Уплотнялся вечер

               

           Шёл  1941 год.
Война, лютый голод  захватили всю Россию. В то время мы жили в городе . Отца как призвали в военные лагеря на подготовку, так и ушёл на передовую линию фронта, не простившись.
Если не считать одного случая. Однажды мама пришла с работы заплаканная и сказала мне:
-  Началась война и мужчины,  которые  были  забранные на подготовку,  этой ночью отправляются товарным эшёлоном на фронт »
           Это  печальное известие  разнеслось  по цепочке моментально по семейному общежитию- бараку, двух этажного  деревянного дома. Вся информация совершенно секретная.
Однако,  нахождение   военного  лагеря,  были  тоже точны.
 Он  находился  за городом,  под открытым  небом и  обнесён   колючим   проводом. Быстро собирайся, - сказала мне мама: Пойдёшь со мной, будешь держаться  за мой подол платья, чтобы не отстать и не потеряться.
        Идти нужно через весь город на окраину,  в эту ночь в толпе, идущих  жен и матерей.
Тебе семь лет исполнится этой зимой, а Сашеньке четыре годика и я понесу его на руках. Попросим свидания и попрощаемся, - сказала  и замолчала она.    В нашей маленькой комнатке было сумрачно. За единственным окошком, на улице уплотнялся осенний вечер.   Мама тихо ходила по избе  и казалось ни кого не замечала. Возможно, она собирала теплые вещи. Мы вышли из дома.
 В густых сумерках, за воротами было видно
стоявших кучками женщин с детьми.  На дворе моросило со снегом,  стоял холодный октябрь.
 Расстроенный ветер, завывал и трепал наши скудные одежды.

Мы только успели подошли к толпе,  как раздалась команда,  приглушённым  голосом:
- Ну,  все собрались? Пошли скорей,  не отставайте. 
Идти далеко.    Не буду писать, свои ощущения похода,
Только скажу одно, как добиралась;
Шла  я тогда, крепко держась за подол мамы, постоянно  оступаясь,  возможно бы и упала, только рядом  ощущала,
тесно  идущих  людей. Некогда было зареветь, с опущенной головой  передвигалась,  тараща глаза  и  не чего не видя,  под ногами. Только молча чавкала земля.

               
            До начала  войны, мы с братом   ходили в детский сад,
он в младшую группу, а я в старшую.  Детский садик находился близко,  нужно было пройти  через дорогу, которая была выстлана,горным, щебенчатым булыжником.
Дом,  в котором мы жили,   назывался рабочим бараком.
Наша комната была  на втором  этаже.  Очень маленькая, узкая с одним окном и одним  выходом.   
Из всех  жилых комнат  этого здания, двери открывались  в   общий коридор. Он,  заканчивался балкончиком, с видом во двор.
Этот балкончик был деревянный  и старенький, так говорили.
Поэтому,  посторонних на него не пускали.
             А,  я иногда приходила на этот балкон со своей табуреткой, присаживалась, на руках у меня был братик, пела песню, которую разучивала с мамой. Сейчас я её вам немного напою;
-  По деревне проходит стая овец.  С ними белокурая Катя -пастушка. И понравился  ей,  укротитель зверей, чернобровый, фортовый Андрюшка.
- Давай Катя,  вдвоём переменим судьбу, деревенскую жизнь
на городскую. И куплю тебе я, чёрно- синий костюм и куплю тебе шляпу с полями. Вот уж годик прошёл и второй наступил, а Андрюшки всё нет  и не едет. Взяв ребёнка с собой, проклиная судьбу, Катя едет разыскивать мужа. 
               
              Отвлечёмся и подойдём к тем, идущим в ночи  женщинам,  по неосвещенным, не знакомым,  глухим улицам.
Толпа затерялась в бездорожье, ни чего не видно перед собой на расстоянии вытянутой руки. Только иногда раздавался  впереди, Женский,  направляющий оклик:
- Идите сюда, уже скоро дойдём.  Посмотрите на небо, там прожекторы освещают пространство над лагерями.
-Подходя к ограждениям, наклоняйтесь ближе к земле.
 Не попадайте в луч  прожектора.  Добравшись,  не стойте,  а подползите  вплотную  и  вызывайте  своих  мужчин  в полголоса. 
Называя по фамилии  нужной.
 Моя мама опустилась на колени,  возле проволочной ограды и меня подтянула к себе. Братик  возможно уже и спал, он не плакал. По   низкому, чёрному  небу,  полыхали  в перехлёст прожектора.
В воздухе тогда, стоял гул монотонный, как в аду, он звал в печали безнадёжной,  во множестве голосов. Только иногда  иные взывали выше. И к этим голосам,  влился мамин шёпот:
-Позовите мужа моего, Ежкова Степана, я с детками  его пришла,  издалека.  Она повторяла, а я ждала своего отца. И он пришёл, пробился сквозь  толпы  живых тел, протянул руку через колючие преграды и погладил голову мою, а я просила его убежать.
 А,  мама   говорила с ним,  о чём -то  своём.
Помню, он спросил тогда, немного из еды, хлеба. И ответно простонало ему:
- Нету. -   Вдруг громко пронеслась команда: « Ряды стройся »
 Уже небо слегка посветлело и ни кого не осталось за проволокой, а, я всё смотрела  и не хотела уходить. Ждала - отца.
              Из темной, предрассветной дали,   потянуло белой  поземкой, а мне  мерещился, образ мужчины. И притаилась я, в ожидании, чуда.
Но, мама взяла меня за руку и потянула за собой: « Пошли,  Нина может, какую подводу встретим, и домой приедем, смотри все промокли. »   
       
