки. – Так ты уже здесь, Гир-рардус? Тор-ропишься, небось?.. Ну, торопись, торопись… А-а-ха-ха-ха-ха!!! Кар-р!!!
– Я… – не нашёлся, что сразу сказать Серый Меченосец, – я не боюсь тебя, нечистый дух! Именем…
Но… только белесый туман не спеша оплывал то место, где только что восседала загадочная птица.
– Я!.. – и фон Краккенклоп, оглянувшись, обнаружил, что его войско уменьшилось более чем наполовину. Пропали, умчались, сорвавшись с поводков, собаки, пропала как сквозь землю сгинула кведлинбургская милиция… – Я тебя не боюсь!
– Усь… усь… усь… – отозвалось эхо.
– Я, барон фон Краккенклоп!
– Оп… оп… оп…
– Я не боюсь тебя!
– Бя, бя, бя!..
– Вот что, – в исступлении и обиде сказал мессир Гирардус, в котором ярость всегда перебарывала трусость, что под стенами Константинополя, что под стенами Монсегюра, что сейчас… – Гюнтер! Ты здесь, ты не испугался, как эти крысы? Так вот, вы, все!.. ступайте по окрестным сёлам, собирайте крестьян… всех! Мужчин! Стариков! Женщин!.. Факелов побольше!.. Пустим эту рвань вперёд! Не захотят идти? – поджигайте дома! Мы выкурим эту чёртову компанию с озера! Мы покажем, мы справимся с ними, была – ни была!
– Бла! Бла! Бла!.. – отвечало фон Краккенклопу мерзкое эхо…
4
Наши путники, тем временем, осторожно пробирались вдоль берега озера. Едва заметная тропинка вела их мимо серых, огромных камней, странных деревьев, чьи стволы были скручены как под пыткой, чьи длинные корни ползли по каменистой почве меж кочек, поросших подушками мха и лишайника. Где-то в чаще леса таились хижины гномов и обиталища иных лесных жителей; волны тумана набегали с севера и стелились по холодной и гладкой воде…
Тропинка вывела их к утёсу, где возле низенькой сосны, чьи ползучие корни по длине в несколько раз превышали ствол, молился, стоя на коленях, пожилой худощавый человек, одетый в потёртую серую рясу.
Оглянувшись на шум, старец произнёс устало:
– А, ПАКС ВОБИСКУМ!.. вы, наверное, те, кто должен уйти со мною. Оставьте ваших коней у входа и проходите внутрь. Мне надо завершить мою молитву.
Внутренность пещеры освещал одинокий смоляной факел, воткнутый в трещину стены. Потолок её… если его можно назвать потолком скопище уходивших вверх каменных глыб, был прокопчён за долгие годы пребывания Константина Анклитцена в этих местах, и с камней, временами на земляной пол осыпалась сажа. Грубо, без гвоздей, кое-как сколоченный стол, скамья, низкая лежанка и… груда мешков и перевязанных верёвкою стопок книг и пергаментов…
Путники молчаливо расселись кто где, но ждать им пришлось недолго. Отшельник, отогнув прикрывающее вход полотнище грубой ткани, вошёл, постукивая посохом и, нацепив очки, сразу же стал распоряжаться:
– Милостивые судари мои! Насколько я понимаю, вижу и слышу, ваши и мои преследователи уже близко. Я слышал лай собак… по поверхности озера звуки распространяются быстро. И даже наблюдал отсветы факелов… Нам надо приготовиться к уходу… Я бы попросил вас, сэр Бертран (ведь вы, очевидно, сэр Бертран де Борн, как меня предупредили?) и вас, сэр Эдгар, и вас, сэр Кьяри оттащить весь этот скарб поближе к дальней стене. Нет, мешок у входа трогать не надо, и вообще – держитесь от него подальше… Вас же, леди, я первой приглашаю к столу, сейчас мы поставим нам прощальное угощение…
Он был высокого роста, очень худой и очень сутулый. Его серые глаза, за выпуклыми стеклами очков казались неестественно огромными…
– Что у меня на лице? Это зрительные стёкла. Замечательное изобретение, подарок сэра Теодора, вы с ним вскоре познакомитесь. Я, признаться, когда-то основательно посадил себе зрение, пытаясь разобраться в древних текстах, которые наши ретивые монахи соскребали с пергаментов… Да! Если вы желаете покормить ваших лошадок – у меня когда-то был мул и от него осталось овса… Ну, хватит, приглашаю вас за стол… Слышите отдалённые крики? У меня обострённый слух… Думаю, ждать нам осталось недолго.
