Мне было 19 и я боролся с устоями общества. Тогда мне было весело от вина и мои руки касались гитарных струн чаще, чем женского тела. Жизнь забросила меня в общество таких же как я, мы были олицетворением всех пороков нашего современного общества «алкоголики», «фрики», «лентяи». Но никто не сможет понять дух свободы, если не окунется в него сам. Мы слонялись по улицам и домам. Пили много, так что порой было сложно уловить действительность в хмельном бреду и клубах табачного дыма. Так я встретил ее, точнее их: Шурку и Эн. Они ласкали друг друга как маленькие лани, как бы дистанцируясь от окружающего мира. Нежные, в каждом своем движении. Они как будто противопоставили всему миру свою любовь, свою нежность, с которой они смотрели друг на друга в поисках спасения. Сразу бросалась в глаза их разность, так сложно было представить их вместе. И в тот первый раз и в каждый последующий, когда я их видел, они боролись с этими противоречиями друг в дуге, и с теми, кто шептался «они не пара». Шурка, если касаться только внешности, была из тех кого, увидев однажды не запомнишь, но, увидев повторно, сразу вспоминаешь. Не было в ней женского обаяния, кокетство, не вызывала она симпатии. Но как она шутила, с серьезными немного печальными глазами. Мы с ней как будто сразу нашли общий язык. А Эн, как девочка из песни:
Я проснулся днем одетым, в кресле,
В своей каморке средь знакомых стен.
Я ждал тебя до утра, интересно, где
Ты провела эту ночь?
Моя сладкая N.
милая Эн, как ангел, со всем его совершенством и всем его не соответствием действительности. В нее невозможно было не влюбиться, но очень сложно было любить.
Весь вечер мы смеялись, Шурка шутила, оказалось, мы учимся на разных факультетах одного университета. Эн нервничала, ей было не совсем комфортно в этом обществе. И может я бы никогда не вспомнил это вечер, ведь сколько было этих вечеров, и так бы они и остались двумя тенями.
Но. Пронеслись годы моей учебы, я, наконец одумался, как говорила мама, стал мужчиной. Работа дом работа, пиво по выходным, отпуск два раза в год. Уже не было не пьяных компаний ни прогулок до рассвета. Я осознавал, как меняется жизнь людей, меняются глаза и лица. В чьих то глазах пухнет молодости огонь и заполняет взгляд лишь пустота. Я немного скучал по прошлому, хотя и знал, что тертые джинсы рано или поздно нужно убирать на чердак к солдатикам и горшкам, чтобы не быть смешным.
Я работал в большом офисном центре. Наше здание вмещало множество офисов, в каждом из них работали (от слова раб) сотни. Ютились в своих душных кабинетчиках вдыхая трижды переработанный воздух, меняли свои души и мечты на деньги. Серые люди в серых одеждах. «Здесь можно играть на трубе, но как не играй все играешь отбой». Чувство стадности и политика репрессий. Улыбка на лице, боль в душе. Это все были они люди офиса. Рабы современности.
- Привет Андрей, ну где ты был, обними меня скорей!
- Шурка, ты здесь!?
- Да я здесь.
Лифт остановился.
- Шура, ты до скольки?
- До 9
- Может, посидим после работы?
- Ок, до вечера, Андрюш
Двери закрылись, как будто этот лифт полетел в ад, так хотелось бежать. В горле был обычный в моей настоящей жизни ком. Ком отвращения к этой жизни. Встреча с Шуркой напомнила о прошлой свободе, и чувство отвращения усилилось. День как будто тянулся еще медленнее обычного. Иногда на работе я понимал, что даже последние минуты не радуют, так как к концу дня уже все силы были вытянуты раскаленными щипцами. Я надеялся, что хоть старая знакомая развеет эту усталость и дурные мысли.
Вопреки утреннему веселью Шура встретила меня пустыми глазами и усталым взглядом.
- Как странно, что мы не встретились раньше.
- Да уж действительно, я здесь по двести часов в месяц. Цвет стен стал одним из оттенков мой кожи, чтобы окончательно лишить меня человеческой индивидуальность.
- Это точно! Ты все так же бьешь словами в цель. Ну а как вы?
