Глава шестая
1
На перроне, среди встречающих, Забелин сразу увидел Алана Хаутова. Как всегда, он был по-щегольски одет, держал в руках букет роз и, вытягивая шею, старался увидеть через запыленное стекло вагона своего гостя.
Забелин вышел почти последним. Радостно улыбаясь, Алан подскочил к нему, обнял, прижался обеими щеками и забрал чемодан.
- Здравствуй, Сашенька, здравствуй, дорогой, - улыбка не сходила с его лица. - Гостем будешь.
- Здравствуй, Алан. Рад видеть тебя. Наконец-то выбрался в Орджоникидзе. Давно хотел, но все как-то не получалось.
- Значит, до сих пор у тебя просто не было в этом насущной потребности. А сейчас, по-хоже, она появилась?
- Появилась, Алан.
- Понимаю. Я тебе так скажу: если в чем-то нужна моя помощь - рассчитывай на меня. А сейчас едем ко мне - кормить тебя буду. Машина моя припаркована на площади.
У машины Забелин на минуту задержался. Он был удивлен неказистостью привокзальной площади с грязноватым, неухоженным сквером и рядами неприметных малоэтажных домов, в торце одного из которых под яркими лучами утреннего солнца сверкало мозаичное панно, изображавшее Кирова и Орджоникидзе.
Алан, почувствовав некоторое разочарование друга, потянул его за рукав:
- Садись, Саша, еще насмотришься. Наша привокзальная площадь - отнюдь не визитная карточка города. Поехали - кушать надо.
Машина тронулась с места. Забелин, сидя на переднем сидении, с любопытством рассматривал улицы незнакомого города, пытаясь отыскать на них знакомые, по классической литературе, хрестоматийные приметы Кавказа - джигитов в бешметах на вороных конях. Но там, как и в Москве, двигались автомобили, троллейбусы, трамваи, на тротуарах толпились прохожие, и только на мосту через Терек, когда со стороны реки широко раскрылась панорама могучих гор, он в восхищении покачал головой:
- Да-а!.. Это - настоящий Кавказ...
Алан добродушно рассмеялся:
- Конечно, Сашенька, это - настоящий Кавказ! А ты сомневался? А это, - он кивнул в сторону реки, - настоящий Терек, воспетый Пушкиным и Лермонтовым.
Забелин захотел лучше рассмотреть реку, но машина съехала на широкую оживленную улицу и вскоре, обогнув высокое здание гостиницы "Владикавказ", остановилась возле одноэтажного кирпичного дома под черепичной крышей.
- Вот и приехали, - сказал Алан, заглушая мотор.
Он отпер калитку, и они вошли в большой двор, затененный развесистой кроной персикового дерева и густым пологом виноградника; налитые соком зеленые кисти висели над головой. По бокам дорожки, ведущей к входной двери, благоухали многочисленные розы.
- Хорошо у вас, - сказал Забелин, обводя взглядом роскошную зелень. - Прямо райский уголок.
- Да, мне тоже нравится. Это все - дело рук моей Фатимы.
- Твою жену зовут Фатима?
- Да. Сегодня я тебя с ней познакомлю. И с дедом Теймуразом. Они сейчас на Фиагдоне - готовятся к приему дорогого гостя. А здесь мы только перекусим. Заходи.
Алан открыл входную дверь, и они оказались на длинной застекленной веранде, из которой несколько дверей вели во внутренние покои.
- Умойся, Саша, с дороги. Вон там туалет, рядом - ванная. Полотенца свежие висят там же. А я пока накрою стол.
Когда Забелин вернулся из ванной комнаты, стол с приготовленным завтраком напоминал выставку гастрономических дефицитов.
- И это ты называешь "перекусить"? Ну и ну! – удивленно отреагировал он. – У нас в Москве не многие так завтракают.
Алан, довольный произведенным впечатлением, спросил:
- Что пить будешь? Предлагаю вот этот коньячок, потому что вечером у деда Теймураза тебе ничего, кроме араки, не нальют. У него это принципиально.
- Наливай. А ты?
- Я за рулем. Ну, давай, без тоста.
Забелин выпил рюмку необыкновенно ароматного коньяка и окинул взглядом стол, решая, - что же взять на закуску? Перед ним на выбор лежала нарезанная ломтями перламутровая осетрина, заливной язык, жареная форель, сациви и всевозможные салаты с зеленью. Подцепив вилкой осетрину, он добавил к ней форель. Алан повторил его выбор.
- Выпьешь еще? - спросил он, когда тарелка у друга наполовину опустела.
- Нет, спасибо. А вот сациви еще раз попробую.
Не переставая жевать, они минут десять обсуждали свои дела: Алан рассказывал о сложностях и перипетиях корреспондентской работы, при этом уверял Забелина, что все равно чувствует себя литератором и не покинул еще мысли написать роман или повесть; Забелин рассказывал о своих выпущенных книжках, а когда речь зашла о замысле нового романа, Алан неожиданно спросил:
- Саша, если не секрет, скажи мне, почему ты, не зная Кавказа, ни разу не побывав в Казбеги, вдруг местом действия своего романа выбрал именно этот грузинский городок? Прости за прямоту, но не кажется ли тебе, что в таком случае роман может получиться не-сколько фальшивым: ведь нужно хорошо знать психологию, традиции, этнографию, мен-тальность живущих там людей?
