Для начала лирическое отступление на тему – должен ли националист любить свой народ? Одни утверждают, что «патриотизм – это последнее прибежище подлеца». Другие уверены, что чувство национализма и патриотизма - это самое высшее чувство любви, которое способен испытать человек.
Но начну я эти размышления, если позволите, с небольшого повествования. Гуляю я на Пасху. Иду я себе по берегу канала, где у нас в городе многие семьи делают шашлыки и отдыхают в выходные, и сидит трио. Женщина лет тридцати двух, ее дочь лет десяти и видно ее мать, которой под шестьдесят. Я приближаюсь, и дама (которой тридцать два) меня приветствует напевно: «Христос воскрес». «Воистину воскрес» - откликаюсь я и вижу краем глаза литровую бутыль водки, которая стоит между дамами, и, между прочим, более чем на половину пустая бутыль.
По-хорошему эту «православную» на конюшню бы и выпороть, чтобы не пила с матерью на глазах у маленькой дочери, и не лезла к мужикам, опять же на глазах у дочери. Женщина эта русская, в тот момент мне отвратительна. И как к ней относится русскому националисту?
Нам же все время говорят: «Ах вы патриоты, так вы бы улицы подмели, грязно у вас в России, и смотрели бы за тем, что бы не писали в подъездах и т.д.
Был такой русский писатель Юрий Герман, и у него была повесть с названием: «Я отвечаю за все». Так вот и на русского националиста пытаются повесить: «ты отвечаешь за все». Нет уж, ребята, каждый отвечает за свой «участок».
За все те годы, которые я сознательно считаю себя русским патриотом и националистом, я не могу вспомнить ни одного случая, когда это «пребывание» в качестве националиста принесло бы мне хоть какую пользу. Есть, конечно, «профессиональные патриоты», которые на своей делянке имею свой доход, но он мизерный, по сравнению с доходом тех же профессиональных «либералов» и «демократов». Многие русские национальные мыслители живут на грани нищеты, я не преувеличиваю, в следующих главах приведу примеры.
Но все-таки есть какая-то польза оттого, что ты патриот и националист? Есть, конечно, ты можешь быть очень злым на свой народ, видеть все его слабости, негодовать на народ и даже обличать его. Но ты спасен от ненависти к народу, и ты видишь все положительное, что только можно в нем увидеть. Как бы ты не прожил свою жизнь в личном плане, ты живешь в своей среде.
Но, будучи русским националистом, что-то ты видишь более объективно, ты видишь, несмотря ни на что, силу русского народа, и понимаешь, что это единственное на чем держалась и Российская империя, и СССР и нынешняя РФ. И очень обидно, зная, что русский народ умен и талантлив, рассказывать о бессмысленной жизни очень многих людей (может быть большинства) в СССР. И дело не в том, что не все выходили в академики и герои. Дело в том, что жили непонятно зачем.
* * *
Какое целеполагание в жизни было у моих соседей по улице? Чего они хотели добиться? Я объясню, что я имею в виду. Вот родился человек в купеческой среде, если он идет по стопам отца, то его желание преумножить капитал, развить дело и пр. Или дворянин – его удел служить государству. Или приказчик. Ему хотелось бы стать купцом. Т.е. мы имеем дело с жизнью осмысленной, когда есть ясная цель. Ну может пойти сын купца в ученые, а сын дворянина в революционеры, но это опять же осмысленное решение поменять социальную роль.
Так вот, утверждаю, что у большинства моих соседей по поселку никакого целеполагания не было. Их просто несло по течению. Партия сказала надо, и народ ответил – есть! Партия говорила, крестьянам, чтобы они сидели в деревнях, и они сидели как крепостные без паспортов. Партия сказала, что нужно строить заводы и фабрики, и народ в массовом порядке стали завозить в пролетарские поселки и городки.
К моменту моего взросления партия уже только делала вид, что что-то говорит, а народ делал вид, что слушает. С народом «работали» по инерции, на самом деле его бросили не в 1991 году, а уже в 60-х годах. Как сейчас выясняется, верхушка партии уже тогда плохо себе представляла, куда дальше вести страну.
