Девятый барак

Борис Карташов
     Он всегда был горячей темой для разговоров, вносил в размеренную жизнь лесопункта разнообразие и головной болью для начальства. Там проживала молодежь – выпускники ФЗО и ремесленных училищ, слушатели различных курсов, вербованные: все холостые.
     – В воскресенье вечером в девятом бараке фэзэушники опять передрались со слесарями из гаража, стекла все повышибали, – докладывала комендант поселка  начальнику.
     – Чем закончился бордобой?
     – Как чем? Совместным распитием водки.
     – Помирились, значит?
     – Вроде, помирились.
     – Ну и ладно. Окна застеклить! За их счет! Проследить, чтобы прогульщиков не было. Об инциденте участковому докладывать не нужно.
     Через неделю комендант доложила «наверх» о краже в девятом бараке: у помощника машиниста паровоза пропала майская получка вместе с костюмом. Вора нашли, набили морду до полусмерти.
     Нередко случались там и всеобщие гулянки. Тогда, что называется, рекой вино текло, и музыка играла. А местные бабы цепко держали своих мужиков возле себя, зорко следили, чтобы никто из них не попал в этот «пчелиный» улей. От греха подальше.
     Но не только такими «громкими» делами славилось это место. Вспоминали о нем, когда речь шла о каком – либо его выдающемся обитателе.
     – Вот «Дизель» из девятого… Вечером у клуба подбросил к верху свою гирю тридцать пять раз,     – сообщил новость во время перекура рабочий нижнего склада Виктор Печенев.
     – Дурная сила! Лучше бы лес грузил, – упрекнули товарищи по работе.
Речь шла о Вовке Лазарькове – здоровенном парне, который постоянно демонстрировал свою силу. У него была трехпудовая гиря: противовес от железнодорожной стрелки. Так вот, с этой тяжестью он ходил по поселку.
     – Что Дизель… Белобрысый Одегов на спор целый час чечетку отбивал, – вставил крановщик по фамилии Пепа.
     – А Горбунов с Кокориным! Истинные артисты – и поют, и танцуют, и на гитарах играют. Такими талантами никто из местных не похвастает.
     Девятый барак, вернее его постояльцы, словно магнитом, притягивали к себе и нас, детвору. У каждого там был свой кумир. Вокруг Вовки Лазарькова – «Дизеля», всегда крутилась лесозаводская ребятня. Он работал слесарем на пилораме. Пацаны гордились знакомством с ним, подражали ему.
     Зареченские же, в отличие от первых, пропадали в комнате Леньки Одегова. Он прекрасно резал по дереву, конструировал, танцевал.
     Взрослел с обитателями общежития и я. После занятий в школе с Витькой Ефименко, Сашкой Серебрянским и Петькой Фадеевым бежали к Кокорину и Гобунову. Они занимали отдельную комнату. Там мы осваивали гармошку и гитару, играли в карты, распевали блатные песни. Нам нравилось общаться с взрослыми: здесь ничего не запрещалось.
     Шло время. Холостяки женились, переходили жить в барак для семейных. Их место занимали другие, постоянными оставались только новые группы поселковых ребят, крутящихся у девятого барака.