Вопрос Алана застал Забелина врасплох. Что он мог ответить? Как профессионал, тот был совершенно прав. Но нельзя же прямо открыть другу, что в данном случае роман - это миф, легенда, ширма, придуманная для оправдания необходимости побывать в Казбеги с вполне определенной целью. Поэтому он замялся, но чуткий Алан немедленно помог ему:
- Впрочем, Сашок, не буду вторгаться в твои творческие планы. Тебе, конечно, видней. Давай лучше поговорим о другом. Как поживает твоя жена? Я достаточно много знаю о ней.
- Даже так? Вы разве знакомы?
- Официально мы не знакомы. Ты же не удосужился представить меня ей.
- Но ты никогда, будучи в Москве, не приходил к нам.
- Да-да, конечно, все времени не хватало... Я однажды в фойе Большого театра видел ее рядом с тобой, и должен сказать, буквально обалдел, глядя на нее. «Ну, и Сашка, ну, и отхватил себе кралю!..» - завистливо тогда подумал. Поэтому из простого любопытства совсем недавно, месяца полтора назад, взял у нее для нашей газеты, как сейчас говорят, эксклюзивное интервью. Тебя в это время не было в Москве – ты, кажется, на Алтае был?
- Да, на Алтае. – Забелин вытер салфеткой губы, затем, подумав, неожиданно спросил: - Ты что, влюбился в нее?
Алан расхохотался, откинулся на спинку стула и с удивленным укором посмотрел на друга.
- Ну, почему так уж сразу и влюбился? Нет, Саша, я в нее не влюбился. Просто она впечатляет, надолго запоминается. Но ты не ответил на мой вопрос: как она поживает?
- Нормально. А почему это тебя интересует?
- Она осталась в Москве? - не ответив на вопрос, спросил Алан.
- Нет, сейчас она на гастролях.
- А-а... Понятно.
Алан знал, что продолжение разговора на эту тему будет неприятно для друга, поэтому он встал, собрал со стола посуду и сказал:
- Теперь, Саша, о планах на день. Мне сейчас нужно часа на три съездить по делам редакции в Беслан. Потом заеду за тобой, и мы помчимся к деду Теймуразу на Фиагдон. Там готовится программа приема по осетинскому обычаю. А в Казбеги поедем завтра.
- Почему завтра? Я рассчитывал, что к вечеру будем уже там.
- Нет. Сегодня в Казбеги нам нечего делать. Поверь мне. Да и гостиница заказана с завтрашнего числа.
- Ну, что ж? Придется согласиться.
Забелин начал подозревать, что Алану что-то известно, либо он стал догадываться об истинной причине его поездки в Казбеги, иначе, - зачем он так упорно пытался выяснить, в Москве ли сейчас Оля? И почему с такой уверенностью сказал, что сегодня в Казбеги делать нечего, а завтра будет в самый раз? Нет, все это не зря. Темнит дружок, явно темнит.
- Что же дальше? - спросил он Алана.
- Сейчас, пока я съезжу в Беслан, тебе предлагается на выбор одно из двух: либо ты остаешься здесь, в доме, и отдыхаешь после дороги, либо я тебя высаживаю возле интуристовской гостиницы "Владикавказ", и ты самостоятельно знакомишься с центром города. В этом случае мы через три часа встречаемся у той же гостиницы.
- Я выбираю второе.
2
Через десять минут Алан, высадив гостя у гостиницы и дав ему кое-какие напутствия, уехал по своим делам.
От гостиницы Забелин пошел к пешеходному мосту через Терек, но, не дойдя до него, повернул направо, и по величественной аллее из голубых елей направился к архитектурной доминанте этого района города - суннитской мечети, уютно устроившейся на самом берегу бурной реки. Его поразила изысканность и необычайная гармоничность форм этого сооружения, занятого каким-то государственным учреждением. Над центральным арочным входом, по бокам которого, как часовые, стояли устремленные в небо стройные бело-красные минареты, нависал стрельчатый зеленый купол, расписанный золотым арабским орнаментом, ярко отражавшим косые лучи утреннего солнца. От Терека мечеть отделяла только узкая пешеходная дорожка и декоративная стенка с бойницами, через которые хорошо просматривался бьющийся о камни горный поток.
Осмотрев мечеть, он пошел на мост и остановился, потрясенный открывшейся панорамой кавказского города. Прямо под ним, вырвавшись из теснин Дарьяльского ущелья, шумел стремительный Терек, бурные воды которого огибали живописный каменистый остров, густо поросший облепихой и плакучими ивами. На правом берегу зеленел массив парка, на левом, за острыми верхушками елей, проглядывали жилые дома, а горизонт со стороны реки замыкала дымчатая горная гряда с нависшей над нею Столовой горой. Присмотревшись к ее очертанию, он обнаружил контуры лежащей на спине девушки с явно обозначенной головой, шеей, грудью, животом и ногами. А правее, над всем этим великолепием, гордо возвышалась освещенная солнцем, белая, сверкающая, дымящаяся ледяным паром седая голова Казбека. Слушая под ногами мерный шум Терека, он вспомнил хрестоматийные строки Лермонтова:
... родился у Казбека,
Вскормлен грудью облаков...
