На заставе

Юрий Пискунов
- Пап, ты везучий?
- Это как понять?
- Ну, смотри, сколько на войне народу погибло.
- В этом смысле да, повезло мне. Повезло, что еще до войны призвался, повезло, что попал я в погранвойска в Забайкалье, а не на западную границу. Так что везучий.
- А причем здесь призыв, погранвойска, Забайкалье? Ты же просто везучий?
- А вот тут ты не прав. Если бы не армейская школа, если бы не моя застава, мне бы ни-ка-кая везучесть не помогла. Честно говоря, пришел я в армию боль-шим разгильдяем, так что …, - отец раздумчиво покачал головой и на стол легла пачка папирос и спички. -  Да вот, слушай.


-Красноармеец Пискунов, выйти из строя!
 Помощник командира заставы по политчасти Прохоров хмуро обвел строй пограничников взглядом. Стоящий рядом с Борисом пограничник чуть скосил глаза  и сочувствующе коснулся его локтем. 
- Началось, – обреченно подумал Борис, расправил плечи и, стараясь тянуть носок и ставить на землю всю ступню, сделал три шага вперед. – Получилось!
Рано обрадовался, при повороте «на месте кругом» его так качнуло, что в строю кто-то не выдержал и засмеялся.
- Ну, кто так ходит! - сразу перешел на крик Прохоров. - За слабую строевую подготовку три наряда вне очереди. Нет, пять нарядов!
- Есть пять нарядов! – Борис ждал продолжения разноса.
- Застава, разойдись! – Прохоров повернулся и пошел в казарму. Строй смешался   и пограничники потянулись к беседке, где была врыта в землю большая урна для окурков.
- Пошли, убивец, потешь народ,- кто-то хлопнул Бориса по плечу. Многие уже улыбались. Собственно, все уже знали, что случилось с Борисом в наряде, но его любили и хотели послушать  рассказ из первых уст. Борис отслужил на заставе всего полгода и был самым молодым по возрасту бойцом, но некоторые его "подвиги" уже вошли в солдатскую летопись заставы, а вчерашний случай, похоже, был вообще из ряда вон.
- Кури, - Борису протянули несколько кисетов. Достав бумажную гармошку, он оторвал от нее листок и взял из одного хорошую щепотку махорки. Ловко скрутил цигарку и с достоинством подождал огонька.
- Не тяни, рассказывай.
Борис раскурил самокрутку, глубоко затянулся и огляделся по сторонам. На него смотрели с сочувствием, но жалости в глазах не было. Подумаешь, пять нарядов! Борис и сам уже забыл о них. Вот когда отрабатывать придется, тогда и пожалеть можно, а сейчас он был в центре внимания.
- Значит, так. Заступил я в наряд в 18.00 на пост охраны складов с продовольствием.
Раздался первый смех. Погреб с картошкой, несколько мешков муки, гречки и других продуктов. Даже при разводе его так не называют. А Борис продолжал.
- Вооружен боевым оружием, винтовка, подсумок с двумя обоймами, шашка, гранаты не дали. Разводящий отвел на пост, я проверил замок, дверь, решетки на окнах, - смех стал громче; отдушина для воздуха, в которую пролезет только мышь – окна во множественном числе – это оценили, - и приступил к охране государственного объекта.
Кое-кто уже сгибался от смеха.
- В 21.32 на охраняемый объект было совершено нападение силами одного диверсанта. Я применил холодное оружие и уничтожил нападавшего бандита на месте. Потом вызвал разводящего для получения награды…
- Так пять нарядов тебе награда?
- А  если бы гранаты были?
- Шашку не затупил? – уже вся беседка покачивалась от громового смеха. Борис скромно пожал плечами и замолчал с оскорбленным видом.
- Вам смехуечки, а я за ваши животы страдаю. Диверсант уже подкоп сделал на полметра, еще немного и добрался бы до картошки. Что бы вы тогда ели? У него живой вес был килограммов 150. А аппетит его вы знаете!
Наконец смех утих.
- Ты расскажи, как на самом деле было, - попросил кто-то.
- Да я и говорю! Стою, жрать охота, курить нечего, тишина такая, что слышно как дневальный о тумбочку головой стучит. И вдруг ка-ак зашуршит,  я точно чуть в штаны не наделал. И потом звук такой: хр-р, хр-р. Ага, отвлекающий маневр! Я винтовку наизготовку, и тихонечко, перебежками на звук, сам, конечно, контролирую обстановку, как устав учит.  Смотрю, а там замполитова свинья, ну, вы ее все знаете, на крышу погреба залезла и рылом землю кидает. Я на нее: ш-ш, пошла вон, а она же, как хозяин, ноль внимания на рядового бойца. Ах, так, думаю, я ее лозой и огрел, а она хрюкнула и на меня! А мне что, бежать от нее, пост покидать? Я уж и так, и этак, а она набежит на меня и все норовит в ..гм.. садануть. Ну, я ее шашкой по голове и врезал!
- Я видел, хороший удар! Ты ей почти напрочь голову развалил. И когда только научился, – пограничник с нашивкой сержанта в петлице, лучший при рубке лозы, посмотрел на Бориса с уважением.
  - Правильно сделал! Только достанется тебе! – один из старых пограничников сочувствующе покачал головой.
- Слышь, Бориска, а если бы свинья была командирская, ты бы ее тоже?
- А у командира нет свиньи!
- А если б была?
- А свинья командира к часовому бы не полезла, она службу знала бы.
- И тем более достанется тебе.
- Да за что? Часовой – лицо неприкосновенное. Он же по уставу!  Мало что в темноте померещится! – кто-то из призыва Бориса возмущенно  обвел всех взглядом.
- А пять нарядов ему за что, за строевую подготовку дали, чо ли?
В курилке стало тихо.

