Это одна из историй моей практики в России, Японии, США и на Балканах, описанных на этом сайте в полусотни таких же рассказов... Произошла она в конце 70-х в Южно-Сахалинске, где я был старшим следователем городской прокуратуры. В один из дней в кабинете появилась секретарь приемной и положила передо мною папочку с приколотой к ней запиской прокурора «Решить вопрос о возбуждении уголовного дела!».
- Дамочка, по которой бумаги, Толь, за дверью уже сидит, - сообщила она.
Я открыл папку, в которой оказалось всего два листа... Постановление Управления КГБ по Сахалинской области о передаче в прокуратуру материалов «для возбуждения уголовного дела»... И объяснение некой Шиловой, которое, видно, и было этими «материалами»... Я пробежал глазами постановление спецслужбистов: в нем было написано, что на политзанятиях в ресторане «Океан» та занималась «антисоветской агитацией и пропагандой, выразившейся в чтении клеветнических стихов, очерняющих советский строй и советский народ»... Во как... Я принялся за объяснение Шиловой, в котором та подтверждала это, но что за стихи читала - не объясняла... Чертовщина какая-то, короче... Чего она там очернила? И что за дура, читающая всякую чушь на политзанятиях?!
Я встал и вышел в коридор: там сидела девушка.
- Шилова?
Она испуганно кивнула.
- Добрый день! Заходите! – пригласил я.
Мы прошли в кабинет.
– Садитесь! – показал ей на стоявшие у стены стулья.
Шилова села и, потупив взгляд, замерла. Я прошел к столу, сел тоже и принялся рассматривать ее: она была молода, на ней было недорогое платьице, на ногах босоножки, в руках – простенькая сумочка. Весь ее облик показывал, что она из простой среды, не ахти как умна и что держит себя в руках, перепуганная, из последних сил...
- Что за «стихи» читали? Не пойму из объяснения…
Шилова замялась, потом тихо промолвила, не поднимая глаз.
- Про пор-но-гра-фи-ю...
Этого еще не хватало мне… В моем производстве были уголовные дела, связанные с убийствами, изнасилованиями, приписками в строительстве, нарушениями правил техники безопасности, в результате чего гибли люди, а тут - гадость эта! Я поморщился...
- Что еще за «порнография»? Стихи порнографические?
Она стыдливо кивнула.
Я вздохнул.
- Декламируйте!
Девушка еще ниже опустила голову и повела ею из стороны в сторону, показывая, что читать не будет.
- А как мне решение по Вам принять - возбуждать уголовное дело или отказывать в возбуждении?! Мне же надо знать, что читали «коллегам»! - удивился я.
Она вздохнула и, не поднимая головы, произнесла.
- Напишу лучше… Стесняюсь...
Мы посмотрели друг на друга... Достав бланк объяснения, я вписал туда ее фамилию, имя, отчество, год и место рождения, а после этого: «Читали ли Вы какие-либо стихи на политинформаций в ресторане «Океан?», после чего придвинул лист к ней.
- Пишите ответ!
Шилова пробежала вопрос глазами и аккуратно вывела под ним «Да».
- Дату и время впишите, когда это было… - добавил я.
Она вписала дату и время происшествия.
Я придвинул к себе лист и вписал новый вопрос: «Какого содержания были стихи?», после чего вернул лист ей.
Она прочла и старательно – как первоклассница – вывела под ним «Порнография».
Я забрал лист у нее и вписал: «Запишите текст стихов, которые читали».
Девушка прочла вопрос и посмотрела на меня.
- А был один стих - не стихи…
Я усмехнулся. Уже легче…
- Вот его текст и запишите…
Она задумалась, вспоминая стихотворение, потом принялась писать. На листе появлялись одно за другим четверостишья, наконец, она придвинула ко мне исписанную почти полностью страницу.
Я взглянул на лист.
По Советскому союзу цены снижены опять,
Кое что процентов 10, а гармонь на 25.
В ателье мы шить не будем, это нам не по плечу,
Прямо голые поедем к Леониду Ильичу.
Колбасу мы видим в бане между ног у дяди Вани.
А меха мы видим в бане на лобке у тёти Мани…
Дальше шло все такое же, примитивное, с потугами на юмор …
Вот спасибо дяде Лёне за добавку на такси.
Как наешься иваси, да прокатишься в такси -
До получки х..й соси!
Теперь с "поронографией" все было ясно... Товаров в стране действительно не хватало, что злило людей. Не с трибун, но об этом поговаривали все, чихвостя виновных. Хватало и тех, кто громогласно говорил об этом, вызвавшись в первые диссиденты. И все же в стишке, сдобренном матом и примитивизмами, было что-то гнусное, на что авторы и рассчитывали, злопыхая втихую... Теперь брезгливость перешла с чтицы на них... Что Шилова? Дура, на чем и попалась! Не с ней и не так надо было бороться - товарами надо бороться с этим, а не прокурорами, но это была не моя епархия уже! Единственное, что мог сделать - задать несколько вопросов, ответы на которые помогли бы Шиловой уйти от суда…
Я развернул к себе лист и вписал в него вопрос.
- «Есть у Вас дети?»
Шилова вписала.
- «Да. Дочке 3 года»
Я вписал еще вопрос.
- «Есть ли у Вас муж?»
Она написала.
- «Нет»
- «Понимаете ли, что своими действиями очернили наш строй?»
Она подумала и вывела.
- «Да»
Я бросил взгляд на написанное.
- Добавьте, что поступили не по злому умыслу, а необдуманно и что жалеете об этом, раскаиваетесь в содеянном.
