ИСТОРИЯ ОДНОГО ПАДЕНИЯ (повесть) 10 января 2005г. (переписан 18 марта с измен.)
«Истинное величие познаётся в падении» - красоту и смысл этой фразы, и её мудрость я имел случай оценить один раз. Что ж тут великого-то, в падении - спросите Вы? И вправду ничего великого, а попросту даже смешно и нелепо, упал человек, и всё тут. Иной раз и не смешно, а неприлично вовсе. И всё же хочется оговориться, что речь пойдёт не о простом падении, а в некотором смысле символическом, впрочем и о простом тоже.
А дело происхъодило так, в гараже у знакомого Саши. У Саши были золотые руки и светлая голова, но даже золотые руки и светлая голова не гарантируют друг другу покоя по жизни. В общем, Саша всё своё свободное время доводил до совершенства свои «Жигули»-копейку, а совершенство - вещь в принципе недостижимая, особенно когда дело касается техники. И чем вроде человек ближе к цели, тем более чудовищные усилия для этого приходится прилагать.
Очередной этап переделки машины заключался в том, что Саша вырезал старое днище и сварил самодельное из более толстого железа. Но самостоятельно установить его мастеру оказалось не под силу. И тогда он пригласил своего приятеля Лёшу, а тот пригласил меня, чтобы облегчить свою участь. В итоге: мы пришли, но днище устанавливали с нашей помощью не в этот раз…
Так я познакомился с С., но и раньше знаком с ним был заочно по рассказам-легендам моего приятеля Леши. Если в гараже собираются трое мужчин, то любой ремонт незаметно превращается в приятное времяпрепровождение. Ибо время имеет особенность течь, как жидкость, ну, скажем, как пиво, например. А закуска уподобляется берегам этой загадочной реки-времени. С. для видимости еще раз сердито поковырял во внутренностях своей машины, но, видно, борьба с упрямым железом исподволь истощила его. И он решил установку днища отложить на неопределенное время. Он очень ценил своё и чужое время, но иногда мог позволить себе такую роскошь, как сделать передышку в вечном ремонте.
Машина лежала у его ног полностью разобранная и являла собой пример полного безразличия к своей дальнейшей судьбе. Ни о каком сопротивлении воле человека со стороны бездушного механизма не могло быть и речи. С. еще раз гордо взглянул на своё детище, взгляд его красноречиво говорил: "Всё подвластно человеку, а уж какой-то механизм на колёсах тем более!" Поскольку он имел диплом инженера-машиностроителя (со слов Леши), то и вправду деваться бедной машине было некуда. Итак, он вытер руки ветошью и поздоровался со мной по-мужски, назвав себя, я тоже представился. Хотя, как я догадывался Лёша сделал это представление уже заочно, выставив меня талантливым художником и вообще замечательным человеком.
Быть замечательным человеком, замечу я, лестно, конечно, но очень хлопотно. Так как у Л. все друзья-приятели только замечательные люди, ни больше ни меньше - это словно звание какое-то или ученая степень - то и я попал в этот каталог, в его душе встав рядом с Сашей на одну и ту же полку, только разделы разные: мой на букву Х, а его - сказать не берусь. Всё-таки чужая душа потёмки, поди разгляди, что там внутри. Так только, общее устройство как и у всёх, а в подробности лучше не влезать.
Дальше, как водится, мы стали пить пиво и закусывать, как это ни странно, кислой капустой, банка с которой стояла тут же, среди болтов и гаек. Время от времени кто-нибудь из нас выходил наружу в чернильную темноту ночи (когда пьёшь холодно пиво в холодном помещении, это объяснимо). Очевидно, между временем и холодом существует какая-то связь, подумал я во время одного из антрактов. Ибо время для нас как бы замедлилось. За разговором я успел высказать глубокие познания в эксплуатации и особенностях износа двигателя легкового автомобиля. А также в специфике ремонта подвески и кузова, и С. почувствовал во мне родственную душу.