Потом он долго бродил по парку, любуясь живописными прудами с лебедями и утками, фонтанами, тенистыми дорожками, и незаметно для себя вышел на широкую аллею проспекта Мира, засаженную вековыми липами, кленами и платанами. В ней чувствовался какой-то провинциальный уют. На скамейках, расставленных вдоль центральной дорожки, вымощенной бетонными плитками, сидели степенные пожилые осетины в шляпах и кепках-аэродромах; одни читали газеты, другие играли в шахматы и нарды. По бокам аллеи гремели трамваи, в лотках шла торговля мороженым, тут же веселыми стайками прогуливалась молодежь.
Он долго еще ходил по улицам, стараясь представить, каким был этот город полтора века назад, когда по дороге в Арзрум его посетил Пушкин, но три часа, отведенные для прогулки, уже истекли, и он быстрым шагом стал возвращаться к гостинице.
Проходя по мосту через Терек, он еще издали увидел Алана. Тот тоже заметил его, по-махал рукой.
- Ты раньше времени справился с делами? - спросил Забелин, подойдя к нему.
- Да, сегодня повезло. А ты как погулял?
- Превосходно. Я очень доволен.
- Что ж, тогда поехали к деду Теймуразу.
Машина покатила сначала по городу, затем выбежала на ровную, словно натянутая струна, дорогу на Алагир, свернула налево и по неширокой асфальтовой ленте стала углубляться в красивейшую долину реки Фиагдон. Встречного движения почти не было, поэтому Алан гнал машину на большой скорости, отчего горные пейзажи сменяли друг друга, как в калейдоскопе. И все же Забелин сумел заметить и бурные потоки зеленоватой ледниковой воды Фиагдона, и маленькие радуги над водопадами, и любовно обложенные камнями многочисленные источники минеральной воды.
Вскоре машина остановилась перед глухими воротами одноэтажного кирпичного дома, к которому с обеих сторон примыкал высокий кирпичный забор. "Мой дом - моя крепость" - подумал Забелин, глядя через лобовое стекло на это внушительное сооружение. Алан вышел из машины, подошел к воротам, нажал на кнопку электрического звонка. Калитка тут же отворилась, из нее вышла радостно улыбающаяся молодая, стройная, чернобровая женщина. Алан обнял ее, повернулся к Забелину.
- Саша, знакомься, это - Фатима.
Забелин подошел к ней, протянул руку.
- Очень приятно. Саша.
- Фатима. – Она тоже подала руку. – Проходите, гостем будете, - и грациозным движе-нием руки указала на калитку.
Во двор Забелин вошел первым, за ним Алан и Фатима. Старый замкнутый мощеный двор действительно производил впечатление крепостного: по периметру мрачно краснели глухие стены, нигде не было ни цветов, ни каких-либо иных украшений.
Дед Теймураз стоял в проеме входной двери. На нем была черная черкеска, перетяну-тая узким кожаным ремешком и мягкие кожаные сапожки; огромный дедовский кинжал с замысловатой инкрустацией украшал его живот. Седая голова и белая борода живописно контрастировали с загорелым, обветрившимся лицом.
Увидев Забелина, дед Теймураз пошел навстречу.
- Рады гостю дорогому! - произнес он на ходу. - Как говорят осетины, гость - это божий гость! Здравствуй, дорогой!
Он обнял гостя, прижался к нему обеими щеками, и, взяв под руку, повел в дом. Там уже аппетитно пахло терпкой кавказской кухней.
- Я думаю, гость устал с дороги. Алан, бассейн уже готов, проводи его туда. А после бассейна, - обратился он к Забелину, - прошу к столу.
- Бассейн во дворе?
- Сейчас все увидишь, - улыбнулся Алан, - иди за мной. Твой чемодан уже там, сможешь переодеться.
3
Забелин пошел за Аланом. Они миновали длинный коридор, потом по лестнице спустились в небольшое полуподвальное помещение, из которого широкая дверь вела в большой, освещенный верхним светом, зал. В полу его был устроен бассейн; зеркальная гладь воды весело отражала залитый солнцем прозрачный свод потолка.
- Сейчас вся усталость и все заботы твои сойдут, как с гуся вода, - раздеваясь, сказал Алан. - Вода-то в бассейне минеральная.
- Как - минеральная? - не понял Забелин.
- Очень просто. Этот дом еще в незапамятные времена наши предки поставили прямо на минеральном источнике. Между прочим, очень целебном. Дед говорит, что если хотя бы два раза в неделю регулярно купаться в таком источнике, можно прожить до ста двадцати лет.
- Это любопытно. Мне еще не приходилось купаться в таких бассейнах.