Никаких масштабных реальных целей не было. Была имитация великой деятельности: построить самую высокую в мире телебашню, запустить самую большую в мире доменную речь и т.д. А народ жил уже сам по себе. И это было бы хорошо, если бы это был нормальный народ с правильными жизненными установками. Но это были инфантильные советские люди, которые сами уже не умели формулировать для себя жизненные идеалы и цели.
«Жизнь была – а на фига?! – так выразился тогда один популярный советский поэт.
Будучи ребенком, я имел дело с поколением людей, которое было сформировано сталинским временем. Они, в принципе, не понимали, что такое личная воля. Все было четко очерчено «рукой старшего брата». У них было право выбора переехать в город М или в город N. Но эти переезды были во многом случайными, а не осмысленными, и везде было примерно одно и тоже. Нигде, сажем, нельзя было построить себе дом в два этажа. Почему нельзя? А у коммунистов много было таких «нельзя». Они такими «нельзя» имитировали деятельность. Если партия что-то запрещает, значит, она еще существует.
Высшим счастьем в СССР для человека с фантазией считалось стать писателем, поэтом, ученым. Но этих людей было мало, и о них мы поговорим отдельно. А сейчас мы ведем речь о массах простого народа, среди которых я и жил.
* * *
Василий Петрович Козлов – был первый взрослый не из узкого круга моих близких родственников и соседей, с которым я познакомился. Нет, я знал, что есть такой мужик, что он отец драчливого Борьки, но я не обращал на Василия Петровича никакого внимания. Однако случилось нечто. На нашем семейном совете было решено обзавестись собакой.
Это вызывало у меня прилив радости. Современный человек тут же начал бы выяснять, какой породы я хотел получить собаку? Вынужден разочаровать любопытствующих – порода была одна – дворняжка. Всякие овчарки появятся в поселке позже. На семейном совете решили, что собаку легко может найти Васька Козел. Именно так звали на улице Василия Петровича Козлова.
Через какое-то время появился Василий Петрович со своими хитро прищуренными глазами, мне дед вручил четвертинку водки и велел отдать дяде Васи только тогда, когда я получу в свои руки щенка. Я понял, что это обмен. Но ценность этого пузырька с белой жидкостью и щенка были настолько для меня несоизмеримы, что я, выражаясь современным языком, посчитал дядю Васю полным лохом.
Мы пошли куда-то далеко на чужую улицу, дядя Вася тяжко вздыхал, и иногда вкрадчиво и интересовался: «Шурик, ты бутылочку-то крепко держишь, не разобьешь?». Видя в этом какой-то подвох, я вцеплялся в четвертинку в полную силу.
Вот, наконец, мы дошли до какого дома, который показался мне полуразрушенным, ибо там не было привычного мне сплошного фундамента, и дом стоял на сваях. И Василий Петрович сказал мне, чтобы я лез под этот дом, там где-то лежит куча щенков, и чтобы я выбирал себе любого. Я заглянул в эту мрачную темноту, где меня не пойми что ожидало, подумал и ответил, что у меня нога болит.
И тут дядя Вася как-то очень весело рассмеялся, я понял, что он не сердится, наоборот, он смотрел на меня очень ласково и даже одобрительно. За свою четвертинку парень сам не стал нагибаться. И в итоге Василий Петрович минут через пять вылез из-под дома с чудесным черно-белым щенком, которого вручил мне. Я взял щенка и в восторге пошел скорее домой: «Александр, - раздался тут сиплый, но опять же совершенно не злой голос дяди Васи, - ты кое-что забыл». Я отдал четвертинку. И увидел, как напряжение, владевшее Василием Петровичем, мгновенно спало. Он заулыбался во все лицо.
Я бы не решился назвать Василия Петровича Козлова добрым человеком, но именно с этой минуты начались наши с ним дружеские отношения.
На нашей улице было 28 домов, живя рядом, вступая друг с другом в какие-то отношения, люди, конечно, очень неплохо знали друг друга. Судьба у Василия Петровича Козлова такая. Во время войны мальчишкой он спас семью от голодной смерти.
Их деревню немцы сожгли, подросток Вася с матерью и сестрой жили в лесу, в землянке. И как-то Вася шагал по лесу и увидел –чудо! Он увидел корову, которая, как известно, дает молоко. Он выскочил к ней, но через минуту из леса выломились немецкие солдаты, которые тоже увидели корову и хотели ее увести.
