День сурка

Сергей Стахеев
День сурка-2-е февраля...Фигня! сегодня День бракосочетания двух хороших людейСерёжи С. и Любы Б...С+Л=...а никто ещё не знает, ЧТО из этого получится...                Светлой памяти ясноглазой жены моей Любы.   


       Мысль я все же поймал. Правда, она все равно крутилась, обрастая какими-то мелкими  левыми мыслятами, жирела от невероятных подробностей и тут же хирела, теряясь в необъятных планах на день, тусклых, подернутых паутиной воспоминаниях, крутой и  несваримой каше всего того, о чем думает учитель русского языка и литературы, основ безопасности жизни и технологии в одном флаконе. Расписание на сегодня: первый-второй - русский-литература в 9 «а», третий урок – дыра, четвертый-пятый ОБЖ  в 7-х и снова дыра. Во второй смене два первых урока труда в 5 «б», 5»а» - ОБЖ, четвертый – окно и пятый-шестой ОБЖ в восьмых классах. Не слабо! Как там, у классика: «…и такая дребедень целый день».

       А 2-е февраля вовсе не простой день в моей, да и не только в моей, жизни. В этот день я сдавал государственный экзамен по артстрелковой подготовке. Экзамен по АСП у филологов-очников - событие планетарного масштаба. Конечно же, от того, как стреляют пятикурсники иркутского госуниверситета, напрямую зависела обороноспособность великой страны. А еще и потому, что их осталось-то из трех десятков, пятеро. Пятеро, но каких!

       АСП мы сдавали Черепу – так ласково звали студенты своего преподавателя, абсолютно лысого и абсолютно глухого подполковника Телегина. Это из-за его предмета вылетали с курса или переводились на заочное будущие Боровики и Песковы. Это сам Телегин родил поговорку: «Сдал АСП – можешь размножаться», что и хотел я этим же днем благополучно сделать.

      К пяти часам я должен был успеть на регистрацию брака, то есть экзамен я должен сдать всенепременно. Да, заморочку господь мне придумал симпатичную! В девять – начало экзамена, в пять – регистрация, в шесть нас ждал банкетный зальчик ресторана «Ангара», а потом…Вот до этого « потом» мне нужно было поразить три цели из гаубицы калибра 122 мм. образца 1938 года. Только стреляли мы не из орудия, а теоретически – на приборе управления огнем. По теории вероятности, которую придумал блестящий математик Блез Паскаль, а обосновал не мене блестящий  Пьер Ферма, неплохой лирик Стахеев должен был поразить все цели с первого раза, но по дурацкой теории «бутерброда» я в нее не должен был попасть вообще. «Бутерброд» сработал: то ли порох в седьмом заряде отсырел, то ли я не учел  доворот на деривацию, но мой первый снаряд улетел на двести метров левее и  на добрых полкилометра дальше. Я занервничал. Видно, рано мне жениться, если с первого раза в цель попасть не могу. Телегин пожал плечами: «Перезаряжай!» Уменьшил прицел, довернул правее двести метров, учел поправку, поменял заряд…

      Экзамен я сдал в половине третьего дня. Сдал на «отлично», но был выжат, как лимон. Я летел по Маркса на Фурье, не чуя ног, за свадебным  костюмом. Догадайтесь с трех раз, успели его сшить к моему приходу? Правильно! Не успели! Мы же тогда еще жили пятилетками. Прямо на мне за отдельно взятую плату застрочили прорехи и со словами: «Ну, в добрый путь!» ласково, хорошо не взашей, вытолкали на улицу. В этом одноразовом «уэтовище» я помчался в общежитие, где томилась в ожидании моя избранница-однокурсница и одногруппница. Она, в самом деле, томилась: «Сдал ли, взял ли, успею ли?» Сдал, взял и, разумеется, успел. Иначе не появился бы этот рассказ.

       Не раз сам себе   говорил: лови эмоцию! Поймал – тащи ее. Вытащил – на крепкий кукан посади. Обрадовался или опечалился, засмеялся или заплакал, заставь себя сесть и записать. Это и есть надежный кукан. Тащи за волосы себя, как великий Барон, к компьютеру, тетради или простому  листку бумаги. Хватай ручку, огрызок карандаша, печатай, если умеешь и успеваешь. Не обращай внимания  на ошибки, описки и опечатки. Это все поправишь после. А вот саму мысль уже не поймаешь, не догонишь. Упустил! Ломай теперь голову, вспоминай. Утром позвонил сын:

- Привет, па! – отрадно было слышать его голос, тем более что две предыдущих ночи потрачено на то, чтобы у тридцатипятилетнего ребенка в голове был порядок, а в душе покой.
- Рад тебя слышать, сын мой, - обрадовался я.
- Я тебя поздравляю вроде как с праздником,- басил в трубку великовозрастный сынок.
- Это, с  каким же? – прикинулся я валенком. – С днем сурка что ли?
- Сегодня же второе февраля. Сурка блин! Вы же с матерью поженились второго, - в голосе сына было легкое удивление.
- Да нет, сынище, я все помню, хорошо помню, досконально, до мельчайшей подробности. Рад несказанно, что и ты помнишь, какому дню ты обязан своим появлением. Спасибо тебе,- я, действительно, был тронут его словами и его волнением.