Разделись они одновременно. Первым в воду вошел Алан, за ним прыгнул Забелин. Ощущение было необыкновенным: минеральная вода немного пощипывала тело и придавала ему невероятную легкость. Казалось, что дышал он не только легкими, но всей кожей. Размеры бассейна позволяли вполне прилично поплавать, поэтому минут десять они со смехом и воплями гонялись друг за другом, поднимая фонтаны брызг. Из этой воды просто не хотелось выходить.
Когда оба устали, Алан присел на парапет и пригласил друга сесть рядом.
- Саша, - обратился он к нему, когда Забелин, обтираясь полотенцем, сел около него, - сейчас у нас будет с тобой мужской разговор.
Забелин удивленно посмотрел на него, потом с улыбкой сказал:
- Прекрасно. Я люблю мужские разговоры. А какова тема?
- Твоя жена.
Он вздрогнул, что не ускользнуло от внимания Алана, внимательно за ним наблюдав-шего. Увидев растерянность друга, Алан добавил:
- Давай начистоту. Я знаю, где сейчас твоя жена и примерно догадываюсь, как ты намерен с ней поступить. Сразу оговорюсь: полностью тебя поддерживаю и хочу в этом тебе помочь. Сам ты с этой задачей не справишься.
Забелин ошарашено посмотрел на Алана, не зная, что сказать. Алан загадочно улыбался.
"Совершенно не понятно, откуда Алан обо всем узнал, - подумал Забелин. - Быть может, он обнаружил в моем чемодане пистолет? Но… не может быть, что бы он лазил по чужим чемоданам. Впрочем, пойду, проверю". Он молча встал, подошел к чемодану, и, доставая из него чистую тенниску, просунул руку до самого дна. Пистолет был на месте. Надев тенниску, он снова сел рядом с другом.
- Откуда ты обо всем знаешь? - спросил он у него.
- Я применил дедуктивный метод Шерлока Холмса.
- Я спрашиваю серьезно.
- А я и отвечаю серьезно. Чтобы для тебя больше не было загадок, сейчас объясню. Все началось с того, что недели две назад я был по своим делам в Казбеги и там, в универмаге, неожиданно увидел Олю. Она стояла у прилавка с электротоварами и беседовала о чем-то с продавщицей. Меня она не видела, но я рассмотрел ее очень хорошо. Сначала я подумал, что ошибся - мало ли какая красивая белокурая женщина может зайти в универмаг? Но когда подошел ближе, все сомнения отпали: это Оля, - ведь я совсем недавно брал у нее интервью и еще не успел ее забыть, да и вообще, такие женщины не забываются. "Почему она здесь? - подумал я, - а где же Саша? Что это все значит?". Я вышел из универмага и стал в сторонке. Вскоре она вышла. Я пошел за ней, думая, что она идет в гостиницу. Каково же было мое изумление, когда увидел, что она заходит во двор известных в Казбеги достойных людей - Чикваидзе, причем в калитку она не стучала, не звонила, а отперла своим ключом! Было над чем подумать! Что общего у нее может быть с семьей Чикваидзе? В это время мимо проходил знакомый почтальон - я когда-то писал о нем в газете. Я спросил у него: кто живет в этом доме? Он рассказал мне, что в семье Чикваидзе двое детей: старший сын, Вахтанг, полковник, служит в Тбилиси, а дочь Нани танцует в Москве, в Большом театре. "Ну, - думаю, - все в порядке: Оля приехала погостить к своей подруге Нане на время отпуска. Но тот же почтальон снова насторожил меня: он сказал, что Нани сейчас в Москве, а Вахтанг дома! Что же в таком случае там делает Оля? Я был буквально ошеломлен!
Вернувшись в Орджоникидзе, я попытался позвонить тебе. Два дня крутил диск, но твой телефон в Москве не отвечал. И тут неожиданно позвонил ты сам. Когда ты сказал, что тебе нужно попасть в Казбеги якобы для своего романа, я сразу догадался: это связано с женой, тут что-то не ладно, но я не стал ничего у тебя допытываться, считая, что все, что посчитаешь необходимым, расскажешь сам. По тому, как ты уже здесь старательно темнил - Оля, мол, сейчас на гастролях, не знаю, когда приедет, - я окончательно утвердился в догадке: Олю у тебя увел Вахтанг Чикваидзе. Я прав? Только честно!
- Да, ты прав...
- Вай, вай! У друга украли жену! Саша, я знаю, что ты задумал! Знаю, вернее, догадываюсь! Поэтому скажу тебе прямо: ты поступаешь правильно, по-кавказски, как настоящий джигит. Я и два моих хороших друга, Ахсарбек и Сосланбек, поможем тебе осуществить задуманное, хотя оно, мягко говоря, не совсем в ладах с Уголовным кодексом.
Забелин побледнел, не зная, что ответить. Он все еще не мог поверить, что Алан догадался о готовящемся убийстве Оли, и что он, рискуя стать соучастником, готов в этом ему помочь. "К чему такая бескорыстность?" - подумал он и на всякий случай спросил:
- Что ты подразумеваешь под "задуманным"?
