Что есть перевод?
Разные народы - как разные люди: казалось бы, все живут вместе, все сделаны из одного материала, но всякий живет по своим национальным законам, законам своей индивидуальности, определяющим всю его жизнь, судьбу, место и предназначение в общей семье народов и наций. Да и замысел Творца о разных народах и странах, очевидно, разный. Каждый национальный характер имеет свои, лишь ему одному присущие особенности душевного склада, которые проявляются в его неповторимой национальной индивидуальности, и, в первую очередь, в его языке. Русский человек, например, непохож на индуса, немец - на англичанина, француз - на турка. Причём речь в данном случае идет не о внешнем, физическом различии, а об отличии душевного склада, мiровосприятия, психологических особенностей, менталитета, и, конечно, о различии языковом. У каждого народа своя судьба, свой исторический путь, своя культура, свои веками выработанные и выверенные духовные традиции, методы и практика поиска Истины, своя национальная идеология и свой национальный закон бытия.
Национальный язык есть ни что иное, как определённое видение, картина мiра, переданная, выраженная, если хотите, нарисованная языковыми средствами, имеющимися в языковом арсенале того или иного этноса. Ведь всякий народ видит окружающий мiр по-своему (теория Сэпира и Уорфа). Это так же, как у художника, чья самобытность, оригинальность и неповторимость определяется не только и не столько владением техническими приёмами рисунка и живописи, сколько его способностью видеть и воспринимать окружающие предметы так, как не видит их никто другой. Все мы имеем далеко не одинаковое видение того, что находится рядом с нами, по той простой причине, что отличаемся друг от друга по своей внутренней, да и внешней организации. И язык наш, как кисть в руках художника, способен передавать наше уникальное мiроощущение, присущее только нам и никому больше, используя для этого языковые средства, как краски, которые сами по себе ничего не выражают, но благодаря силе таланта живописца, могут приобретать такие сочетания, создавать такие формы и образы, которые поистине уподобляют художника Творцу в Его творческом акте созидания мiра.
Итак, наш язык – это то, что даёт нам возможность творческого осмысления и отображения действительности, заметим, именно творческого, а не механического и бездушного. Ведь творческий подход присущ только человеку, и никому больше. Другими словами, человек или народ не просто фиксирует окружающие его предметы и явления в своем сознании, как делают и животные, но преломляет их в душе, уникальной и неповторимой, и выражает это оригинальное видение соответствующими языковыми средствами. И подобно тому, как никто не может повторить живописного полотна, выполненного великим мастером, (в наших силах создать лишь бледную его копию), точно так же невозможно языковые, речевые образы оригинала передать средствами другого языка, ибо в языке, так же как и в искусстве живописи, передаётся не только и не столько сам предмет и объект, сколько то, что за ним стоит, а именно наше уникальное видение и восприятие этого объекта, наше отношение к нему, наше оценка. Чем глубже и тоньше наше восприятие окружающего мiра, тем оригинальнее, неповторимее будут образы, создаваемые человеческим сознанием, нашей душой, будь то на уровне произведения изобразительного искусства или словотворчества.
Рассмотрим, несколько примеров, взятых из переводов романа М.Булгакова «Собачье сердце», выполненных англоговорящими переводчиками («The Heart of a Dog», Мikhail Bulgakov, translated by Michael Collins, Lonlon, 1968; Mikhail Bulgakov, «Heart of a Dog», translated by Mirra Ginsburg, Picador Classics, 1968). Начать с того, что для нас, русских людей, «сердце собаки» (в переводе – «heart of a dog») совсем не то же самое, что «собачье сердце». Казалось бы, какая разница, с точки зрения русского языка, как сказать: «собачье сердце» или «сердце собаки»? Однако разница есть и немалая, ибо порядок слов в данной комбинации меняет очень много. Если «собачье сердце» - это определённый языковой образ, то «сердце собаки», скорее всего, чистая физиология и анатомия. Таким образом, при внешней адекватности перевода, речевой образ оригинала не передан, его семантика утрачена. А можно ли вообще воспроизвести данный образ средствами английского языка? Даже если мы заменим «heart of a dog» на «dog’s heart», то это не поможет, образ русского оригинала всё равно не будет воссоздан. То же самое происходит при переводе таких русских понятий, как «буржуй» и «деляга», имеющих у нас явно негативную коннотацию, нейтральными английскими эквивалентами «bourgeois» и «business mind». Ведь в русском языке и «буржуй», и «деляга» - вовсе не нейтральная лексика, а потому и нельзя передать оттенки значения русского оригинала с помощью нейтральных «bourgeois» и «business mind». А соответствующий языковой инструментарий в английском языке просто отсутствует. Не видят англичане в «буржуа» - «буржуя», а в «бизнесмене» - «делягу», как видим мы, что ж тут поделаешь? Разная у нас с англичанами жизнь, разная история, разные нравы и нравственные оценки. Столь же трудно, если не сказать невозможно, передать русское «труженик» английским словом «worker». Очевидно также, что русский «трудовой элемент» это не «working class». У нас «рабочий класс» это отнюдь не одно и тоже, что «трудовой элемент». И «труженик», и «трудовой элемент», всё это образы, а «рабочий» и «рабочий класс» никакой образной нагрузки не имеют. Речевые образы невозможно передать дословно средствами другого языка, ибо они перестанут быть образами. Для передачи речевого образа средствами другого языка его необходимо создать заново на том языке, на который делается перевод, а это не всегда просто, а иногда и невозможно, как видно из вышеприведённых примеров.
Конечно, иностранный язык всегда остаётся для нас terra incognita, как бы хорошо мы его не знали. Можно досконально изучить грамматические формы, усвоить огромное количество лексики и научиться правильно её употреблять, но нельзя усвоить себе мiровосприятие другого человека и другого народа, невозможно, как бы мы не старались это сделать, увидеть чтобы то ни было чужими глазами, и научиться оперировать чужими мыслями, ибо иностранный язык – это не только чужие слова, но и чужие глаза, чужие мысли, которые никогда не станут нашими собственными.