- Садись, старшина, – командир заставы кивнул головой и сам уселся за стол. Он два дня был в отряде, и только час назад вернулся, – рассказывай, что на заставе новенького.
- Все нормально, товарищ командир, – старшина поудобней устроился на стуле, снял фуражку и положил ее на край стола, – на границе порядок, происшествий нет, личный состав занимается боевой и физической подготовкой.
- И как успехи? Особенно у молодых?
- Хорошо, ребята толковые. Повозиться, конечно, придется, но толк будет. Особенно один хорош.
- Уж не Пискунов ли?
- Так точно, пограничник из него получится.
- Видел я, как ты его на физподготовке гоняешь. Не сломаешь парня?
- Никак нет! – старшина встал со стула и выпрямился во весь свой немалый рост, он не любил, когда его действия подвергают сомнению. Даже если это был командир заставы, которого он искренне уважал.
 - И все-таки? Да ты садись, чего вскочил! Парень-то весь в синяках, и локти с коленками наружу торчат, все обмундирование в заплатах.
- Обмундирование выдам, – старшина вновь присел и упрямо набычился. – БУ*, конечно, но целое найду.
*БУ – бывшее в употреблении
- И за что ты его так?
- Понимаете, товарищ командир, - старшина смущенно погладил козырек фуражки, - он мне нравится. Вот и хочу я сделать из него настоящего пограничника.
- Ничего себе способ выражать любовь! Мордой в песок, – командир весело ухмыльнулся.
- Товарищ командир, я серьезно. У него характер такой, что за чужие спины прятаться не будет, все вперед лезет. Я ему другой раз чуть не в полную силу врежу, другой на его месте лежал бы и не рыпался, а этот все равно встает! Молодец!
- Да ты психолог, старшина! - командир встал. – Что ж, если ты не в полную силу, я ничего не имею против. Иди, учи любимчика. Кстати, за что его замполит не любит?
Старшина уже стоял. Проверил выверенным жестом, как одета фуражка, помолчал. Он был стихийный психолог, этот старшина, умел сопоставлять события и слова. Даже то, что командир первым вызвал его, а не замполита, ему говорило о многом.
- Товарищ замполит не прав. Разрешите идти, товарищ командир?
- Идите.

- Пап, а ты в штыковом бою, ну там, на Днепре, когда семь немцев убил, ты их штыком, да?
- Не помню, Юра. Я вообще ничего не помню, вот как сходились  вроде что-то есть в памяти, а дальше всё, туман один.
- Ну, папа!
- Да многому нас учили, – отец улыбнулся своим воспоминаниям, – вот послушай.