Вася плакал, прыгал вокруг коровы, кричал, что он первый ее нашел, в конце концов, повис на шее у коровы. И случилось чудо, немцы плюнули и оставили ему корову. И он спас мать и сестру от голодной смерти.
После войны он стал пастухом. Почему-то эта столь важная в деревне должность, в деревне же и презиралась. И к Василию Петровичу надолго приклеилась кличка Васька – Пастух. Василий Петрович гениально чувствовал животных. Вся его любовь, правда, сосредотачивалась на собаках. По его словам, он мог увести у хозяина любую собаку. Это он преувеличивал, конечно, но силу своего влияния на псов хорошо знал.
Кстати, собаку, которую он мне безошибочно выбрал из кучи щенков, назвали Дружком. Это был очень красивый песик и Василий Петрович очень любил своего «крестника». И я любил Дружка.
У Дружка были особенности – хорошие и плохие. Эта была очень интеллигентная собака. Я, к примеру, выносил ему кусок сахару, но никогда не бросал, а давал из рук. Дружок как-то так обгрызал сахар, что ни разу не то что не прикусил мне палец своими зубами, но даже не ударил зубом, как обычно получается у псов, когда они вырывают сахар. Дружок был умным, с ним весело было играть.
У него были две страсти.
В его крови видно текла кровь охотничьих собак. И когда летом по ночам по нашему участку начинали бегать ежики, то он бросался на них, загонял в угол, и начиналось что-то ужасное. Он бросался на ежей, естественно колол морду, и столь чувствительный у собак нос, кровь текла, пес визжал, но он не отступал. Пару ежей он каким-то образом умудрился загрызть. Морда у него была в крови, а сам он грозный и торжествующий, как тигр. Страшное дело – наследственность.
Ежей я научился спасать тем, что когда начинался весь этот визг, я брал лопату и просто перекидывал ежа через забор.
И еще у Дружка была страсть зарывать кости в землю. Вот выроем мы картошку, земля мягкая, Дружок получит косточку и тут же бежит ее зарывать, яму отроет здоровую, закидает. А через какое-то время у него появляется желание отрыть кость обратно, но зарывал он так глубоко, что по запаху найти не мог и вот бегает, скулит по всему огороду. И, Боже, какое страдание в собачьих глазах. Шекспировские страсти. И помочь ему не чем. Вот истиная трагедия!
Но вернемся к Василию Петровичу. У «простых» людей есть своя иерархия, и добиться их уважения просто так невозможно. Василий Петрович находился на последних ступенях этой поселковой иерархии. На то было ряд причин. Он не смог создать нормальную семью, и у него никогда не было статусной работы.
Женился он следующим образом. В их деревне была одна бандитская семья, в которой мужчины становились уголовниками из поколения в поколение. К тому моменту в семье этой кроме отпетых родителей, было двое братьев и сестра. Братья решили обеспечить «счастье» своей сестре, а была она девушкой любвеобильной, и замуж ее брать никто не хотел. Так вот братья как-то заманили в сети Василия Петровича, и после ночи «любви» на сеновале с их сестрой повели его под конвоем подавать заявку.
Василий Петрович был чрезвычайно жизнестойким человеком. Он никогда не из чего не делал трагедию. И спокойно женился на этой даме. Эта была крупная, смуглая женщина, она всегда как-то нехорошо улыбалась. Василий Петрович построил дом, у дамы родился сын Борис. А потом Василий Петрович привел жить на время в свой дом друга Андрея, которому жить было негде. Вот так они жили-жили и бац! Жена предпочла Андрея и расписалась с ним, дом поделили пополам.
Василий Петрович совсем не расстроился, платил своему сыну алименты, но иногда все-таки высказывал сомнения в том, что сын от него. Чем больше становился сын, тем больше вырисовывалось его совершенное несходство с Василием Петровичем.
Однажды они на эту тему беседовали с соседом, которого «на улице» звали Усатик. Этот Усатик потом и пересказал содержание беседы. «Вот плачу я алименты - сказал Василий Петрович, - а Борька-то от тебя». «Нет, Вася, - ответил Усатик, - не от меня. Ты помнишь, как ты бушлатик солдатский носил? Вот оттуда и считай рождение Бориса».