- Мы… Мы все еще вместе. - она еще больше изменилась в лице, усталость тяжелой ношей легла на плечи, Шурка повела плечами, чтобы сбросить эту тяжесть. Как бы боясь показать кому-то, что эта усталость существует, боясь раскрыть окружающим тайну своей жизни.
- Все ок, Андрюш, я работаю, Эн учиться, живем вместе уже несколько лет. Мы больше не те не нормальные влюбленные. Видишь серенький костюмчик, белый воротничок, - она засмеялась и заговорила спокойным непринужденным тоном, в глазах ее как будто тлел пепел.
- А ты бы видел, какой красавицей стала Эн, сердце замирает от частоты ее глаз. Да кстати ты сам то давно себя видел в зеркало?
- Утром сегодня вроде все было на месте.
Она засмеялась таким искренним смехом, который начинаешь ценить с возрастом, ведь искренности становиться в жизни все меньше.
- Андрей Владимирович, вы стали отвратительно примерным мальчиком в чистой отглаженной рубашечки.
- Ой, кто бы говорил Александра Николаевна!
И я тоже не выдержал и разразился смехом.
- Давай к нам в гости в пятницу! Посмотришь, как мы живем. Или ты уже не общаешься с грязными лесбиянками?
- Что за глупости Шурка, мне не настолько промыли мозг.
- Ты просто пропустил пересадку мозга, ее изобрели именно для тех. кто не теряет способности мыслить свободно после обычного промывания мозгов.
- Это правда! Как же я по тебе соскучился, Шурка. По старым добрым временам.
- Это да. Но надеюсь - это останется между нами?
- Что это!?
- Что ты скучал по мне и представлял меня в своих грязных мужских фантазиях!!!
- Да ну тебя Шурка, ты же знаешь я не об этом.
- Расслабься, я все понимаю, - она хлопнула меня по плечу, и снова было невозможно понять - смеется она надо мной или серьезна.
В пятницу я был у них. Маленькая однокомнатная квартира хрущевской планировки, с косметическим ремонтом и гнилой сантехникой, вот они признаки съемного жилья. В этих квартирах как будто и можно устроить уют, но она всегда будет тебе напоминать о том, что это все не твое. Что цвет этих стен не тобою выбран, что тебе лишь приходиться с ними мириться. Что сегодня, а может завтра, ты положишь ключи от этой квартиры на стол и уйдешь покорно в другой такой же чужой дом. Наша современность это арендованный дом, арендованное счастье. В комнатах было уютно и чисто, пахло домашней едой, девочки видно расстарались на славу. В комнате было уже дымно от сигарет, я не был единственным гостям этого вечера, я стал одним из многих, кто захотел вспомнить прошлое. Шурка решила собрать всех, кто окончательно не деградировал в «среднестатистического».
- Да меня ностальгия замучила после нашей встречи, воспоминания нахлынули.
- Ты это здорово придумала, - в проеме двери появилась Эн. Из девочки пацанки она превратилась в женщину. В каждом движении было изящество, грация. От мягкости ее линий и естественной красоты можно было сойти с ума. Эн знала силу своей привлекательности и так как будто бы небрежно показывала себя этому миру. Белая майка на четкие плечи, джинсы, как будто мальчик сзади, как будто богиня спереди. И вся ее женственность и мягкость так диссонировали с Шуркой, с ее нервным смехом, резкими движениями.
В тот вечер мы снова были молоды и беззаботны, нам было так хорошо. Что даже предчувствие утреннего похмелья не мешало радоваться каждой минутой этого вечера. Я снова взял гитару в руки, впервые за столько лет. Комната наполнилась звуком, сердца запели гимн молодость, защемило, где-то в душе о первой любви. Я пел и, скользя по комнате мои глаза, остановились в ее глазах. Шурка, она смотрела на Эн полная любовь, но в глазах была та дикая усталость, что появляется у человека без мечты. Время летело и вот шумная компания стала распадаться на пары и тройки, их увлекали бредовые рассуждения понятные лишь людям с одинаковым содержание алкоголя в крови. Как ни странно, а может это и не должно быть странно. Но эти люди, мои друзья, что раньше клеймили устои общества, теперь не плохо к нему приспособились. В их речи не стало былого огня, и странная злость сопровождала эти разговоры. Неужели вчерашние бродяги сегодня спорят о деньгах.