- Пограничник Пискунов, три шага вперед! – старшина чуть тряхнул рукой, и саперная лопатка на полштыка вошла в сухую, чуть покрытую песком каменистую почву.
- Есть! - Борис бодро шагнул вперед и снизу вверх уставился на старшину, тот был чуть не на голову выше его.
- Что это? – старшина кивнул на лопатку.
- Шанцевый инструмент, товарищ старшина!
- Правильно. И что этот инструмент может делать?
- Копать, товарищ старшина!
- А еще что?
- Еще копать, товарищ старшина! Особенно если хорошо поест, товарищ старшина!
В строю прошелестел негромкий смешок.
- А вот ты и неправ! Смотри! –  старшина выдернул лопатку из земли. – Крадутся по нашей земле диверсанты, трое, а ты один. Что будешь делать?
- Это почему же я один? Нас в наряд только по двое отправляют.
- Р-разговорчики! Ты один, а диверсантов трое! Ваши действия, товарищ пограничник?
- Ну, я двоих пропущу, а третьего на штык, а потом прикладом второго, как вы учили. А когда один останется, я его в плен возьму.
- Молодец, правильно мыслишь, – старшина одобрительно посмотрел на Бориса. – А вот представь себе, ты первому штык воткнул, а он возьми и застрянь в теле. Пока ты винтовку дергаешь, двое оставшихся на тебя, да оба с оружием?
- А он бегом, только его и видели! – хохотнул кто-то в строю.
- Р-разговорчики! – старшина свирепо осмотрел улыбающиеся лица и вновь обернулся к Борису. – Ну?
- Посмотрю, – Борис насупился, – но драпать не буду.
- Верно думаешь, но в бою смотреть некогда, – старшина взял лопатку в руки, – а теперь всем смотреть.
Старшина подошел к соломенным манекенам, стоящим перед строем, и встал чуть сбоку от них.
- Первого и второго диверсанта я пропускаю, а потом  делаю так! – он стремительно качнулся вперед, лопатка сверкнула начищенным железом и два манекена откинули соломенные головы, один вперед, другой назад.
- А теперь вот так! – и третий манекен уронил почти обрубленную ногу. – Ясно?
Глубокая тишина была ему ответом.
- На, повтори! – старшина протянул лопатку стоящему Борису. Тот повертел лопатку в руках, примеряясь, потом коротко взмахнул рукой:
- Это мы запросто! – он сделал шаг вперед и ударил манекен. Лопатка застряла в соломе и вырвалась у него из рук. – Черт!
В строю рассмеялись, кто-то ехидно бросил:
- Да, это тебе не свиней шашкой рубить!
- Р-разговорчики! – старшина сурово поджал губы. – Может, кто другой попробует? – строй замер. - Смотрите еще раз, повторяю для непонятливых!

- Товарищ старшина, мы и так все манекены порубили, скоро штопать будет нечего! – Борис ловко крутанул лопатку, уже неделю он не выпускал её из рук.
- Р-разговорчики! – старшина сурово свел брови. – Манекенов нет, говоришь? А ты меня попробуй!
- Вас? – Борис еще раз крутанул лопатку. – Не, товарищ старшина, зашибу!
- Да ну? Похвалялся тут один! Нападай!
На другой стороне площадки в тенечке у ружейного стола двое старослужащих чистили оружие:
- Смотри, Вань, сейчас потеха начнется!
- Да-а, достанется Борьке!
- Ничего, настоящим пограничником будет. А синяки фигня!
- Так что, всерьез бить? – Борис не хуже старшины вертел оружие, да-да, теперь это уже не шанцевый инструмент, а настоящее оружие.
- Ты приказ слышал? – старшина этак расслаблено потянулся. – Выполняй!
«Вот гад!»
- Ну, смотрите, - Борис чуть присел, - я за себя….
И не заканчивая фразы, зря он, что ли, в уличных драках считался самым опасным противником, бросился вперед. Лопатка сверкнула на солнце, летит прямо в голову старшине, так, кисть под небольшой угол, лопатка сама скользит вниз, по ногам его!
 Очнулся Борис от того, что кто-то тряс его за плечи.
- Живой, солдат? – лицо командира заставы на фоне высокого неба. Ну, дела! И откуда только взялся? А где старшина, неужто …? А чего тогда так голова болит? И вообще, почему Борис лежит? Вставать надо.
- Вроде бы, – голос его звучал неуверенно.
- Старшина, ты ведь его убить мог.
- Да кто же знал, что он хитрить будет? – старшина надвинул фуражку на лоб. – Ишь, какой скорый, я ж это не показывал еще.
- Ох, доиграешься, – командир развернулся и пошел к зданию заставы.
- Ну, чего рты раззявили? – старшина обвел строй сумрачным взглядом. – Равняйсь! Смирно! Пограничник Пискунов, встать в строй!
- Смотри, Вань, а Борька-то достал старшину, вишь, прихрамывает малость.
- Да ты чо? Верно. Ну, молодец, парняга! Первый раз за всю службу вижу, даже наш Павленко не доставал ни разу.
- Да, Павленко…, – оба старослужащих покачали головами. Пограничник из их призыва, один из лучших, он больше часа один удерживал банду контрабандистов в плавниках у реки, редким и точным огнем не давая им уйти. И не дождался своих всего каких-нибудь десять минут. Из шести бандитов троих записали на его счет.