На самом деле мне было стыдно перед ним, так как сложнее велосипеда я ничего не чинил. Просто, как и все художники, я был энциклопедистом и читал всё подряд, лишь бы интересно было читать. Как видите, знания никогда лишними не бывают. Я рос в Лёшиных глазах сказочными темпами, и он потрясённо молчал. И я понимал, что в его невидимом каталоге перемещаюсь из раздела Х в какой-то другой раздел. Вернее, по его глазам с оттенком внутренней борьбы было понятно, что он мучительно пытается меня поделить. Одну часть оставить в разделе "художник", а другую переместить в раздел, который еще не оформился в его сознании. От этого он волновался и порывался нервно курить, но сигарета, подмоченная мокрыми от капусты пальцами, тянулась плохо, в общем плохо делать два дела сразу.
Но я вынужден оговориться, всё это мои догадки, ибо я вторгся в область сумеречного – потёмки души, одним словом. Да и в гараже как-то со светом дела обстояли не очень. Так как у Л. даже велосипеда не имелось, он больше помалкивал, ел капусту и запивал пивом. Не удивляюсь теперь, почему немцы так любят капусту с пивом, и того и другого можно употребить много. В общем, Л. слушал мудрые речи, ему нравилась сама атмосфера такого времяпрепровождения. Но всё конечно в этом мире для человека: пиво, время, и только банка с капустой являла собой полную безграничность. "Вот где спрятано время как субстанция, – мельком подумал я – объём ограничен, а есть можно бесконечно". Впрочем, если пить водку, а не пиво, то не так уж и долго. (Пьяные мысли не застревают в памяти – лучше не зацикливаться, решил я).
Мы решили идти домой, пиво закончилось. Прикупим по дороге, таков был коллективный вердикт. После того, как С. запер гараж, на нас обрушилась вселенская тьма, в которой пряталась скользкая дорожка, ведущая из гаражей. Но С. ходил по ней тысячу раз и без труда вывел нас на проторенную дорогу, общую для всех автовладельцев. Как это ни странно, мы ни разу не поскользнулись, не упали, даже не замочили ног, хотя на дворе стоял март, дождливый и непредсказуемый. В ближайшем ларьке, который стоял на границе света и тьмы, цивилизации и её отсутствия, в смысле фонарей и асфальта, С. купил всем пива, и мы пошли размашисто и уверенно вроде бы к дому. Но что-то подсказывало из глубин моего сознания, что дома мы окажемся не скоро.
И вправду, чем ближе мы продвигались в направлении наших домов, а дома наши находились приблизительно в одном направлении... Вот вам еще одно доказательство общности замечательных людей, как сказал бы Л... Тем трудней и опасней становилось идти. Хотя везде стояли столбы с фонарями и заливали полудеревенскую весеннюю улицу нереальным оранжевым светом. Словно лунный пейзаж раскинулся перед нами. Чем лучше освещалась дорога, тем больше мы убеждались, какую опасность для пешеходов она представляла. Сплошные ледяные бугры и лужи между ними, а также куски гравия, не покрытые льдом, и облезлые бетонные блоки, чтоб не ездили грузовики. Плюс к этому специфическое освещение, хоть звёздные войны снимай.
И мы невольно прониклись атмосферой остановившегося времени и прочувствовали исходившую от неё опасность. Не хватало только битых банок с капустой как символа общего Абсурда. Впрочем, здесь я опять погрузился в область бессознательного. Надо быть ближе к жизни, решил я. Мы замедлили общий ход и поплелись как старички. Путь наш медленно сокращался, но опасность чьего-нибудь падения, казалось, наоборот, неуклонно прибывала. Время хотело уронить нас. Вопрос заключался в том, на кого укажет его вектор.