– Куда же мы должны уйти? – спросил сэр Бертран. – И как, сквозь эту стену?
– Увидите. Всё увидите… – разливая из пузатой стеклянной бутылки по грубо слепленным и обожжённым бокальчикам пахучий коричневый напиток, ответствовал Чёрный Бертольд. – Пока же у нас есть несколько минут… на то, чтобы попрощаться с этим утлым жилищем и перейти в иной мир. Предупреждаю: залпом пить не стоит, это вино следует смаковать маленькими глоточками. Его, ЗДЕСЬ, изобретут ещё через полтысячи лет… Ну, как любит приговаривать сэр Теодор, вздрогнем! И будем здоровы!..
– Уп! – произнёс Кьяри.
– Хм… ой! – одновременно сказали близнецы.
– Мда-а! – протянул рыцарь. – Крепок однако! Не слабее водки!.. А что это за сосуд, в котором вы, досточтимый мессир…
– Костантин. Константин Анклитцен. Невежественная молва называет меня Чёрным Бертольдом, памятуя древнюю легенду.
– В котором вы, досточтимый Константин, содержите эту чудодейственную влагу? Знаете, я в жизни не видал стекла такой прозрачности и столь законченной формы? И даже в Венеции, прославленной своими…
– Ах, полно вам удивляться, сэр! – закуривая сигарету, отвечал отшельник. – Это всего-навсего бутылка коньяка «Арарат» выпуска середины двадцатого столетия. ТАМ вы ещё не то увидите!
– Это всё ваша крёстная, леди Матильда! – как бы с упрёком обратился он к близнецам. – Подсадила меня на это зелье! Хотя… надо сказать, оно неплохо прочищает дыхательные пути, что немаловажно в этом сыром климате… откуда, не далее как сегодня, нам с вами предстоит уйти… О Господи! Что «уйти»? Бежать, бежать, хоть это и постыдно!.. я так это понимаю. Бежать…
И далее говорил только он – то наклоняясь, тряся бородой, к какому-либо из присутствовавших, то отстраняясь и костистым пальцем сбрасывая пепел с сигареты на утоптанный земляной пол.
– Да, пусть права молва, и я заслужил этот эпитет – Чёрный! Но… что плохого в чёрном? Что плохого в ночи? В этой, благословенной Богом ночи, когда звёзды отражаются в водах озера, когда я вижу отражёнными в нём и Млечный Путь, и Кассиопею, и Большую и Малую Медведицы, и рассыпанные разноцветным горошком Плеяды? «Что наверху, то и внизу», как говорили древние! Господь есть Великое Равновесие, и не я это первый заметил! АБИССУС АБИССУМ ИНКОВАТ! Бездна взывает к бездне!.. Я молюсь за людей, за неведомых плавающих и путешествующих, я молюсь за весь мир!
– Знаете, в одну из ночей я сделал величайшее открытие! Я понял, что от Бога никогда и ни в чём не исходит зла! Зло появляется тогда, когда одна из половин, светлая или тёмная, начинает вдруг преобладать и, по закону компенсации, тут же против этого начинает восставать другая половина! И я понял, что это, что приводит ко злу, вот беда, почти всегда исходит от человека, от его тёмных мыслей и необузданных страстей! Подумайте сами: в природе зла нет! Даже паук, убивший муху, делает это не от того, что он желает зла мухе, а просто потому что он хочет есть!.. Я понял, что в мире нет и не может быть того, кого называют сатаной! И, что те, кто признаёт его, на самом деле усиливают его, и списывают на него свои собственные грехи и ошибки!..