                На фронт.             
              По улице нашей часто проходили  тогда,  строем отряды новобранцев в  солдаты. Мы все жители двухэтажного дома выходили за ворота, женщины и дети. Я стояла поодаль, ближе к дороге  и слёзы лились у меня по лицу. В душе я чувствовала тревогу,  как будто передо мной проходил  прощальный парад,
В далёкую вечность.    Старший,  видимо их ведущий- командир, он шел с боку  отряда,  и давал команду:
-  Запевай, твёрже шаг. И недружно,  не уверенными  голосами, как дождь, когда собирается в ливень, то  крупными  каплями своими ударяет  невпопад  по стеклу,   оконных рам, стоящих  изб.

Так и эти ребята, кто в шинелях одеты, а другие  и  просто так, перетянутая верёвкой  фуфайка.  Выполняли приказ. Пели.
Парни – Солдаты, идущие  на передовую- линию.
в военном, ответственном, строевом ряду. 
В солдатском  строю;
Выправлялся,  становился  твёрже шаг, равнее ряды. 
И так  уходили они на войну, с поднятыми головами.
А мы, у ворот, ещё долго провожали  их, взглядом.
А затем расходились.
Знаешь?  Каждый  в печали своей одинок.
Как, мама говорила: « Чужую беду, рукой разведу, а свою беду,  ума не приложу »
Только эта невзгода, тогда  была общая. 
 
                *  *  *

                Предсказание  на киселе.

                Шло время. Из тех дней, запомнилась печальная история. 
Тогда, мама пришла с работы,  очень расстроена и сообщила нам, детям, что потеряла карточки на хлеб, данные на всю неделю.
 Мне было понятно, что нет еды  и  не будет.   Успокоившись,  мама, стала рассказывать, что говорят, ходит  нищенка по домам   в голодающие семьи, заходит.
Она приносит  немного продуктов,  и просит хозяев  дома,  сварить  их, а  иногда делится хлебом.  Будем надеяться, что может и нас навестит странница.
Слушая маму, мы притихли, брат- Сашенька сидел на полу под  столом,  я тоже к нему подсела. И стала размышлять, неужели придёт, а как же  она  нас  найдёт?  И сколько ждать ее?
               Уже  тёмные сумерки наше окошко прикрыло, и ветер за окном стал сильней завывать. Мама  свет зажгла, и маленькая лампочка без абажура под потолком, тускло засветила.
И  к нам  тогда,  тихо постучали. Мама,  поспешила и открыла  дверь.   Вошла женщина, худенькая,  пониже  среднего роста, в холщёвой, светло- серой юбке до пят. И кофта на ней старинного покроя, приталенная, как перевязана не видимым, тоненьким  кушачком.   И головка покрыта  простеньким платочком, в одной гамме  цвета её одежды.
             Она  прошла,    но    осталась стоять у порога.   Ее образ,  необычной женщины, вызывал у меня ожидание.
Казалось,  она созерцала, в  спокойствии,   тихом,  на   нашу бедность. Почти,  одновременно, я услышала просьбу,  вошедшей - нищенки,  напиться.
А, мама-Александра, сбивчиво, стала  извиняться, говоря ей,  что кроме воды, принесённой  с улицы из колонки,  дома нет пищи,  ни какой.  Угостить даже,  нечем.

И  видела я,  как они  разговаривали у порога - двери,
Мне, не слышно было, о чём?  А затем,  мама закрыла дверь за  Великой гостьей.  И оживлённо сообщила,  что  дала,  нам, эта  женщина:  крахмал картофельный, и просила заварить  густо, чтоб в тряпицу можно было  положить. За  ним она зайдёт позже.   Но, мелкий картофель оставленный ею и хлеб,   это все для нас,  досказала мама, улыбнувшись.   
Растопила печь, тогда мама и все приготовила, как просила, странствующая нищенка.  В отдельной  кастрюльке картофель, и густо заваренный кисель переложила в блюдо, оловянное. Хотя оно,  было единственным.
              К моей радости, мама зачерпнула деревянной ложкой киселя и дала его мне поесть.  Я ухватилась за это сокровище  и как только  взяла в рот, не смогла есть.
Он имел ужасный  вкус,  запаха  сырой  гнили.  Этот запах, не известный, остался в памяти моей.   
               
              Спустя четыре года,    когда народ торжествовал  победу в 1945года.  Конец войны.  А в нашем доме, сбылось пророчество  нищенки. Я тяжело заболела, открытой формой костного туберкулеза, коленного сустава, левой ноги.
 Раны-  запаха киселя, гнили на долгие годы растянулся.

Я закончила этот рассказ, что можно сказать? Бывают и такие прогнозы.
Всё так и было, тогда.