В принципе падение как физический акт в такой обстановке не представлялось уж таким и незакономерным явлением, но в метафизическом смысле... Впрочем, я помолчу. Все люди смертны и, значит, они падают просто так, а потом в яму физической смерти и яму времени. И только замечательные люди - вы слышите! - не падают никогда. Ибо упасть в глазах Лешиных знакомых значило больше, чем просто умереть. Это было бы просто неслыханно, унизительно! И я это осознал. Замечательные люди не могут себе позволить упасть, даже в чужих глазах, ни нравственно,ни вообще никак. Пусть даже этих самых глаз в округе совсем нету. И всё же они есть! Но в их сознании, можно сказать, всё сознанье замечательных людей просто-таки наполнено ими, глазами посторонних людей, и они мерцают оттуда с жадным любопытством и ждут: когда же, когда же он упадёт, а вместе с ним и вся его замечательность! Не дождутся!
Да, плохо иметь богатую фантазию - это я про себя, любимого. По моим догадкам, упасть должен самый замечательный из нас. Лёша упасть не мог – он автор и создатель каталога его замечательных знакомых, я не мог по той причине, что туда попал значительно позже, чем Саша. Саша не мог, потому что он имел обыкновение чаще думать о своей машине, чем умствовать. Да, чужая душа потёмки, и сейчас эти потёмки озарятся вспышкой чьего-нибудь падения. И время получит свою жертву, и снова побежит из прошлого в будущее, минуя настоящее. Всего лишь искупительная жертва, необходимая плата, что бы время не остановилось. Просто великий человек поделится своей гордостью со временем. Больно, конечно, но необходимо, чтобы оно пошло, время не должно стоять на месте. Кто-то должен упасть, людям не дано понять суть времени.
Мы удвоили бдительность, можно сказать, даже утроили, и даже позволили себе пошутить на эту тему. И тут-то упал С., упал смешно и нелепо, долго размахивая короткими руками, стараясь сохранить равновесие, отчаянно стараясь до последней секунды, но, увы, упал. Мы с Лёшей, конечно же, про себя облегченно вздохнули – очень важно не упасть первым! - и бросились помогать упавшему. Правда, неизвестно, что вперёд - может быть, спасать пиво, которое могло выплеснуться из раздавившейся в кармане банке и усугубить обстоятельства падения. Впрочем, банкам повезло больше, они вылетели из карманов и даже не помялись (хвала прогрессу). Как всякий человек маленького роста, С. остро почувствовал всю унизительность ситуации. Когда его, словно школьника, подымают два здоровых мужика (да, забыл сказать: замечательные люди должны быть высокого роста, только для Саши Лёша сделал исключение).
С. лёжа, величественным жестом, словно Цезарь на пороге смерти, молчаливо заверил нас, что у него всё ОК. И произнёс фразу, которая врезалась мне в память. Ради которой я, собственно, и пишу эту грустную повесть, это маленькое исследование о времени и человеческом величии. А именно: «Обидно падать в таком возрасте!» Тогда, конечно, я поразился её звучанию, но не осознал смысла. Что ж тут обидного, подумал тогда я, упасть в такой коварной, можно сказать, обстановке – холод, ветер, лужи, лёд, нереальное освещение и вообще выпили. Посторонних зевак нет, только мы с Лёшей, да и радоваться мы его падению не собирались, просто даже в мыслях не держали. Все падают, и это нормально, недоумевал я. Мы молча собрались и пошли дальше.
Улица потеряла свою таинственность, мы наконец побрели к дому со всё увеличивающейся скоростью. И вот уже в ход пошли банки с пивом. Я стал рассказывать С. что-то смешное, подсознательно стараясь изгнать из его души это ужасное падение. Потом мы зашли ко мне домой, так как мне уже осточертели темнота, холод и всякая мистика. Ели дома пироги, курили, болтали, в общем, расстались полными друзьями окончательно. Прошло несколько месяцев, мы больше не встречались втроём. Но фраза всё не шла у меня из головы, про обиду и про возраст. И, наконец, до меня дошло, что это он упал не на улице перед нами. Это он упал в своём величии – отца семейства, мужа, инженера, друга и просто замечательного человека, хорошего знакомого Л. и знакомого знакомых, меня то есть. И ему было чертовски обидно.
А про время и его отношения с людьми, надо думать, он вообще не задумывался. Всё это мои домыслы, полёт сознания в сумерках разума, пьяная мистика и ничего больше.
К О Н Е Ц ; Кировск Богданов И. В.