- Что я подразумеваю? - Алан расхохотался. -Хочешь и дальше темнить? Ладно, скажу: ты решил обратно похитить свою жену у этого Вахтанга! Ну, как? Шерлок Холмс я, или нет?
Забелин облегченно вздохнул. Конечно же, Алан думал о похищении Оли, а вовсе не об убийстве! "Пусть так думает, - решил он, - а я буду делать то, что наметил".
- Ты настоящий Шерлок Холмс, Алан.
- А теперь слушай дальше. Самому тебе украсть свою жену не удастся. Лучше всего перепоручить это кавказцам. Пока ты был еще в Москве, я обо всем договорился с Ахсарбеком и Сосланбеком, они загорелись этой идеей, и мы разработали план похищения. План основан на том, что в Казбеги Вахтанг и Оля приезжают из Тбилиси на выходные дни в пятницу вечером. Сегодня четверг, поэтому действовать будем завтра. Дом их стоит в глухом месте, перед воротами - густые заросли сирени, в которых легко спрятаться. План таков: когда машина с Олей и Вахтангом остановится и Вахтанг выйдет из машины, Ахсарбек набрасывает ему на шею аркан, затыкает рот кляпом и связывает по рукам и ногам. Сосланбек в это время врывается в машину, хватает Олю и на руках относит ее в нашу машину, которую мы поставим поблизости. Вот и все! Что скажешь?
- У меня нет слов. Просто гениально! - Забелин решил подыграть Алану. - Я действительно без твоей помощи никогда не смог бы организовать такое похищение. Но делать это будем не завтра, а послезавтра.
- Почему?! У нас для этого все готово. Почему послезавтра?
- Алан, ты же знаешь, бывают вещи, которые очень трудно объяснить словами. Попробуй понять меня. Завтра я хочу один, без никого, стать в зарослях сирени, о которых ты говорил, и посмотреть на Олю. По ее походке, движениям, внешнему виду я определю - счастлива ли она с этим человеком. Если нет, - мы ее на следующий день похитим.
- А если счастлива, ты оставишь ее гяуру?
- Дружище, мне не хотелось бы сейчас решать то, что будет гораздо яснее на месте.
Алан озабоченно посмотрел на Забелина, потом, подумав, сказал:
- Ну, что ж? Это твое право. Я только должен об этом предупредить друзей. Они ждут на улице.
Он подошел к узкому окошку, приоткрыл его, пронзительно свистнул. Послышался топот лошадей, и вскоре темная тень перекрыла оконный проем.
- Ну, что решили? - послышался голос всадника.
- Завтра, Сосланбек, мой друг хочет сам произвести разведку. Мы поедем в Казбеги часов в двенадцать. А послезавтра утром приезжайте туда вы. Только не на лошадях, конечно.
- Значит, не завтра? - послышался голос второго всадника.
- Нет. А сейчас привяжите лошадей и заходите в дом: будем обедать с гостем.
- Извини, Алан, и извинись перед гостем. У нас еще дела. Не обижайся.
Ахсарбек по-молодецки гикнул, стеганул плетью по лошадиному крупу, и она галопом помчалась по улице в сторону Терека. Следом зацокала по мостовой лошадь Сосланбека.
В это время из боковой двери вышел дед Теймураз.
- Долго, однако, вы купаетесь. Поспешите. Стол уже накрыт и ждет вас, - сказал он.
- Сейчас, дедуля, идем. Саша, выходим! - обратился Алан к Забелину.
4
Через пять минут они сидели уже за столом. Почетное место в торце занимал дед Теймураз. Фатима села рядом с Аланом.
- Ну, как, вам, Саша, понравилась наша водичка? - спросил дед.
- Великолепная водичка, - ответил Забелин, - это просто восторг!
- Вот и хорошо, - довольно проговорил дед, - а сейчас набирайте себе в тарелку все, что вам приглянулось на столе.
Стол напоминал выставку осетинских пирогов. На больших мелких блюдах дымились и благоухали сложенные в стопку уалибахи - прожаренные в масле пироги с сыром, федчины - пироги с пряной мясной начинкой, картофчины - с картофельно-сырной начинкой, рядом в глубоком блюде источала пряный аромат внушительная горка хинкалей. Остальное пространство занимали тарелочки со всевозможными салатами, зеленью, тонко нарезанным мясом и многим другим, чего Забелин не смог сразу охватить взглядом. Перед дедом Теймуразом стоял большой хрустальный графин с аракой, за ним - никелированный электрический мангал, в котором поддерживались в горячем состоянии зажаренные в саду на углях бараньи шашлыки. Тут же стоял сосуд с шашлычным соусом собственного при-готовления.
Дед Теймураз, выдержав паузу, разлил всем араку, подождал, пока Забелин снимал с шампура в тарелку несколько кусочков шашлыка, и поднял свой бокал:
- Первый тост, дорогие мои, полагается за Бога нашего всемогущего, чтобы он не оставил наше семейство ни в радости, ни в беде и до конца покровительствовал нам. Выпьем!