А там была такая история. Как-то пришел Василий Петрович с ночной смены раньше обычного, а из окна его дома шасть солдатик и пропал в предутреннем тумане. Жена на все расспросы Василия Петровича отвечала равнодушно и сонно. Не видела они никого. Зато на стуле остался висеть бушлат солдата. Василий Петрович не стал доискиваться до глубины вопроса и долго ходил в почти новом бушлате, еще и соседу рассказал, как его добыл.
Василий Петрович никогда не начинал выяснять отношения там, где не мог одержать победы. Он просто делал вид, что проблемы нет, и шел себе жизненной дорогой дальше. А был он жизнелюбив во всех отношениях.
Худой, довольно мускулистый, правда, маленького роста, как только появлялось первое жаркое весеннее солнце, он тут же раздевался до тренировочных брюк и начинал загорать, пока не становился почти черным. Он принадлежал к породе мужчин, которые чувствуют себя неотразимыми только в «загорелом» виде. И еще он любил быть гладко выбритым и слегка поддатым. «Слегка» у него не всегда получалось.
Ходил он бесшумно, по-воровски, мягко наступая на пятку. Был готов к отпору, если кто-то посягал на его жизненное пространство, и сам был склонен иногда проявлять экспансию. Так, Александра А. , с которой он потом долгое время жил, рассказывала, что знать его не знала, но, вдруг, пришел к ней в гости Василий Петрович, принес бутылку портвейна и пирожные эклер. Она к тому времени развелась с мужем, Василий Петрович тоже был один. Они выпили, после чего Василий Петрович сел на кровать и стал раздеваться. На вопрос, с какой целью он раздевается, Василий Петрович тоже ответил вопросом: «А зачем я сюда пришел-то?»
И стали они жить вместе. К этому времени дом Василия Петровича сгорел, его бывшей жене и ее мужу Андрею дали квартиру, и Василий Петрович с А. стали строить новый дом. А. была очень сильной физически женщиной и обладала страстью к строительству. Она все время что-то выдумывала, строила, перестраивала. Сколько она жила на нашей улице, столько она и перестраивала дом.
К этому времени у Василия Петровича кроме веселой, оптимистичной сожительницы, появился пес Мишка. Это была здоровенная дворняжка, похожая на белого медведя и окрасом и внешне. Мишка был очень умен и предан Василию Петровичу. Когда Василий Петрович иногда падал посреди улицы пьяный и засыпал, то по улице этой уже пройти больше никто не мог, ибо Мишка охранял сон хозяина и бросался на всякого приближающегося.
И еще Василий Петрович очень любил поесть, как-то я к нему зашел, а у него на огромной сковороде обжаривалась маленькая круглая картошка, он обжаривал ее так умело, что она со всех сторон подрумянилась. И я за всю жизнь только один раз видела Василия Петровича предельно расстроенным. Вокруг него тогда уже образовалась гоп-компания из местных пьяниц, они имели доступ в его дом, и вот он нажарил себе сковороду вкуснейшей рыбы «ледяная», и куда-то вышел на пять минут, а тут появилась эта орава и сожрала всю рыбу.
Работал Василий Петрович всегда в таких местах, где был далеко от глаз начальства, в основном он предпочитал работать в котельных. Но как человеку пьющему регулярно, имевшему еще подруг и платившему алименты, Василию Петровичу на советскую зарплату прожить было трудно. Получал он сто сорок рублей, а бутылка водки стояла четыре рубля двенадцать копеек. Т.е. на наши деньги бутылка стоила примерно четыреста с лишним рублей.
И Василий Петрович потихонечку воровал у государства. Скажем, нам в хозяйстве нужна была скамейка, заказали Василию Петровичу, и он приволок совершенно замечательную скамейку. Ведь присмотрел где-то заранее! От его зоркого взгляда в поселке ничего утаить было нельзя. «Тащил» тогда не один он, а практические все. Взять у государства – это воровством не считалось.
Но оптимистичная, полная жизненных сил Александра А. ушла от Василия Петровича, она нашла себе более статусного прапорщика. И лучшая половина жизни нашего героя осталась позади. На смену А. пришла добрая, но запойная женщина по имени Зоя. Василию Петровичу с ней было не очень интересно, и он ее всячески третировал, считая ниже себя.
