Мать в детстве с завидным постоянством рассказывала мне несколько страшных историй с целью, как она говорила, предупредить меня об опас-ности, дабы я знал, что бывает в жизни, если не послушаться дельного со-вета или свернуть с правильного пути. «Пугалки» были занятными, причем мать, будучи тогда еще совсем молодой, рассказывала их так живо, что мне каждый раз действительно становилось страшно. Несмотря на то, что слы-шал я их много-много раз и знал их практически наизусть. Спустя некоторое время, они мне, конечно, прискучили и мне хотелось новых страшных исто-рий, а мать их не знала. Хорошо, что я стал постарше и мои знакомые, а также сама жизнь стали рассказывать мне много-много страшных, хотя ино-гда и не очень страшных, а порою и очень-очень страшных историй.
Первая и самая основная, по мнению моей матери, пугалка, скажем так, именовалась Менингит. Почему-то мать очень боялась, что я заболею этой болезнью и постоянно мне про него долдонила. Что нельзя ходить без шапки, что надо закрывать ушки, что надо надевать теплую шапочку и так далее. В своем стремлении надеть на меня шапку потеплее она доходила до полнейшего идиотизма ; все дошкольничество свое я проходил в каких-то неимоверных шапочках, чуть ли не платочках, которые придавали мне сход-ство с девкой. Я их очень стеснялся, но матери перечить, и боялся, и знал что это бесполезно. Даже, когда пошел в школу на меня продолжали напя-ливать шапки, причем не по сезону теплые. И моя кроличья ушанка всегда была мокрая и тяжелая от пота, потому, что, несмотря на свою полноту, бе-гать с ребятами я любил, а носил я ее с октября по апрель.
И вот, чтобы убедить меня в необходимости надевать шапку, рассказы-валась такая история: «Ездили мы в молодости убирать картошку. Дело было уже в конце августа, вечера стояли холодные, а ехать нам пришлось в кузове простого грузовика. Грузовик ехал быстро, встречный ветер дул сильно и мы все легли на дно кузова, спрятавшись от ветра за кабиной грузовика и натянув покрепче на головы шапки, а для верности поверх шапок накрутили еще и платки. А один парень, встал в кузове, оперся руками на кабину и подставив голову встречному ветру, говорил ; как здорово ветер обдувает его и развевает его кудрявые волосы. Он стоял горделиво и красовался собой. А когда они приехали в колхоз, то у него вдруг заболела голова, сначала несильно, потом, за ужином, сильнее, потом еще сильнее. Он пошел и лег, но голова стала болеть так сильно, что он начал стонать и буквально минут через двадцать умер. Его погубил Менингит!» И, конечно, эта страшилка всегда заканчивалась словами «Никогда не ходи без шапки!»
Эта пугалка возымела свое действие ; без шапки, особенно зимою, я не ходил и не хожу по сей день. Привык за многие годы носить какой-нибудь головной убор. А в детстве, завороженный этой страшилкой, я часто пугался, когда, например, забывал одеть шапку в холодную погоду или же одевал слишком легкую шапку. Приходил домой и сидел грустно, ожидая смерти, все время прислушиваясь ; начинает голова болеть или нет? Останусь жив или нет?
Вторая страшилка ставила целью отвратить меня от некачественных продуктов питания, которых в то время было много. Скажем так ; не было качественных, а некачественными были все, просто какие-то более-менее съедобные, другие ; несъедобные, а третьи ; попросту ядовитые. Так вот, чтобы я не ел ядовитые продукты, мать рассказывала историю, которую можно было бы назвать «Отравился колбасными хвостиками».
«Когда мама работала проводником на электричке (имелась в виду мать моей матери, то есть моя бабка), то в вагоне ехал человек, который ел колбасу. А день был жаркий, ехал он достаточно долго и колбаса подпортилась. Но он очень хотел есть, а больше у него ничего с собой не было. И он съел колбасу, причем был такой голодный, что съел ее целиком, включая и колбасные хвостики. А потом, когда мама назавтра ехала пришла на работу, к ним вошел милиционер и поинтересовался ; ехал ли такой пассажир в их электричке, показав то ли его фото, то ли его пас-порт. Мама его сразу узнала и спросила – что с ним? А милиционер отве-чает ; умер! В лесу нашли, неподалеку от станции ; отравился колба-сой!» Последняя фраза всегда произносилась с пафосом и подъемом, будто речь шла о чем-то возвышенном. Таким способом мать пыталась привлечь мое внимание к рассказу и добавляла: «Он съел колбасные хвостики, а именно там скапливается колбасный яд!»