– А меня не поняли. И я снова бежал… Да, как бежал когда-то, когда, в погоне за рецептом создания золота… (кстати, какой вы полагаете странную связность этих двух слов: «зло» – и «злато»?.. а-а, вот оно, видите…), так вот, роясь в манускриптах, доставшихся мне от греков Константинополя, я набрёл на способ создания этого порошка. Я воссоздал его рецепт, я опробовал его на глазах одного владетельного сеньора, и скала, прежде незыблемая и мешавшая прокладке дороги, разлетелась в пыль от одной-единственной искры!.. А сеньор спросил: какое ты видишь применение этому своему изобретению?.. Как это какое? – ответил я. Корчевать пни при очистке нового поля! Расчищать дороги! А в металлургии, например… Но сеньор сказал: а подрывать крепостные стены? а, набив этим порошком металлический шар, да и запустить его с катапульты в стан врага?..
– Да, о да, бежать как волк, обложенный погоней. Но разве так же не бежали дети три года назад? Да, они называли сие своим Крестовым Походом! И их были тысячи и десятки тысяч, и они стремились уйти с этих земель в благословенную Палестину, ко Гробу Господню, и я, бывши тогда во Франконии, видел, как эта бесконечная толпа мальчишек, девчонок и девчонок, переодетых мальчишками, ползла по дорогам, по холмам, полям и весям, сжирая всё на своём пути. Они поедали траву вместе с корнями, они поедали посевы, и крестьяне травили их собаками, они тонули во время переправ, их убивали, насиловали и продавали в рабство, и я, несмотря на то, что меня и тогда гнали, обращался к имеющим власть, обращался в клир с одной лишь просьбой: остановите это безумие!.. Да, конечно, кто-то пошёл к ним и даже шёл вместе с ними, пытаясь помочь чем можно, а они добрались-таки до берега моря, которое, как рассчитывал их "святой Николас", должно было раздвинуться и пропустить их в Палестину, но море не пожелало раздвинуться!.. И счастлив из них оказался тот немногий, кто сумел вернуться домой, а не погиб, не был убит или изнасилован, и не оказался на невольничьих рынках Греции, Италии, Мавритании…
– Я, кажется, много болтаю? Почти как сам с собой… Но, поверьте старику: точно так же, как всякому учёному мастеру бывает тяжело оставлять недоделанную работу, мне тяжело оставлять свой мир, что мною так и не был приведён к совершенству…
5
Пещера внезапно осветилась – так ярко, что все одновременно зажмурились. В дальней стене – там, где были сложены пожитки отшельника, открылся широкий прямоугольный проход. Из него вышел невысокого роста, странно одетый человек с короткой бородкой и позвал:
– Мессир Анклитцен! Время!
– О да! Время! За-ме-чательное слово «время»! – всколыхнулся отшельник, поднимаясь, и приказал гостям, изумлённо переглядывающимся при виде этого нового чуда:
– Всё! Поднимайтесь! Уходим! Помогите мне пронести вещи на ту сторону!
– А лошади… – напомнил Кьяри.
– Ещё и лошади… – хмыкнул человек. – Ну что же, давайте, проводите и коней. Только побыстрее. Я слышу как в лесу перекликаются голоса…
– А как же наша крёстная? – подала голос девушка.
– За неё не беспокойтесь. У неё свои дороги… Она и её благословенный Богом супруг, король Эдгар прибудут уже сегодня, ближе к вечеру, со всеми гостями… Давайте я вам тоже помогу, мессир!
– Нет-нет, сэр Теодор, этот мешок у входа трогать ни в коем случае не надо. Я хочу здесь оставить кое-что на память… Давайте-ка я пойду последним!
И, убедившись, что все, включая коней, как-то очень быстро перебрались на ту сторону… откуда вскоре и вновь послышались закономерно удивлённые возгласы… мессир Константин Анклитцен, он же Чёрный Бертольд, он же Бертольд Шварц, перед тем, как шагнуть вослед, вырвал из расщелины стены факел, ещё раз со вздохом оглядел своё жилище, где провёл так много удивительных лет в мечтах и размышлениях, и… швырнул факел в направлении мешка с порохом.
Двери за ними закрылись, стена пещеры вновь стала глухой и каменной стеной пещеры, а пламя факела – оно постепенно добралось до содержимого мешка…
И тут страшнейший грохот вдруг потряс озеро и его окрестности, и согнанные Серыми Меченосцами крестьяне, и сами воины, полуоглохшие, прикрывали головы руками и щитами, потому что с небес посыпались камни…
Груда каменных обломков – вот что осталось от пещеры отшельника, ушедшего жить в иной мир.