- Пап, а как ты этим пальцем на гитаре играешь? Смотри, какой он у тебя толстый.
- Нормальный палец, вон как басовую зажимает, даже удобно.
- А что он такой широкий? – большой палец левой руки действительно шире остальных чуть ли не в два раза.
- Бандитская пуля, – отец помолчал, - точнее бандитский нож.
Он отложил гитару и закурил.
- Ладно, слушай.

- Ты чего ж молчал? А если руку отнимать придется, это же ЧП на весь отряд? – седой военврач с неудовольствием рассматривал разбинтованную кисть руки. Большой палец на ней так распух, что совершенно самостоятельно смотрел в сторону,  прижать его к ладони было невозможно.
- Так товарищ военврач, ранка была совсем небольшая, порез прямо, кожу распороло и все, – Борис убедительно прижал вторую руку к груди.
- Ничего себе, «порезал пальчик»! Да у тебя весь ноготь пополам распорот, до самой кости! – военврач взял в свои руки кисть. – А к тому же пора знать, эти бандиты ножи всякой дрянью мажут, всякой заразой! Нет, руку не руку, а палец я тебе отхвачу.
- Товарищ военврач, да это же мой лучший боец, ему за тех двоих благодарность объявили, еще три дня назад! – старшина навис над военврачом. – Нельзя ему палец обрезать!
- Три дня назад, говоришь?  А вы куда смотрели, товарищ старшина? – военврач повернулся к старшине. – Вот напишу на вас рапорт!
- Пишите, товарищ военврач! – старшина покаянно развел руками. – Только палец парню не отрезайте!
- Хорошо, попробую почистить. Только вы, старшина, сами его держать будете, чтоб не шевельнулся!
- Это мы с удовольствием. Можно я еще одного бойца возьму за ноги держать, шибко он у нас бойкий, как бы вас, того, в промежность не врезал. А ты, Бориска, потерпи малость, я тебе один наряд на кухню скощу, договорились?
- Спасибо, товарищ старшина! Я потерплю, но, может, вы два наряда скинете? Вдруг палец заразный?
- Р-разговорчики! – старшина прижал руку Бориса к столу, второй рукой обхватил его за плечи, подошедший боец сел Борису на ноги.
- Вот так всегда! Чуть этим молодым поблажку дашь, так они и наглеют! Ишь, два наряда ему скостить! Да я тебе за то, что какая-то пара контрабандистов тебе руку располосовала, три наряда вне очереди влеплю. Я вас зачем учу, чтобы каждая шваль вам руки резала? 
- А доктору можно? – Борису было очень страшно, шприц в руках врача был огромный, а иголка своей толщиной, казалось, превосходила трехгранный штык.
- Ну, что я говорил? – старшина повернулся к военврачу. – Режьте его, доктор, до самого языка режьте! И язык прихватите,  я вам за него отдельно благодарен буду. Только палец оставьте.
- А эти, которых он взял, двое были? – военврач взял в руки скальпель и еще раз протер его спиртом так, что у старшины непроизвольно зашевелились ноздри и заходил кадык.
- Двое, товарищ военврач, а он, как на грех, один был. Он второго на заставу отправил за подмогой. Матерые, гады, из белоказаков. Но он их хорошо взял, разве что попортил малость.
- Малость, говоришь? – военврач примерился и полоснул скальпелем по покрасневшей и раздувшейся коже на пальце. Брызги крови и гноя выплеснулись ему на грудь, но он этого даже не заметил. – Ничего себе малость, у одного голова на лоскуте кожи держалась, а второму я ногу даже обрабатывать не стал, срезало лучше этого скальпеля. Кто его только учил, это варварство какое-то.
- Виноват, товарищ военврач. – старшина крепче перехватил руку Бориса.
- А вообще мужики здоровые, как этот сопляк с ними справился? – военврач на секунду оторвал глаза от разреза на ладони и  с интересом уставился в лицо Бориса. Бледное, залитое потом лицо, но глаза смотрели перед собой уверенно и зло. Военврач ободряюще улыбнулся. – Держись, пограничник, дальше хуже будет. 
- Товарищ военврач, вы старшине скажите, что мне полгода нельзя на кухне работать, пусть все наряды скостит, – Борис очень старался, чтобы его голос звучал обыденно.
- Р-разговорчики! – капли пота пробили брови и нырнули в глаза старшины, их едкость словно разбавила властность такой любимой команды.
- А вы знаете, старшина, - военврач нажал на ладонь, и новые брызги крови  и гноя окропили его гимнастерку, - Я, пожалуй, не стану вырезать ему язык.  Да и палец оставлю.