Мы остались с Шуркой на кухне. Она томно пускала клубы дыма в вечность, прожигая свои легкие.
- я заметил, что в комнатах нет твоих картин.
- О какие глупости ты говоришь Андрей. Не в наше время, не в этой жизни. У меня слишком много других забот.
- Но ты прекрасно рисовала, как же выставка?
Шурка засмеялась, жаль, что за этим смехом чувствовалась боль. Песочный замок разрушается на ветру, и никто вокруг не верит в его прочность, даже если об этом кричать.
- Выставка!? Ты насмешил меня, посмотри вокруг какая выставка? Вот она моя жизнь без этих грез.
- Даже если грезы так важны для твоей жизни?
- Я говорю о жизни, а не о мечтах.
- Не ты ли говорила, что без мечты человек мертв?
- Я тогда была молода и наивна, и не знала, что мне даст это жизнь, и какую цену запросит.
- О чем ты Шура?
- Не важно, - она, смутившись, замолчала.
Вошла Эн с какой-то девушкой.
- Андрюш, знакомься – это Света, мы вместе учимся.
- Очень приятно.
- Вообще хватит уже здесь уединяться. Пойдемте играть, Света придумала кое-что интересное.
- В этом случае я думаю, вам интересно будет и без нас. Мы давно не виделись и хотим поговорить, а Света всегда тебе составляет хорошую компанию, - ровным без эмоций голосом произнесла Шурка. А глаза горели бессильной ревностью.
- Ок! – Эн резко метнулась в комнату, Светка за ней.
- А где же ваши кошачьи ласки и эти бесконечные Муси пуси?
- Это было нервное расстройство, оказалось излечимое. А ты скоро ли женишься?
- В августе.
- Не страшно?
- А чего мне страшиться. Она хороший человек.
- Это самое главное, поздравляю. Хорошо, что мы встретились. Когда встречаешься с прошлым это повод оценить свои успехи и неудачи за прошедшее время.
- и как?
- Да вроде ничего. Не бедствуем, вполне счастливы, пусть и без былого огня, но все же это счастье.
- Как у тебя все «мы», а где же ты?
- Я… это местоимение изжило себя, у тебя тоже так будет. Ты то как?
- Отвратительно! Я раб корпоративной структуры, меняю жизнь на деньги и деньги на жизнь, а в процессе обмена потерял смысл происходящего. Так много мыслей о том: как и что еще нужно заработать и ни одной о том «кому это вообще все нужно?». Когда я был нищим студентом, жизнь не была проще, но она доставляла удовольствие.
- Я смотрю Андрюш, ты не плохо набрался,- она хлопнула меня по плечу, и затем обняла, и в этом объятии было «Да». «Да» на все что я сказал. Но никто не мог заставить ее произнести это вслух, слишком много ответственности лежало на ее хрупких, женских плечах. Когда объятья разомкнулись, стало видно, что большие серые глаза Шуры увлажнились, и от того стали еще старше.
- Пообещаем друг другу не теряться
- Или хотя бы находиться, - засмеялась Шурка.
И эти слова действительно звучали смешно. С ритмом нашей жизни мы, конечно, сначала встречались, потом созванивались, потом остались лишь письма в сети. И письма становились короче, слова суше. Мы не были друзьями, просто напоминали друг дугу о прошлом. И как это неприятно в период неудач, и так приятно в моменты хандры, успеха и счастья. Может у нас с ней все меньше становилось периодов которые хотелось бы разделить с человеком из прошлого. И так со временем не стало даже поздравлений с праздниками в одну строчку на дешевой открытке. Последние, что я слышал о них, это то что Эн закончила учиться и искала себя, она не хотела продавать себя за деньги.
Шурка сменила место работы, им нужно было на что-то жить. Шурка часто меняла место работы. Мне было вообще трудно понять, как она могла решиться на работу в четырех стенах, в цементных склепах, с ее неистовой свободной натурой. Как каждый день Шурка предавала себя в этом всем? Но жизнь свою она решила построить вопреки своему таланту и характеру, «вопреки, но ради. Ради нее. Ради Эн»,- так она говорила.
Иногда я встречал ее, совсем случайно мимолетно.