Забелин впервые в жизни пил араку. От этого несколько грубоватого, но чем-то прият-ного напитка веяло вековым ароматом осетинского быта. Вкус же пирогов с шашлыком превзошел все ожидания. В своей жизни он много ел шашлыков в ресторанах и на дружеских пикниках, но, изготовленные любителями или поварами без горских традиций, они были лишь жалким подобием того, что доставляло ему сейчас невероятное удовольствие. "Желудок улыбается" - блаженно подумал он.
Тем временем дед Теймураз снова наполнил бокалы аракой.
- Второй тост, дорогие мои, полагается за святого Георгия Победоносца, покровителя всех, кто в пути, всех страждущих и нуждающихся в защите. Выпьем!
После второго бокала Забелин почувствовал легкое опьянение: голова стала кружиться, захотелось вдруг спеть какую-нибудь протяжную песню, но дед Теймураз, строго глядя на гостя, уже держал в руках вновь наполненный бокал.
- Третий наш тост - за мир на земле, за чистое голубое небо и за хороший урожай!
Потом были тосты за дорогого гостя и его семью. Забелин отвечал тостами за здоровье деда Теймураза и благополучие в доме Алана. Потом пошли обычные застольные разговоры о житье-бытье, о новом генсеке, о международной политике, а когда в графине кончилась арака, все вышли в сад и уселись на двух деревянных скамейках.
Дед Теймураз почти не опьянел. Он долго и живо рассказывал молодежи о войне, на которой прошагал до самого Берлина, и вдруг, безо всякого перехода, спросил у гостя:
- Саша, а вы знаете - кто такой Коста Хетагуров?
- Конечно, знаю. Великий осетинский поэт.
- Во!.. – одобрительно произнес дед. - Правильно. А про что он писал, вы знаете?
- Он был прекрасным лириком. Я думаю, его знает весь мир.
- Вот то-то! – он был явно доволен осведомленностью гостя по части поэзии Хетагурова.
Фатима, доселе тихо сидевшая возле Алана, повернулась к деду Теймуразу и попросила его:
- Дедушка, прочитайте нам наизусть что-нибудь из Хетагурова.
Дед не заставил себя долго ждать. Чувствовалось, что он ждал эту просьбу, потому что всем была известна его фанатичная любовь к поэзии великого национального поэта. Он для солидности откашлялся и тихим голосом начал читать:
Я отживаю век, ты жить лишь начинаешь, -
Я выбился из сил под бременем труда,
Борьбы и нищеты; ты весело срываешь
Весенние цветы... Я стар, ты молода.
Зачем мы встретились? Зачем душой разбитой
Я полюбил тебя, как друга, как сестру?
Ведь я допил бокал, а твой, едва налитый,
Стоит нетронутым на жизненном пиру.
Да, нам не по пути... Но, встретившись с тобою,
Я посох и суму благословляю вновь, -
Ударю по струнам дрожащею рукою
И миру возвещу свободу и любовь.
Закончив читать, дед Теймураз обвел взглядом сидящих на скамейках близких людей, и Забелину показалось, что в глазах этого сурового горца блеснули искорки мимолетных слез.
Первым захлопал в ладоши Алан. Его тут же поддержал Забелин, а растроганная Фатима поднялась со своего места, подошла к нему, обняла и поцеловала в щеку.
- Дедушка, вы у нас еще совсем молодой, - сказала она, гладя обеими руками его седые волосы.
- Спасибо, - покачал головой дед, и по тому, с какой нежностью он провел щекой по щеке Фатимы, Забелин понял, что стихи Хетагурова были предназначены именно ей... Неужели Алан не замечал этого?
За разговорами незаметно прошло время, солнце ушло на покой, и с Фиагдона потянуло прохладой. Дед Теймураз, оказавшись великолепным рассказчиком, поведал свою последнюю историю времен войны и ушел спать, а Забелин, Алан и Фатима, оставшись в саду, еще долго болтали и рассказывали анекдоты, потом тоже ушли отдыхать: завтра предстоял напряженный день.
Забелин уснул сразу, едва коснувшись головой подушки. Спал он беспробудно, не видя никаких снов, но утром проснулся сразу, лишь только за окном раздался крик горластого петуха.
Выглянув в окно, он увидел, что Алан, подняв капот машины, возится с мотором.
- Доброе утро! - крикнул Забелин.
Алан поднял голову, помахал рукой:
- Доброе утро. Умывайся, сейчас позавтракаем и в путь.
- Почему так рано?
- В это время на Военно-Грузинской дороге меньше машин. И еще - хочу тебе многое показать и рассказать.
- Будешь гидом?
- Обязательно!
Завтракал Забелин с Аланом и Фатимой. Дед Теймураз еще спал, потому что был, по словам Фатимы, "совой", и трапезничал всегда поздно. Стол она накрыла в саду. Свежесть утреннего горного воздуха и близость шумного потока кристально-чистых ледниковых вод Фиагдона как нельзя лучше способствовали аппетиту, поэтому тарелки с нарезанной холодной бараниной и печеночным паштетом опустошались настолько активно, что через десять минут показали свое почти чистое дно.