И вот на протяжении многих лет я слушал и слушал про эти колбасные хвостики и колбасный яд. А потом, уже будучи взрослым, заметил, что ре-завши колбасу, я всегда выбрасываю колбасные хвостики. И ничего не могу с собой поделать, настолько они въелись в мое сознание. Даже после 90-х годов, когда продукты перестали быть не только ядовитыми, но и некачест-венными, я все равно чувствовал отвращение к колбасным хвостикам. Нет, передо мной не вставал образ матери и не вещал загробным голосом «Он съел колбасные хвостики и он ; мертв». Просто это вошло в мое не то чтобы сознание, а скорее ; в подсознание.
Следующие две пугалки, по моему мнению, никакого поучающего смысла ни несли, поскольку представляли пересказ действительно случившихся событий. Что мне кажется ; мать панически боялась воды ; она сама не умела плавать, меня не учила плавать, поскольку ее девизом было «не тонет тот, кто не умеет плавать». Когда ее спрашивали ; почему? Она отвечала: «Потому что не подходит к воде!» И вот, исходя из этого, мать и рас-сказывала мне эти две страшилки, поскольку в них несчастья были именно связаны с водой. Не банальное утопление, над которым смеются все те, кто умеют плавать, а неожиданная, страшная кара, которая появляется неиз-вестно откуда и неизвестно за что.
«Одна женщина поехала в деревню к своим родственникам. Жила там жила, горя не знала. Но прошла неделя и она решила вымыть голову. Но в деревне же нет горячей воды, поэтому воду ей грели в тазу. А волосы у нее были густые и длинные. Намочила она их, намылила, ковшиком из тазика воду зачерпывает… А как прополоскать-то их от мыла? Сколько же воды уйдет на это? Волос-то много. И решила она, благо река была неподалеку, сходить на реку и прополоскать волосы там в текучей воде ; быстрее будет. Вошла она в воду, а вода ; холодная, целиком окунаться не хочется. И решила она нагнуться, чтобы ее длинные волосы в воду упали, а река бы их вымыла. Зажмурилась она, чтобы мыло в глаза не било, стало в глазах у нее темно, согнулась в пояс, как бы отвешивая поклон и стала с закрытыми глазами волосы в воде полоскать. Полоскает-полоскает, чувствует ; отмываются волосы от мыла… Хорошо. Да только стоит она головой вниз, к голове кровь приливает, тяжело ей, устала. И решила она распрямиться, выпрямилась во весь рост, глаза открыла, чтобы на волосы свои пышные посмотреть, а в глазах ; темнота! Она ослепла!»
Никакой морали после этих слов не следовало. Эту пугалку мать рас-сказывала просто так, просто как страшилку. Но на меня она произвела не-изгладимое впечатление. Обладая впечатлительной натурой, я много лет боялся зажмуриваться в душе. Не знаю почему, но я боялся, мне всегда становилось не по себе, когда я закрывал глаза в воде, неважно ; в реке или в душе или просто обливаясь из ведра. Ребенком я старался побыстрее их открыть, чтобы узнать ; не ослеп ли я. Поэтому мне всегда попадало в глаза жгучее мыло, но, несмотря на это, я, с упорством идиота, открывал глаза под душем. Много лет прошло, пока я привык зажмуриваться. Вот как сильно подействовала на меня эта история.
Сейчас мне кажется, что эта история достаточно старинная, что мать ее слышала от кого-то, вероятнее всего от того, кто истинного смысла ее не понимал. Поэтому и не было поучающей фразы. Ведь, какую ситуацию мы видим ; женщина полоскает волосы в реке, загрязняя ее мылом. Дух воды обижается на это и лишает ее зрения. Это ; языческая страшилка. Расска-зывая ее друг другу христиане уже плохо понимали, что здесь к чему, по-этому из рассказа никакой морали не извлекали.