- Привет
- Привет
- Ну, мне пора бежать.
Задыхающаяся, как рыба без воды. Нервно курящая, всегда на бегу. Усталость ее уже не была легким намеком, усталость влилась в ее характер, отразилась на внешности, ощущалась в опущенных плечах, потускневших глазах.
Но однажды, когда я уже привык к ее виду, произошло необычное изменение.
- Привет!
- Ой, Андрюш, привет, привет!!!
- Ты снова бежишь?
- Да бегу, но беги не беги от судьбы не убежишь.
- Прекрасно выглядишь.
- Да!? А ты наверно и не чаил меня увидеть уже такой? Да и чувствую себя великолепно. Не той нервозной дохлятиной.
- снова пишешь?
- О, да очень психоделические картины!
- хотелось бы увидеть
- Они станут достоянием общественности после моей смерти
- Но я не хочу ждать так долго
- Долго… я бы так не сказала Андрюш
- Что за глупости!?
- Я шучу, просто шучу! И мне снова пора бежать. Увидимся!
Она вошла в автобус и растворилась в толпе. А я остался на остановке провожая ее взглядом, и правда в ней больше не было той нервозности и усталости, она будто порхала над землей, и этот странный блеск в глазах… Кто знал, тогда, что следующая наша встреча мне принесет столько боли. Сейчас, когда я вспоминаю, о том, как Шурка вошла в тот автобус, я невольно протягиваю руку, чтобы ухватить ее.
Прошло не так много времени, ну может два или три года. Я шел с работы после изнурительного дня. Жена с детьми уехали отдыхать, поэтому дома меня никто не ждал, и я решил провести вечер в баре, расслабиться после трудовой недели. В баре было накурено и темно. Поэтому лица посетителей растворялись в этом полумраке. Я сел в глубине. Мое внимание привлекла одиноко сидящая девушка, было в ней что-то до боли знакомое. «Шурка». Истощенная, неряшливо одета, в ней было сложно узнать того человека, с которым я когда-то общался. Признаться честно, будь я не один, не подошел бы к ней. Вот таким я стал стадным общественным животным, боящимся общения с теми, кто может «запачкать» мое социальное положение. Но по воли случая я был один.
- Шурка!?
Она подняла пустые глаза, явно не осознавая, кто я. Устало предложила мне стул.
- Андрей, кого точно не ожидала увидеть, так это тебя.
- Признаться, я тоже удивлен.
- Чему же!? Что я так опустилась? Что, наконец, сломалась?
- Девушка, повторить.- На столе стоял пустой графин и долька лимона. – Ты будешь что ни будь?
- Да пиво.
Официантка ушла.
- да можно сказать так,- ответил я на ее вопрос.
- а произошло именно так, просто человек рано или поздно опускает руки. Рано или поздно приходит к тому, что нужна помощь в том, в чем помочь крайне сложно. В душе как дыра.
- Я просто не понимаю, что могло произойти. Когда мы последний раз виделись…
- Когда мы последний раз виделись, я уже сидела на игле.
Я не мог ничего сказать, лишь мозаика собралась: ее слова в тот день и этот странный блеск. Неловкое молчание прервал ее кашель, не приятный, очень больной кашель. Она осунулась и тяжело дыша выпрямилась, это явно ей далось с трудом.
- Может тебе в больницу?
- Поздно мне в больницу, скоро уж на кладбище,- и было ясно, что это не обычная ирония Шурки, это горькая правда.
- Может это не мое дело, но Шура как это произошло?
- Это все? Да как у всех сначала постепенно, а потом сразу. Просто я загнала себя как лошадь и в страхе потерять Ее, нашла то, что мне дало силы. Энергетик +, - Шурка нелепо рассмеялась. – Я старалась, все делать правильно, да вот только мое правильно не совпало с «правильно» этой жизни. Когда из-за работы не смогла находить силы, чтобы уделять внимание любимой, когда стала так часто срываться, злиться, когда не было сил на нежность (объятья, поцелуи) на все что так нужно. Тогда я и стала думать, что делать. Это теперь я понимаю, что тогда я вообще не думала. Однажды на вечеринки кайфанула, и так меня это вставило, что не стала останавливаться. Да и вряд ли тебе это все интересно, еще одна история наркоманки, которая думала, что наркотики сделают жизнь лучше.