За завтраком Фатима несколько раз пыталась узнать, зачем Алану с гостем понадобилось так срочно выезжать в Казбеги, но мужчины загадочно отмалчивались или отделывались шутками. Ничего не добившись, она обиженно собрала посуду и ушла на кухню, а Забелин, допив кофе и еще раз проверив в своей комнате, на месте ли пистолет, отнес чемодан в багажник машины.
Когда Алан, открыв ворота, сел за руль, Фатима подбежала к нему, просунула голову в открытое окошко и поцеловала в щеку.
- Будь осторожен в ущелье. Не гони на большой скорости, - тихо сказала она.
Алан улыбнулся, провел левой рукой по ее волосам.
- Не волнуйся. Все будет в порядке. Мне же не впервой, правда?
Фатима кивнула и отступила от машины.
- Ворота я закрою сама, - сказала она.
Через полчаса, миновав долину Фиагдона и проехав по ровной трассе до Орджоникидзе, они довольно быстро проскочили центр города и въехали на Военно-Грузинскую дорогу. Алан оживился и вспомнил о своем обещании быть гидом. При виде знакомых с детства пейзажей к нему вернулось его обычное восторженное настроение, навеваемое неподдельной, сыновней любовью к родному краю.
- Сейчас мы проезжаем Пастбищный хребет, - сказал он, показывая на невысокие горы, покрытые густым лесом. - Вот эта гора называется Фетхуз, а та, за Тереком, Известковая. Это самое начало Кавказских гор. Настоящий Кавказ начинается от Балты. Сейчас мы там будем.
Вскоре остались позади покрытые лесом возвышенности с мягкими, пологими очертаниями, горы сближались все теснее и теснее, образуя отвесными массивами скал подобие ворот.
- Сейчас мы въезжаем в теснину Скалистого хребта. Отсюда начинается Балтинское ущелье. Именно об этом месте писал Пушкин, вспоминая свое путешествие по Кавказу: "Чем далее углублялись мы в горы, тем уже становилось ущелье. Стесненный Терек с ревом бросает свои мутные воды через утесы, преграждающие ему путь. Ущелье извивается вдоль его течения. Каменные подошвы гор обточены его волнами. Я шел пешком и поминутно останавливался, пораженный мрачною прелестию природы". Как сказано, а, Саша?
- Что ж ты хочешь? Пушкин есть Пушкин.
- А скоро будем проезжать место, где Пушкин встретил повозку с гробом Грибоедова. Помнишь, как он описал это: "Кого везете?" - "Грибоеда".
- Да, помню.
- Теперь посмотри налево. Эта высокая гора - Столовая. Ты ее в Орджоникидзе хорошо рассмотрел?
- Да. Четко видны очертания лежащего на спине человека: и голова, и шея, и живот...
- Многие считают, - сказал Алан, притормаживая на узком участке дороги, - что эти очертания напоминают лежащего воина. На самом деле они напоминают лежащую девушку.
- Почему ты так считаешь?
- Потому что есть старая осетинская легенда, связывающая Столовую гору с Казбеком. Рассказать?
- Конечно. Кстати, почему она называется Столовой?
- Потому что зимой, когда вершина покрывается снегом, она становится похожей на стол, покрытый белой скатертью. Так вот. Давным-давно на царство, где сейчас находится город Орджоникидзе, напало страшное чудовище. Оно быстро покорило это царство и наложило на него дань: ежегодно в один и тот же день ему должны были приводить самую красивую семнадцатилетнюю девушку. В один и тот же час чудовище появлялось и, не обращая внимания на рыдания людей, уносило ее в свое логово и там съедало. Так продолжалось долгие годы. Но вот проведал народ тайну чудовища: если самая красивая девушка пожертвует собой, сама бросится в пасть чудовищу, - оно погибнет и народ избавится от страшной и унизительной дани. В тот год семнадцать лет исполнилось красавице-царевне. С детства отец держал ее взаперти, чтобы она не узнала правду о чудовище и не стала его жертвой. Но кто-то ей об этом все-таки рассказал, как и то, что она самая красивая девушка во всем царстве.
Настал роковой день. Рыдающие толпы шли к равнине, чтобы передать чудовищу очередную жертву. А среди них пряталась царевна, тайком сбежавшая из замка. Когда чудовище приблизилось к людям, из толпы вырвалась царевна неописуемой красоты и бросилась ему в пасть. Раздался страшный рев, вспыхнуло пламя, все заволокло дымом... А когда рассеялся дым, перед изумленным народом предстала гора, а гора та - красавица-царевна, лежащая на смертном одре.
В это время возлюбленный царевны, храбрый молодой воин по имени Казбек, охо-тился в горах. Услышав шум, он глянул с вершины вниз и увидел, как царевна бросилась в пасть чудовищу. Не в силах перенести гибель любимой, он кинулся вниз со скалы и тотчас превратился в двугорбую гору, вознесясь высоко над всеми горами, чтобы охранять покой любимой…
- Красивая легенда, - сказал Забелин, рассматривая проносящиеся за окном отвесные скалы, - здесь, мне кажется, каждый камень имеет свою легенду или свою историю.
