Суицид

Рыженко Таня
Ще одна сторінка життя Письменниці N

Шукаючи нотатки своїх вражень від колись побачених фільмів у давньому щоденнику, Письменниця N ненароком натрапила на такий запис:

***

11.10.1986. 24.00

…На асфальте лежит бездыханный искалеченный труп. Из-под него вытекают ручьи крови. Кровь стекает прямо в канализацию. Я смотрю на человеческое тело, которое прежде было живым, я дотрагиваюсь до спины мертвеца, я поднимаюсь, я хожу вокруг него кругами. Вдруг натыкаюсь на часы, поднимаю их, пытаюсь остановить. Но это невозможно. Тогда я подвожу часы, чтобы они продолжали ход. Это их хозяин так бездарно лежит сейчас на асфальте, и это его кровь стекает в канализацию. При жизни этот человек заводил часы каждый день, и они отсчитывали минуты его прежнего бытия. Сейчас вокруг его мертвого тела собралась толпа. Люди разглядывают его почти безразлично, им наплевать на то, каким был этот человек. Их интересует только, с какого этажа он летел. Их даже не интересует, зачем он это сделал.
Я знаю все. Ведь этот человек был моим другом. Его звали Юра С.
Сейчас я хожу вокруг него кругами и ничего не могу сделать. Я даже не смею плакать, иначе меня удалят отсюда.
Толпа увеличивается. Подходят люди, которые знали мертвеца хорошо, немного и те, которые видят его впервые.
Вот так же кругами, как и я, ходит Галочка. Галочка тоже дружила с Юрой. Мы ходим кругами вокруг да около и не смеем поднять глаз. Галочка тоже боится плакать, иначе…
Ну, когда же наконец приедет милиция?
Ребята вынесли простынь, и накрыли Юру. Кровавое пятно, появившееся  моментально, начало расползаться.
Наконец подъехала милицейская машина. Но милиционеры ничего не делают. (Они ждут опергруппу. Должна приехать медэкспертиза. )Этих людей тоже не интересует то, что произошло.
Ветер катит по асфальту пустую консервную банку, она беспокойно звенит.
Красное пятно на простыне, по-прежнему, растет.
Вот, подъехала опергруппа. Из машины вышли оперативники. Они выбрали из толпы, которая гораздо уменьшилась (холодно на улице), понятых, взяли записные книжки и начали измерять труп Юры железным метром. Этим людям тоже все равно.  Звучат казенные фразы, которые они записывают в блокнот.
Потом они увозят труп.
Мы с Галочкой и Сашей смываем кровь с тротуара. И красная вода стекает в канализацию. Потом мы поджигаем простынь. Она никак не загорается. Мне совсем не противно убирать все это. Я даже не плачу. Плачет Саша. Потом у него еще долго глаза будут красные.

© T.R.

Враження від прочитаного:
Запис зроблено російською, тоді Письменниця N писала російською. (Але це не має жодного значення, бо насправді, головне не якою мовою ти викладаєш свої думки, а чи є власне цікавими самі твої думки.) …
Так-от, найбільше Письменницю N від цього давнього запису вразила сама манера письма: текст було написано чітко, дещо жорстко, навіть відсторонено, без зайвих деталей. Хоча Письменниця ще й досі (минуло понад 20 з лишнім літ) не могла згадувати викладені події спокійно. Адже запис, судячи з дати і часу, що вказані у щоденнику, було зроблено одразу ж після події, очевидно, в той момент, коли Галя, Саша і вона повернулися в кімнату гуртожитку після прибирання плям крові... Ще Письменницю вразив той факт, що сьогодні вона пам’ятає зовсім інше про той момент, коли вони з Галею вийшли надвір і побачили Юрине тіло. В її пам’яті жив  зовсім інший образ події. Із записаного вона  згадала лише те, як знайшла годинник.  Вона не пам’ятала навіть який  із двох Саш (Саша Ч чи Саша Д.) прибирав той асфальтовий п’ятачок, той кін смерті,  від крові. Бо то, мабуть, так укладений людський мозок – люди пам’ятають лише образ подій, а не чіткий хронікально-документальний запис. … в людській свідомості залишається лише враження від побаченого, голографічний осколок від цілого, загального,
© Риженко Тетяна, 2010