- Не говори так, я сам спросил и сам пришел, нарушив твое одиночество. Та всегда была мне интересна, несмотря ни на что.
- Несмотря ни на что… Как эти слова врезались мне в душу. «Несмотря ни на что я буду любить тебя». И как не странно любить было проще, несмотря на наркотики, если они давали мне хорошее настроение и силы, но было так сложно, когда этих сил у меня не было.
- Ты говоришь об Эн?
- Да, я всегда говорю только о ней, ведь она есть моя жизнь. Не смотри так, Андрей, сделать уже все равно ничего нельзя. Можно было может два года назад, а может и тогда было поздно. – Она говорила бессвязно, устремив покрасневшие глаза в темноту, машинально закуривала и тушила сигареты. – Я изначально в глубине души знала, что уже не соскочу. Эн поначалу ничего не понимала. Ей было радостно видеть, что у меня снова блестят глаза, что мы снова близки, она даже перестала с кем-либо общаться кроме меня. Какая же она красивая, такая вся моя…- на минуту лицо Шурки просветлело, - Но… всегда есть «но» особенно в отношениях с наркотиками. Вскоре они заполнили всю меня, во мне не осталось место даже для любимого человека. И Эн все поняла. Мы боролись. Боролись изо дня в день из недели в неделю, из месяца в месяц, из года в год. Я завязывала, каждый раз навсегда и это навсегда длилось порой по нескольку месяцев. Работу я конечно потеряла. Трудно было устраиваться снова и снова начинать все с нуля.
- Вы куда то обращались?
- Да было дело, но на все нужны были деньги. Моя Эн, ты же знаешь, она всегда была иная, не такая как я.
- Да я всегда это видел.
- Вот эти различия они и привлекали и пугали меня одновременно. Мы уже около десяти лет вместе, и каждый день я осознавала, что узнаю ее на грамм больше. Что каждый день – день сюрприз. Каждый день это напряжение. Не вдохнуть - не выдохнуть. Нужно было продумывать каждый шаг, каждое слова, жесты и взгляды, не выходных не праздников. Быть для нее, быть ради нее. Мне это все так нравилось, я любила ее бесконечно… только любой знает, что ничего во вселенной не может быть в постоянном напряжении. И с каждым моим срывом, ее глаза становились печальнее, движения теряли легкость. Наркотики снимали напряжения. Но я не научилась дышать, я отняла возможность дышать у нее.
- Представляю, как тяжело ей было. Приходилось все делать за двоих, а она всегда была не готова к этому.
- Возможно, она никогда до конца не осознавала, насколько она сильна и сколько может сделать для меня, для нас пока не поняла, что может потерять меня навсегда. А тут я ускользала от нее. Мне безумно стыдно за все, что я сделала. Эн вытаскивала меня из чужих постелей, когда я уже не осознавала кто я и жива ли я вообще,- Шурка заплакала.
- Шура, - я погладил ее по плечу, ей было трудно совладать с эмоциями.- Я не знаю, что сказать. Что же теперь, есть же клиники. Если есть желание. Можно же бороться.
- Но они не помогут, если человек не способен завязать и если слишком хорошо перемешались кровь и кайф. Ни одна клиника уже не разделит этот коктейль по ингредиентам. Да и судьба уже решила по другому.
- О чем ты?
- О том, что люди смертны, особенно те кто забил на жизнь. Да ты и сам все скоро узнаешь, не долго осталось не хватит мне уже сил, чтобы использовать свой последний шанс.
- Где Эн сейчас?
- Не могу сказать точно.
- Вы не вместе?
- Мы.…Да кто же я теперь? Это уже не я, это... Все, что было во мне человеческое, погибло. Я труп, пропитанный дурью, без мозгов и эмоций, помани меня и я пойду предав все святое и ЕЕ. А той человеческой частью, что сейчас говорю с тобой, я бы хотела умереть, чтобы избавить мир от себя и Эн от этих мук. Но наверно все эти годы мне хотелось этой ее заботы. Что бы мы поменялись местами, раз я позволила ей оставаться со мной, раз не ушла из ее жизни. И может, и ей хотелось, наконец увидеть во мне слабость. Слабость, которая делает женщину, женщиной, слабость ради которой мы хотим заботиться и любить
- У меня все равно это не укладывается в голове. Ты же всегда была, была…- и вздох бессилия и сожаления вырвался из моей души.
