Редькин, субъект под шестьдесят лет в выпуклых очках, в старом плаще, мятой шляпе и не менее мятых брюках, вошел в подъезд своего дома, остановился у почтовых ящиков и огляделся. Левая рука его сжала авоську с пакетом молока и батоном хлеба, а правая в это время вдруг потянулась к чужому почтовому ящику и попыталась вытащить чужую газету.
Газета далась частично. То есть, разорвалась пополам.
- Сволочи! – процедил Редькин сквозь зубы, спрятал полгазеты в карман плаща, сплюнул на пол и нажал кнопку лифта.
Лифт никак не отреагировал.
- Вот гады! – снова выругался Редькин и посмотрел вверх через решетку лифтовой шахты.
Лифт завис где-то между третьим и четвертым этажами.
Редькин жил на шестом.
- Ублюдки! – по инерции ругнулся Редькин и замер. Откуда-то сверху, похоже, из лифта, до него донеслось прерывистое дыхание.
Редькин встал на цыпочки, вытянул шею и прислушался.
- Ну, же, ну... - услышал Редькин приятный женский голос и еще сильнее напряг слух.
В лифте явно что-то происходило.
- Вы меня провоцируете! – произнес кто-то глубоким баритоном и вздохнул.
- Отчего же? – ответил женский голос. – Может быть, Вы мне нравитесь?
Редькин прижал к груди авоську и, стараясь не шуметь, начал тихо подниматься вверх по лестнице.
На площадке третьего этажа он остановился.
- Я женат, и потом... - донеслось из лифта. Мужчина замялся.
Редькин начал мысленно перебирать в голове всех соседей по подъезду мужского пола, отсеивая холостых.
- Что потом? Когда потом? – выдохнула женщина в лифте. – Мне кажется, нам давно пора объясниться.
Редькин вдруг не сдержался и икнул. Да так громко, что два голубя на карнизе за окном взмыли в небо и улетели.
- Мне кажется, нас слушают, - забеспокоился мужчина в лифте.
Редькин оцепенел.
Лифт неожиданно вздрогнул и пошел вверх.
- Сволочи! – ругнулся Редькин одними губами и рванул вверх по лестнице.
- Давно бы так! – услышал Редькин всё тот же прерывистый женский голос, когда с трудом дотащился до седьмого этажа.
Он устало прислонился к стене, глотая воздух и стараясь расстегнуть плащ.
- Я никогда не скрывал, что Вы мне нравитесь, но... - мужчина замолчал.
- Господи! Опять эти Ваши но..., - судя по шуршанию одежды, женщина отвернулась.
- Не обижайтесь, просто я не знаю, как быть, - стал оправдываться мужчина. – У Вас дети, и потом...
«Дети?» - мелькнуло в голове Редькина. «У кого в нашем подъезде дети, а не один...?»
Редькина вдруг осенило.
- Лушина! – рявкнул Редькин, и сам испугался собственного голоса.
Лифт тут же пошел вниз.
Редькин кубарем скатился по лестнице и оказался на первом этаже даже раньше лифта.
- Я же люблю Вас, люблю! – услышал Редькин всё тот же взволнованный женский голос.
Лифт остановился, не доехав до первого этажа.
- И я Вас люблю! Люблю с тех пор, как первый раз Вас увидел. Но я не могу, не имею права бросить семью, детей... - мужчина умолк.
«Северцев, вот сука!» быстро вычислил Редькин.
- Я согласна на всё! – женщина всхлипнула. - На всё, Вы понимаете меня?
Редькин едва задел газету в кармане плаща, но этого было достаточно, чтобы лифт снова пошел вверх.
Когда Редькин дополз до пятого этажа, шляпы на его голове уже не было, по лицу тек пот, очки съехали на бок, а из порвавшегося молочного пакета в авоське капало молоко. Но Редькин даже не успел перевести дух, как лифт снова пошел вниз.
Редькин взвыл от злости.
- Пойдемте ко мне. Прямо сейчас! – снова услышал Редькин женский голос.
- Сейчас? – мужчина медлил.
Редькин, шатаясь, подошел к двери лифта на первом этаже, закрыл глаза, прислонился спиной к стене и медленно сполз на пол.
Редькин сидел на полу и тяжело дышал. Молоко из рваного пакета затекало под него, но он этого не замечал.
- Пойдемте ко мне и там всё решим! – голос женщины задрожал.
- Хорошо, только не плачьте! – сломался мужчина. - Я не могу видеть, как Вы плачете! Подождите, я сейчас. Черт! Где же тут у него эти кнопки? А вот...
Редькин собрался с силами, встал на четвереньки и, перебирая руками по стене, медленно поднялся. Гадливая улыбочка аккуратно украсила и без того малоприятное его лицо.
Двери лифта распахнулись, и... Гадливая улыбка сползла с лица Редькина, уступив место выражению невероятного страдания, будто у него подвело живот. Из лифта навстречу Редькину вышли совершенно не знакомые ему женщина и мужчина.
Увидев Редькина, мужчина остановился.
- Вам плохо?
Редькин, вращая глазами и скрепя зубами, попытался что-то сказать, но слова застряли у него в горле.
Мужчина быстро достал что-то из кармана, и вложил в руку Редькину.
- Это под язык, - сказал он и ободряюще улыбнулся.
- Андрей, ну где Вы? – позвала женщина.
- Извините, - спохватился мужчина, ободряюще похлопал Редькина по плечу, догнал женщину, взял её под руку, и они вместе вышли из подъезда.
Редькин разжал пальцы руки. На ладони лежала таблетка валидола.
Редькин размахнулся и запустил таблеткой в сторону выхода.
И тут Редькина прорвало.
- Сволочи! Гады!! Ублюдки!!! – заорал он, размахивая авоськой во все стороны. Струя молока брызнула по стенам.
Но Редькину никто не ответил. Только прощальный звук отъезжающего автомобиля донесся до него с улицы.
© Михаил Фатахов, 2008