1961 г. Первомайский салют

Юрков Владимир
Одним из самых ранних и самых сильных моих детских впечатлений, ко-торые я помню, был салют! Ничто так не пугало, не приводило в ужас и в панический страх мою детскую душу, как праздничный фейерверк.
А было так ; мы жили на Комсомольской площади, рядом с Казанским во-кзалом. Теперь наш переулок проходит вдоль стены огромаднейшего торго-вого центра «Московский». И, если смотреть от Ярославского вокзала, то наш дом был на левой стороне переулка. Сейчас (2008 г.) там сохранился высокий пятиэтажный дом начала века, а все остальное пространство за-строено какими-то производственными и складскими помещениями желез-нодорожного почтамта.
Так вот ; мне не было еще и года (я родился в октябре), как на майские праздники родители решили мне показать салют. Мать вышла на угол пере-улка и Краснопрудной улицы. И тут бабахнуло!  До сих пор моя память со-хранила картину ; ужасающий грохот, вспышки света ; и мать бежит со мною на руках по переулку, а я ору, дико ору, потому что мне не просто страшно, а безумно страшно! Я не знаю куда бы деться от этого кошмара. Мне жутко, мне страшно!..
Пришел в себя я только тогда, когда меня спрятали под одеяло, занаве-сили окна не просто шторами, а тяжелым одеялом, которое задерживало и свет и звук. С тех пор каждый партийный праздник превращался в кошмар для меня и моих родителей ; заранее перед салютом меня начинали успо-каивать и сказками и ласками, уводили поглубже в дом, подальше от окон, закрывали двери, занавешивали окна, укрывали, чтобы я ни в коем случае не услышал шума от праздничного фейерверка.
Когда я стал старше, выяснилось, что такое же магическое действие на меня производит даже слово «Салют», которое вызывало у меня какой-то спазм, внутри холодело, сжималось, мне хотелось рвануться, побежать, закричать. Ощущение от слова «Салют» было такое, будто меня ударили хлыстом. Помню, что у меня была пластинка с детскими стихами и было там такое стихотворение, которое заканчивалось словом «Салют». При помощи этой пластинки мать пыталась приучить меня к мысли, что «салют» ; это не страшно. Я слушал стишок с начала и ждал... Ждал приближения заветного слова. И чем меньше времени оставалось до него, тем выше становилось мое беспокойство. Я дергался, плакал, убегал в слезах, а иногда умудрялся выключить проигрыватель. Пластинка не уменьшила моих страхов, а, по-моему, даже усилила их.
Все это продолжалось лет до 7;8. А потом как-то, мало-по-малу, само собой, постепенно прошло. Запомнилось, что уже учась в школе, я как-то неуютно чувствовал себя во время салюта, старался уйти в ванную, в туа-лет. Где хоть и слышно, но не видно огненного зрелища. Слез, визга, исте-рики уже не было, но оставался необъяснимый страх или даже не страх, а какое-то безотчетное волнение и тревога. Но, потом, с течением времени, увлекаемый друзьями побегать и поорать на салюте, я стал не страшась выходить из дома, а потом я заметил, что не только не боюсь, а даже на-слаждаюсь этим зрелищем.
А вот сейчас, на склоне лет, я думаю ; какую апокалипсическую картину представлял праздничный салют с точки зрения того, кто не знает причины происходящего. Представьте ; площадь, достаточно большую, полно-стью заполненную людьми (тогда, в отсутствие телевизоров и отдельных квартир, народ больше, чем сейчас тяготел к массовым зрелищам, так что на салют ходили почти все окрестные жители)... Темнота... Только тусклые лампочки слабо освещают силуэты людей ; лиц не видно, только темные контуры (тогда на улицах еще не было таких ярких светильников как сей-час)... Все молча стоят и ждут, изредка поднимая свои лица к небу... Тиши-на... И тут ; оглушительный гром и яркий свет с неба, люди начинают ис-тошно кричать и протягивать руки вверх... А сверху, прямо на них, летят яр-кие искры!  Ну чем не картина Страшного Суда или Последнего Дня Земли.
Люди испугались? Они просят пощады? Ведь на них летит огонь с неба. Ребенку трудно это понять ;  кричат от радости или от страха? Дети кричат от боли, поэтому тогда я не мог понять, что кричать можно или от радости или просто кричать ради крика, естественно, такая сцена вызвала у меня жутчайший страх. Я думаю, что я боялся не столько небесного света и гро-хота, сколько меня страшила людская реакция на фейерверк. Кстати ; мать не отмечала, что у меня был страх при грозе. Может я, конечно, и вздраги-вал, и нервничал, но такого дикого страха и паники не было