       Я положил трубку, и вновь тот пасмурный день в начале февраля 1974 года предстал, как на телевизионной картинке. Если бы ты знал, сынок, от скольких кажущимися сегодня незатейливыми мелочей зависело твое появление! Твоя будущая маменька твоему будущему папеньке еще на первом курсе залепила такую оплеуху!
 
       И кто была она, и кто был я? Она член факультетского бюро ВЛКСМ, член профсоюзного комитета университета, заместитель председателя студсовета общежития, слушатель факультета общественных профессий и участница Театральной студии. Б-р-р! Перед ней трепетал весь факультет. Я же был простой читинский парнишка, не отягощенный великими знаниями, общественными поручениями и какими-либо комплексами.

       Ее я УВИДЕЛ еще тогда, когда она щелкнула по носу мое самолюбие. Удивить, сын, твою мамочку, это надо было обладать семью пядями во лбу. Видимо, они у меня были эти семь пядей. На втором курсе я поселился в том же общежитии,хотя "прописался"-дневал и ночевал - еще в абитуриентах, К окончанию семестра - стал общежитским Глобой. Студентки четырех факультетов (в их числе и филологини) записывались за месяц вперед погадать: что было, что есть, что будет и чем сердце успокоится. Записалась и она. Верх взяло женское любопытство:

- Мне сесть или как? – я открыл глаза. На будильнике было семь. Передо мною стояла твоя мамахен с новой колодой карт и бутылкой «Столичной». Она, оказывается, знала таксу, значит, интересовалась?
- Лучше сразу лечь! – дерзнул я схамить скорее от растерянности и добавил сердито, -Членам КПСС  женского пола не ворожу!
       Мне стало почему-то невыносимо стыдно.

      Я плохо ее знал. Точнее, совсем не знал. Ее изумрудно-зеленые  глаза вспыхнули каким-то непонятным светом, но, на удивление, робко  ( она знала про себя, что было, знала, что есть, но ей, как и всем, страстно хотелось узнать, что будет), сказала.

- А ты попробуй! Говорят, у тебя классно получается, - кинула она подлещика.
-Я не смогу тебе, Люба, погадать, - ее голые коленки смотрели прямо на меня.
- Почему? – она машинально одернула платье.
-  По хрену да по кочану! – ответил я любимым ее выражением.- Не знаю почему! Не могу и все!

       Ну, не мог же я ей сказать, что у тех, кто гадает, существует поверье: нельзя гадать любимой и на любимую – плохая примета. Уже семестр я садился на лекциях  так, чтобы видеть ее в любую минуту. Уже четыре спектакля по пьесе Гольдони, где она блестяще, на мой взгляд, играла служанку, ей разные неизвестные личности преподносили (это я их просил) кроваво-красную розу. Уже пару месяцев, разливая «Портвейн» по стаканам или  сдавая карты на партию покера, я прислушивался к голосам в коридоре. Но главное начиналось ночью.

       Ты представляешь, сын, куда могли ночью занести твего папика филологические фантазии? Мы сдавали в это время «зарубежку»: Дюма-отец, Дюма-сын, Бальзак и прочие, а жили в женском общежитии, где мужских комнат было не больше десятка.

- Ты прости, Люба, не могу. Попроси своих девчонок, у них тоже получается, - я не мог смотреть в ее пронзительные глаза.
- Жаль! А я в тебя верила, - она бросила на кровать нераспечатанную колоду, аккуратно поставила на тумбочку водку и, не прощаясь, вышла.

    Многое еще должно случиться и столь же многое не должно случиться, чтобы появился ты, наш любимый сынок, Санька.
 
    Еще будет немыслимый вальс на железной крыше парашютной вышки в парке Горького. Еще будет сумасшедшая ночь на пустынном  пляже острова «Юность». Еще будет впереди жареный на вертеле кролик-заяц на берегу Байкала  в Лиственичном. Ты еще пока мечта, мираж, обретший имя.  Лови момент, сын! А 2-е февраля пусть, действительно, будет твоим и твоих детей, моих внуков праздником, твоим личным днём Сурка.

     Он подарил вам жизнь!

                г. Тайшет
                2 февраля1974года - 9-10 февраля 2010 года-2 февраля 2017 года