Следующая пугалка очень короткая. «Купался мальчик (здесь мать толком не могла сказать, где, когда и кто купался. То ли с братом моей бабки, то ли просто мальчик из двора, то ли просто ; неизвестно кто), поднырнул и в ухо ему попала вода. Вылез он из воды, а ухо заложено водой. Не слышит ничего. Что делать? Попрыгать и вытрясти. Вот стал он прыгать, а вода не вытрясается! Он сильней прыгает, а вода не вы-трясается! Тогда он вдобавок к прыжкам стал колотить ладонью по уху и упал замертво! Сердце остановилось!» Мораль сей страшилки была такова: «Ухо у него не слышало не от того, что туда попала вода, а от того, что он перекупался, замерз, устал и у него сдало сердце. Ему бы отдохнуть, может быть и жив был бы. А он стал прыгать – вот сердце и не выдержало». Эта страшилка на меня никак не повлияла. Во-первых, купался я мало и вода мне в ухо почти не попадала. Во-вторых, когда я докупывался до синих губ, то почему-то никакого страха не испытывал, а, наоборот, смеялся, когда мать с диким ревом и криками совала мне в лицо зеркало из своей пудреницы, чтобы я увидел цвет своих губ. Этот рассказ я вспомнил в мае 2010 года, когда сорвался с берега и рухнул головой в мутный и грязный омыт. Выбравшись оттуда я обнаружил, что все мои уши забиты не то, чтобы водой, а скорее ; жидкой глиной. Хотел я встать и попрыгать, чтобы вытрясти ее оттуда. Но вдруг вспомнил страшилку, сообразил, что замерз (вода в Истре в мае около 12 градусов), устал, поскольку захлебнулся, по-том долго выбирался, что мне вообще-то уже пятьдесят лет и проч. и проч… И не стал прыгать (в мозгу прогремело: «вот сердце и не выдержало»), а аккуратно стал выскребывать грязь из ушей. Слух восстановился на сле-дующий день, а вот глина вытаскивалась из ушей целую неделю.
И последнюю страшилку я бы назвал так: «Зеркало треснуло или Но-вогодняя Смерть». Ее мне мать стала рассказывать уже когда мне стало около десяти лет, поскольку там главной причиной смерти были спиртные напитки. Хотя все было не так примитивно, существовал еще и мистический элемент в виде треснувшего зеркала.
Итак, «Справляли мы Новый Год в незнакомой компании. Пригласила нас к себе какая-то семейная пара, поскольку у них была квартира. Они были знакомы с кем-то из наших, а с кем ; не помню. Может с Васей Котовым, может с Ларисой. Не помню. Собрались мы, услышали по радио бой курантов, выпили, потом еще выпили и стали танцевать. И вдруг хозяйка дома, оступилась и зацепила зеркало. Зеркало качнулось, упало и разбилось! Дурной признак! Все испугались! Зеркало разбилось, значит кто-то умрет! Умирать никто не хотел. Чтобы успокоиться выпили еще, и еще, и еще. На душе стало легче и праздник продолжился. Под утро все разошлись, живые и здоровые, правда женщина, разбившая зеркало, сказала о каком-то недомогании и сильной усталости, но, учитывая то, что все много выпили и всю ночь не спали, этому никто не придал внимания. А через два дня узнали, что она умерла! Оказывается у ней был гепатит, который вначале очень похож на обычную простуду, а она ; выпила и выпила много. Вот печень то и не выдержала!»
Эта страшилка всегда сопровождалась длиннющей беседой о вреде пьянства. Скучной и занудной. Но мораль выводилась такая ; никогда не знаешь заболел ты гепатитом или еще нет, а выпьешь и ; умрешь. Поэтому пить ни в коем случае было нельзя, чтобы внезапно не умереть.
Как-то этот рассказ на меня не повлиял. Выпивать я не перестал. Но, каждый раз, когда мы с друзьями справляли Новый Год, я вспоминал его недобрым словом: «Вот вспомнился, настроение испортил, падла!»