- Да, Саша. Обрати внимание, сейчас мы подъезжаем к Верхнему Ларсу. Посмотри туда, в русло Терека. Видишь огромный, с пятиэтажный дом, камень? Это самый большой в мире ледниковый валун. Называется "Ермоловский камень" - по имени завоевателя Кавказа генерала Ермолова. Собственно, от этого камня и начинается воспетое гениями Дарьяльское ущелье.
Pабелин посмотрел вдоль русла Терека. Вход в Дарьяльское ущелье зиял громадной черной пастью сказочного чудовища. Алан снизил скорость. Едва пасть поглотила машину, как Забелин в полной мере ощутил Дантову мощь и суровую красоту этого сказочного уголка Кавказа.
На дне ущелья было мрачно. Рваные, в глубоких трещинах, скалы круто уходили вверх, и лишь верхушки их, густо поросшие орешником и карагачем, ярко освещались полуденным солнцем. Здесь же, в царстве бушующего Терека, влажные камни были покрыты зеленым мхом.
- Здесь можно остановиться? - спросил Забелин, - хотелось бы ближе посмотреть на Терек.
Алан кивнул. Высмотрев небольшое уширение обочины, он остановил машину, и они вышли к стремнине реки.
То, что увидел Забелин, потрясло его до глубины души. Белый, вспененный от сума-сшедшего бега, Терек гремел и клокотал на бесчисленных камнях и утесах, отполированных за сотни веков его неистовой работы до зеркального блеска. Казалось, что кипение вод захватывало и тянуло за собой воздух, потому что вдоль ущелья, как в трубе, дул сильный, влажный сквозняк. Ошалевшая масса вспененной воды на громадной скорости несла на себе обломки стволов деревьев; обрушиваясь на камни, они с громом разлетались в щепки, которые тут же исчезали в бурной стремнине. "Так что же такое Терек в Дарьяльском ущелье? - подумал Забелин, - это река или водопад?" И сам себе ответил: "Скорее и то, и другое вместе. В любом случае, это великое, неповторимое произведение природы". И только сейчас, стоя на краю кипящей стремнины, он по-настоящему смог проникнуться духом знакомого с детства хрестоматийного стихотворения Лермонтова:
Терек воет, дик и злобен,
Меж утесистых громад,
Буре плач его подобен,
Слезы брызгами летят.
- Садись, Саша, в машину, поедем, - сказал Алан ошеломленному другу.
Забелин оторвал взгляд от воды, повернулся к нему.
- Ну, как, - спросил Алан, - впечатляет?
- Просто нет слов. Я не ожидал такой мощи.
В машине Забелин сидел молча, оглушенный рокотом Терека и подавленный мрачной суровостью Дарьяльского ущелья. Проезжая мимо зияющих чернотой расщелин в обступивших дорогу скалах, он подумал, что только от таких черных пустот на дне пропасти и может начинаться дорога в преисподнюю.
Минут через пятнадцать стены Дарьяльского ущелья неожиданно расступились, и посреди небольшого плато Забелин увидел крепость с невысокими стенами и круглыми, как шахматные ладьи, башнями.
- А это что за детский городок? - спросил он.
- Ничего себе детский! - обиделся тот. - Эта крепость построена в лермонтовские времена русскими войсками для защиты дороги от врагов. А маленькой она кажется только из-за того, что стоит в окружении высоких гор. Так сказать, несоответствие масштабов. Ты лучше посмотри налево. Видишь на вершине того утеса остатки старинной башни?
- Да.
- Вот это уже интересное сооружение. С легкой руки Лермонтова эта башня называется "Замок Тамары". Это связано с тем, что он описал башню в своем известном стихотворении "Тамара". Многие неправильно отождествляют героиню стихотворения с именем грузинской царицы Тамары. Но на самом деле между ними нет ничего общего, да и жили они в совершенно разные эпохи. Построили эту крепость еще в античные времена. Она еще упоминается в произведениях римского писателя Плиния. На протяжении многих веков грузинские цари использовали эту крепость для защиты от чеченцев и других племен Северного Кавказа. А теперь посмотри направо. Это - Девдоракское ущелье. Видишь ледник?
- Вижу.
- Это один из самых мощных ледников Кавказа. В прошлом веке случалось, что с него срывались огромные глыбы льда и загораживали русло Терека. Можешь себе представить, что здесь творилось? Катастрофа!
Вскоре они проехали мост через реку. Горы расступились, и машина покатила вверх по дороге, проложенной на узком карнизе, вырубленном в крутом скальном склоне горы. Справа рваные породы круто уходили к небу, слева, за бетонным парапетом, зияла пропасть, на дне которой узкой пенистой ленточкой клокотал Терек. Алан сбавил скорость, машина медленно вписывалась в изгибы дороги, повторявшей выступы склона, потом они миновали нависающую над дорогой скалу "Пронеси, господи!" и, наконец, въехали в селение, встретившее их дымным запахом шашлыков.