Мне хотелось обнять ту Шурку, с которой мы смеялись в универе, картинами которой все восхищались. С которой можно было говорить, говорить ночи напролет. Смех ее и шутки так врезались в мою память. Но я видел, что передо мной сидел другой человек. Я видел женщину опустившуюся, неприятную. Глаза давали сигнал «бежать», мозг говорил «стой». А сердце замирало от боли. Шурка внезапно торопливо заговорила, как будто меняя тему, она убегала от своей действительности.
- Ты как? Как жена? Ребенок?
- Жена хорошо, недавно родила, теперь у меня двое детей. Младшую назвал Шуркой.
- Почему?
- Потому что хотелось, чтобы в ней была частичка тебя, потому что в этой жизни с тобой была какая-то легкость связана. Шурочка может все еще измениться?
- Я надеюсь, что ее судьба будет лучше моей. Я вот подумала, что было бы, если бы мы не встретились с ней. Не столкнулись тогда, десять лет назад. Если бы не боролись так сильно за нашу любовь. Моя жизнь теперь уже подходит к концу, ее в самом рассвете, после долгой ночи. Жизнь с грузом чудовищных воспоминаний и болью.
- Шурка ведь вы были счастливы. Многое дали друг другу. Кто то мечтает о такой любви и силе как у вас и не получает ничего.
- Кто-то не борется всю жизнь с противоречиями, прервала она меня, глаза ее при этом стали так серьезны, что мне стало не по себе.
Шурка уже была пьяна и похоже не собиралась останавливаться. Болезненная бледность и желтизна ее лица стали еще выразительнее, под глазами темнели круги. У меня зазвонил телефон. Жена вернулась и была крайне удивлена моим отсутствием.
- Андрей у меня к тебе просьба. Вот конверт, открой его завтра. Это важно. – Она протянула конверт, я видел как Шурка, что-то писала на салфетке, когда я отходил.
- Не нравиться мне это Шура…
- Нее… это очередная шутка, - она не искренне улыбнулась, обнажая больные зубы.
Я все же взял конверт.
- Шура мне пора, надеюсь… - и я запнулся, на что можно было надеяться.
- И я надеюсь…
- Ты всегда знала как заполнить неловкую паузу.
Дома я не сразу вспомнил про конверт, тем не менее, когда время было далеко за полночь, я решил открыть его. Фактически завтра уже наступило и тем более, меня мучило тяжелое предчувствие.
«ул. Победы 25 кв. 8. Это мой последний адрес, если ты сдержал обещание, значит, пришло время. Мне было тяжело писать тебе эту записку, но это лучше чем писать чужому, и проще чем писать самому близкому и любимому человеку. Вызови скорую, можешь не приезжать сам. Но в одном я уверена, если сегодня уже наступило, значит, я мертва или умираю
Твоя Шурка».
Я читал эти строки, написанные уверенной рукой, и судорожно думал, куда бежать? Кому звонить? Что делать?
- Эн!?
- Да,- ответил усталый и взволнованный голос.
- Это Андрей. Я по поводу Шуры.
- Ты видел ее? Где? Когда?
- Эн успокойся, пожалуйста, я не знаю, как сказать…
- Говори же,- она кричала, и крик срывался на плачь.
- Мы встретились сегодня, и она мне дала записку
- Что там?
Я озвучил для нее.
- Давай встретимся в баре Три звезды, она была там когда я уходил и вроде хотела задержаться.
На другом конце уже были короткие гудки.
Когда я оказался на месте Эн уже выходила из бара. Шурке внутри не оказалось.
- Как ты мог ее отпустить? Почему мне не позвонил? Я ее уже неделю ищу, везде где только можно. Как ты мог…- Она плакала, у Эн была истерика. – Она пила?
- Да
- Только не это, это не может так кончиться. Только не так…
- О чем ты?
- Она больна, разве ты не знал. Она очень больна. Она обещала, что не уйдет, что мы будем бороться вместе. До конца. Это я виновата, я ее не остановила не уберегла.