Один раз пришел к нам опохмелиться, выпил стакан и не вспомнил о страждущей Зое, а тут и она, летит как на крыльях, смотрит во все глаза: «Что-то у тебя Вася морда больно красная стала» - вымолвила она, наконец, раскусив мерзавца, который опохмелился без нее.
«Красная – это хорошо, - почти издевательски ответил Василий Петрович, - красная, не синяя, значит, жив еще».
Двадцатилетняя жизнь плечо в плечо, конечно, сближала людей. Я понял, что Василий Петрович не чужой мне человек, когда был уже студентом. Вдруг, у калитки нашего дома появилось двое плотных мужчин, залаяла наша овчарка, (Дружок уже погиб к тому времени), к калитке подошла мать. Один из мужиков льстиво сказал: «Какая у вас злая собака, никого не пропустит». Это было бальзам на душу матери. Но дальше эти двое (они оказались ментами) завели речь о Василии Петровиче, что-то он видно украл в очередной раз. Мать ответила, что она ничего не знает. Один из ментов как-то даже плаксиво сказала напарнику: «Пошли, я же тебе говорю, не сдадут они своих никогда». Вот тут-то я почувствовал страх за Василия Петровича, и желание предупредить его. Он для меня действительно был свой без всяких кавычек.
Умер Василий Петрович в шестьдесят лет, до конца оставался выносливым, проворным и жизнеустойчивым. Как это у него получалось – понять не могу. Пить в течение сорока лет почти каждый день и не терять душевного равновесия! Какую же устойчивую психику Бог дал Василию Петровичу. Умер он в один день, был он трезвым и пришел к моему деду сказать, что ему очень плохо, и что он не знает, что с ним происходит. За всю свою жизнь он никогда и никому не жаловался, да он практически и не болел. И здесь он просто пришел сказать, что что-то с ним происходит что-то не то. Ночью умер. Вскрытие показало, что алкоголем разрушены практически все его органы.
Так вот, Василий Петрович Козлов был создан советской системой. Он именно ее продукт, как выражались коммунисты. Он не видел проклятого царского прошлого, его не эксплуатировали кулаки или капиталисты. Он ходил в советскую школу, ему дали образование, ему рассказали про коммунизм, он служил в советской армии, где политическая и идеологическая обработка стояла на высоте. И что мы получили в итоге?
А ведь советская власть лезла в душу ко всем и всех воспитывала, чтобы каждый был положительным гармоничным человеком. Именно для этого был Великий Октябрь, именно для этого вырезали эксплуататоров, чтобы Василий Петрович был счастлив. Изучал Гомера, сочинял музыку, был нравственным и думал постоянно о духовном.
Так вот, не получилось.
Кем себя ощущал Василий Петрович в национальном и социальном отношении? Да никем. Для него эти сферы жизни были абстрактными. Он знал, что есть начальство, и чтобы оно не говорило о том, что у нас в стране власть трудящихся, это начальство при желании могло сделать с Василием Петровичем все, что угодно. И Василий Петрович, воспитанный в СССР знал, что это нормально. Что начальство на все имеет право, а он ни на что не имеет право. Если он что-то и воровал, то знал, что это можно делать. Представить себе, что Василий Петрович относился к этой власти как к народной, как к своей, может только ну не очень нормальный человек. Эта власть для сознания Василия Петровича была такой же, какой была власть для крестьянина из XYII века. Она ВНЕ ПОНИМАНИЯ его сознания, она есть и на все имеет право.
Был ли Василий Петрович исключением в своем мировосприятии? Отнюдь. Он был рядовым представителем своего поколения. Ему повезло, что власть в это время разжала свои щупальца, Василию Петровичу нее нужно было корячиться до смерти в колхозе, не получая за это даже денег, умирать на стройках коммунизма во имя счастливого будущего, не нужно было в обязательном порядке ходить в праздничных колонах. С едой у него, в общем-то, было нормально, не голодал, зрелища в виде телевизора у него были, был относительно дешевый портвейн и относительно дорогая водка. И Василий Петрович пил, ибо ничего другого более интересного в его жизни не было. И не было в его жизни никакого целеполагания.
Но при всем при этом, Царство ему Небесное, хороший был человек. За столько лет жизни ни одной подлости не сделал ни одному из соседей.