А помнишь это? Ты стояла у окна, и тебя разрывала невыносимо прекрасная музыка. Она обтачивала линии твоих губ, носа, скул... строгая геометрия уложенных сложно светлых волос. И ты сжимала зубы, потому что музыка была внутри тебя, и ты не могла говорить, не могла петь и не могла молчать, и каждой молекулой твоё тело стремилось звучать в синхрон. Есть такие люди, сотканные из вибрирующих раскатистых хриплых нот грозы. У них в глазах прозрачная серость и тишина. Не звучать и не молчать...
А мне хотелось крикнуть. Пальцы болели, я врастала в фортепьяно, и что-то уже заставляло мою часть, заражённую мелодией, звучать. В один миг музыка доползла до трещинок в верхней губе, горло, кончики пальцев, изломленные запястья, тонкие щиколотки... Это так безумно - когда волосы становятся нотами.
Твоё красное платье... ты стояла, закутанная в кровь. Наверное, мою. Рубиновые капли дрожали звуком. Моя фиолетовая шаль висела на спинке стула, пока я врастала пальцами в клавиши.
Здесь такой высокий потолок. Даже странно. И безумно белый - до лопанья капилляров в глазах. Ты никогда не поднимала головы, на меня никогда не смотрела, но я знала - за веками страх и что-то волчье. Повадки волчьи. И ещё тебе хотелось выть, хотелось вцепиться в подоконник, звучать вечно в этой комнате, а не стоять прямо со зрачками цвета безнадёжности и думать о том, что тебя никто не видит.
Наверное, не помнишь. Но каждое утро, раскрывая глаза и видя светлый потолок, ты смутно вспоминаешь, касаясь пальцами коротких чёрных волос, что когда-то стояла у окна и смотрела на серый пейзаж. А теперь забыла собственное имя и не ощущаешь стук сердца, когда лежишь на животе и хочешь заплакать, хоть слёз нет. И, внезапно теряя сознание на улице, ты возвращаешься в тот день, когда ты выпила яд и невыносимо прекрасная музыка разрывала тебя изнутри. И ты не могла дышать и не могла звучать, поэтому гибель твоя была предсказуема. Ты возвращаешься в день, когда кто-то решил, что ты уже никогда не станешь настоящей и живой. Ты никогда не будешь звучать. А я навсегда останусь музыкой, которая выела душу твою. Изувеченные звуком, мы связаны одной цепью и одной рубиновой кровью. И это не изменить.
Я буду звучать за тебя. Жаль, ты никогда этого не вспомнишь. Я всегда буду твоей невыносимо прекрасной музыкой, сестра.