- Нам нужно на Победу, она оставила адрес. Мы успеем. Эн мы обязательно успеем.
Мы долетели до нее за пять минут, благо подъезд как и дверь в квартиру были открыты. Квартира была грязная, неуютная, в комнатах было накурено. На полу прислоненные к станам стояли картины Шурки. Многие незаконченные, некоторые лишь наброски. Такие экстравагантные и непонятные. По полу от сквозняка летали листы бумаги, изрешеченные строчками: толи стихи, толи письма, толи предсмертные записки. Такое последние пристанише выбрала для себя Шурка. Отчего то меня передернуло, я вспомнил сколько работала она. Сколько боролась. Да и сколько сам я работаю, и для чего? Чтобы в итоге закончить жизнь в одной из цементных камер с решетками на окнах, которые мы называем домами.
Видя это все, я понимал, что мозг Шурки сильно пострадал от действия наркотиков. В нем как будто образовалась черная дыра и все, что каждый человек скрывает внутри, у Шурки выплескивалось через эту дыру. Сама она сидела в кресле напротив окна, и на ее лицо падал предрассветный свет, в нем не осталось ничего живого.
Эн в бессилии присела рядом с Шуркой и положила ей голову на колени. Я вызвал скорую, врачи сказали, что ее печень просто отказала. Когда закончилась суета, и врачи увезли тело Шурки, в квартире воцарилась гнетущая тишина. Мы курили в открытое окно. Я думал о том, что это на моих глазах Шурка убивала себя, как часто мы это видим и не всегда понимаем, что можно сделать. Как удержать того, кто губит себя…
- О чем она говорила с тобой?
- Тебе, о том, как сожалеет, что причинила тебе боль и что ей стыдно.
- О том, что не могла жить со мной и поэтому села на иглу…не могла терпеть меня. Я во всем виновата.
- Нет Эн, она не в чем тебя не винила, да и нет смысла искать виноватых.
- Не нужно этого тона, я теперь не просто красивая девочка у которой нет своего мнения!
- Я не это имел в виду…
- А что ты имел в виду, что свои последние дни она захотела провести с тобой. Я была ей так противна, что она решила убить свой организм лишь бы не остаться со мной!?
- Ты не права мы случайно встретились.
- Даже так?
- Она хотела избавить тебя от еще больших страданий.
- Нет, она просто думала, что я не пойму, а я всегда старалась понимать ее. Правда старалась, даже когда это было невозможно. Она же была такая, таких просто нет, я иногда думала, что Шура сама себя не понимает. Я все хотела для нее сделать, но она ничего не позволяла. Но как бы я не старалась я это я и меня уже не изменить. – Она все говорила как будто оправдываясь, хотя было ясно, что вины ее в этом нет. Она, правда, всегда была собой, и Шурка правда любила ее такой, и не умела принимать в этой жизни ничего и не от кого. Я смотрел на Эн и видел как изменили все эти события ее жизнь. Но, тем не менее, Шурка и Эн всегда были такие разные как северный ветер и теплый морской бриз. Я вспоминал, как в свое время они боролись за то, что бы их признали парой, чтобы прекратились насмешки и прекратились попытки увести одну от другой. И как каждый с нескрываемым удивление, видя их вместе, произносил: «Вы еще вместе?». И вот этой ночью они стали наконец как две капли воды похожи, две одинокие потерявшиеся девочки, будто не было этих десяти лет. Каждая искала спасения и понимания, и обе опоздали. Шурка с признанием своей слабости и глупости, а Эн со своим «прости» за непонимание.
«Надеюсь, что Эн оправиться после этого», - вот что хотела сказать Шурка тогда на прощание.
Когда на улице совсем расцвело, мы собрали картины, наброски и листки, закрыли тихо дверь и ушли.
Вот и сейчас на стене напротив стола висит одна из картин Шурки. Жена моя давно уснула под приглушенные удары пальцев о клавиши. А мне просто захотелось записать эту историю жизни и любви. Они так боролись за это счастье, а было ли счастья в этой борьбе. Невозможно менять себя бесконечно, даже ради любимого человека. Но никто не даст ответ на вопрос «чтобы было, если бы мы не столкнулись»