Шилова, прикусив язык, вывела.
- «Но я поступила необдуманно, без злого умысла и жалею об этом. Никогда больше не буду. Честно. Даже раскаиваюсь в...», - она подняла глаза. - В «сАдеяном» или «сОдеянном»?
- В сОдеянном… с двумя «н»…- ответил я. - И распишитесь внизу…
Она расписала, после чего спросила, посмотрев на меня испуганными глазами.
- А что будет за это?
Я пожал плечами.
- Сегодня – ничего, завтра – не знаю. Буду говорить с прокурором. Решение он примет. Но… - я выдержал паузу, - Вас надо просто выпороть! Лично выпорол бы! За то, что головы на плечах нет!
Девушка – а ее глаза были уже полны слез – кивнула.
- Выпорите! Пожалуйста! Только в тюрьму не сажайте!
В тюрьму… Туда и убийц-то редко сажают - на зоны, в лагеря, отправляют. Но откуда ей знать об этом…
- Идите, Валентина! Телефон ваш есть: позвоню, когда буду знать, что решат по Вам.
Через час я поднимался уже на второй этаж, где был кабинет прокурора Гончарова. Зайдя к нему и положив перед ним постановление об отказе в возбуждении уголовного дела против Шиловой, присел за приставной столик и стал ждать.
Гончаров пробежал глазами постановление и возмущенно отбросил его от себя.
- Вы что?! За такое преступление - на товарищеский суд?! Посмотрите санкцию в статье! Сколько лет дают за «антисоветчину»? И посмотрите, с какими санкциями дела можно передавать в товарищеские суды! Или у Вас образования юридического нет?! Хе-х... МГУ он закончил...
Я выдержал паузу. За МГУ мне на Сахалине попадало часто - там почти все мои коллеги имели заочное образование, а потому их - как и моего прокурора - всегда нет-нет да и раздражало мое образование.
- Дмитрий Иванович, сначала объяснение Шиловой прочтите! А потом я отвечу... Хорошо?
Гончаров раздраженно взял объяснение Шиловой и принялся читать его. Его глаза вдруг вылезли из орбит…
- Вы с ума сошли?! Зачем гадость эту вписали?! Переписать без матов! И стихи эти… тоже…
Я засмеялся.
– Что «тоже», Дмитрий Иванович?! Как без этих матов дело рассматривать?! Объективная сторона преступления – антисоветской пропаганды - в стихе! В тексте стиха! В матах! И куда мы без них денемся?! Как Вы вообще хотите дело в суде рассматривать! Вместо мата будем по столу постукивать, изображая его?! - Я вздохнул. - А теперь о том, почему "спускаю" дело на товарищеский суд. Этот стих слышали три посудомойки и пять официанток всего, забыли уже о нем, замордованные тем, что жрать действительно негде купить, а полезем в суд – продолжим «антисоветскую агитацию и пропаганду»…
Гончаров грозно посмотрел поверх очков на меня.
- Как это?!
Я с иронией посмотрел на него.
- А «так это»! Каждое новое прочтение стиха – будет его «распространением»…
Он задумался.
- Представляете, сколько новых слушателей появится?! Судья... Заседатели... Секретарь суда... Ваш помощник, который пойдет поддерживать обвинение... Адвокат Шиловой... А сколько свидетелей в суде, перед которыми будут зачитывать стих... - я видел, что мои доводы начинали действовать на Гончарова. - Больше того, адвокат прочтет стих всей адвокатуре - и они будут ржать над «колбаской дяди Вани между ног у тети Мани»! Обязательно прочтет! И секретарь суда втихую прочтет его девчонкам в судебной канцелярии - те тоже похихикают! Даже судья, уверен на сто процентов, прочтет вечером жене или мужу, чтоб посмеяться! Жизнь ведь невеселая... Такая картина получится! - я развел руками. – А всюду сексоты, которые спустя день-два в КГБ сообщат! И у Вас на столе появятся еще три-четыре материала по «антисоветчине»! Вы встанете перед необходимостью возбудить еще три-четыре таких же дела... А потом появится десять материалов, после двух-трех судов... Потом – двадцать материалов, после тех десяти судов... И так мы всех пересадим...
Гончаров нахмурил густые брови, переваривая услышанное. Смысл в сказанном мною был, и он, старый кадр, пытался взвесить все «за» и «против» моих доводов...
Я продолжил.
- Думаю, Вас за это по голове не погладят, когда область, в которой сроду не было «антисоветчины», станет вдруг - по прокурорской статистике - областью с резким ростом «антисоветской» преступности! А за рост преступности, тем более такой, кто в городе отвечает?! Вы... Прокурор города!
Он придвинул к себе лист объяснительной Шиловой и прочел его еще раз. Потом перечитал мое постановление об отказе в возбуждении уголовного дела и, достав авторучку, размашисто утвердил подписью мое постановление.
Я принялся собирать разложенные на прокурорском столе материалы дела.
- И не переживайте, Дмитрий Иванович! Факт преступления подтвердили, галку в отчете о реагировании на него выставим, суд товарок вынесет порицание Шиловой... И все погибнет, где и началось, а главное – она не станет судимой! И дочь ее не будет расти "дочкой судимой"! Какая она преступница?! Никакая... Дура просто...
Гончаров выслушал это и, напустив на себя маску серьезности, кивнул.
- Хорошо! Занимайтесь делами!
На то он и прокурор, чтобы быть строгим. А я должен был заниматься делами. Чем, собственно, и занимался...
Фото из интернета