- Добровольцы, три шага вперед! -  замполит шагнул назад, словно освобождая место.
Строй пограничников остался неподвижным. Потом в нем произошло какое-то движение, и перед строем на расстоянии трех чеканных строевых шагов встали две фигуры.
- Этот старшина и Пискунов, - замполит поморщился, - я так и знал.
 Он подошел к старшине.
- Встаньте в строй, – сухо произнес он, – вам было сказано, что вас это не касается.
Старшина сутуло качнулся и совсем не по-строевому шагнул обратно. Замполит обошел Бориса по большой дуге и обратился к строю:
- Нашей заставе выпала честь отправить на фронт двух добровольцев. Кто еще? – он подошел к правому флангу. – Пафнутьев, вы комсорг заставы!
Стоящий третьим на правом фланге шеренги красавец еще несколько секунд колебался, потом шагнул вперед.
- Молодец! – замполит отошел назад. – Мы отдаем фронту лучших бойцов, – На Бориса он старался не смотреть, -  которые не посрамят звание пограничников дальневосточных рубежей нашей Родины. Ура, товарищи!

А со своим бывшим старшиной Борис встретился уже после демобилизации, в шестьдесят первом. Тогда такое правило было, Герои должны были представляться по месту жительства первому лицу. Так Борис попал на прием к первому секретарю обкома Иркутской области. Пришел, посидел в приемной и пригласили его  в кабинет. Заходит и видит, сидит какой-то дядя, даже за столом видно, что здоровый такой. Борис, как положено офицеру запаса, строевым, чеканя шаг дошел до середины кабинета и докладывает:
- Товарищ первый секретарь обкома! Гвардии старший лейтенант прибыл в город Иркутск  для дальнейшего проживания.
И вот этот дядя встает из-за стола, встает, и никак встать не может. Наконец выпрямился так, что все свое широкое во всю стену окно плечами прикрыл, и тихо так, изумленно:
- Борька, ты, чо-ли?
Тут только до Бориса доперло. Фамилию он, конечно, знал, но, чтобы это был ЕГО старшина, это…! Да, изменился, да,  постарел малость, всё-таки двадцать лет прошло, но голос-то, голос-то его! Правда, интонация не та, какая-то изумленно счастливая. И по имени, главное, за всю службу ни разу как только бойцом или там по фамилии не называл, а тут по имени! Честно говоря, аж спазмы в горле! Борис подошел к нему и низко-низко поклонился, как отцу родному. За науку солдатскую.