***
Некоторые особенности мужской логики приводят к событиям, которые потом они же и прокручивают как фатальные катастрофы. Не могу утверждать, что в схожих обстоятельствах опрометчиво поступают все мужчины, но погибель случается сплошь и рядом.
Кому не случалось переживать очень сильное неуправляемое притяжение, называемое любовью, пожалейте кукловода. Пусть он расчетливо ловит чужое сияние глаз и применяет технику самомассажа, - прилипший к эпидермису скафандр биоробота годами, десятилетиями, а то и всю земную жизнь держит его пленником сенсорных суррогатов. Пусть он будет кидаться из страсти в страсть, из интриги в интригу, утаптывая в плоть энергии сгорающих желаний, - но и сосуд, в который заливают всё подряд, не промывая, начинает источать своеобразный мертвенно затхлый запах. В какой то момент, особенно после сорока, мужчина обнаруживает, что он не то что несчастен, а как то вот никому и самому себе не интересен. Вдруг на него накатывает неотвратимое ханжество, он начинает ненавидеть женщин, презирать индустрию злачных массовок, искать одиночество и автомат, который ему, впрочем, вполне заменяют игровые стрельбища в интернете. Кризис сорокалетнего возраста не вписывается ни в рамки национальных перепалок, ни в религиозные разночтения, ни в отходы политических событий. Образование и цацки гламурных рекомендаций тем более не в счёт,( читайте Минаева с зубочисткой на перехвате.)
Время - тоже пляшущий клоун, меняющий антураж по моде наступающих на пятки подрастающих поколений, с азартом чудит и рассыпает семечки слэнга, но ничего не изживает в системе эротических капканов и сексуальных ловушек. Каждый новый рядок одержимых демонами беспокойных инстинктов подхватывает старые грабли со свежими черенками. Какая разница, где они пасутся - в избах деревенских сводниц, на хиленьких парковых танцплощадках, между колоннами фундаметальных строений образца вторых и третьих пятилеток, или в мерцающих замысловатыми диодами современных клубах... Все истории в сущности банальны настолько, что чудится присутствие в них неких незримых одиозных существ, поколение за поколением высасывающих из человеческой массы невероятной силы разрушительную энергию безконтрольного секса. Все эти тузы, короли и валеты всех мастей и возрастов будто спровоцированы примитивным раскладом, в котором сколько угодно повторяемое имя дамы червей не приближается к настоящей природе чувств, а пасётся, как сказали бы знатоки дзэн, в запущенном и заросшем сорняками поле, где прорастают толкая и перебивая друг друга нижние чакры. Лишённая поэзии пустошь захлебывается голой матерщиной, колючки и жесткий дёрн царапают и саднят до крови, заросшие бурьяном колеи и ямы так и норовят свалить с ног, но - кочующие в этом поле не знают других дорог и не ведают, стОит ли им вообще куда-нибудь идти.
Одни и те же грабли бьют в одно и то же место - в пах - точно рассчитанным ударом, с той лишь разницей, что кто-то попадается, осенённый Набоковым, а кто-то - деревенской баней.
В России новые черенки насадили на старые инструменты в массовых мероприятих по сбору человеческой энергии в резервуары ГУЛАГа. Собранные вместе в скотские условия люди, в активном сексуальном возрасте лишённые прав на любовь и семью - только и могли уродоваться в своих мытарствах волей неодолимой силы. При первой малейшей возможности мужчины и женщины хватались друг за друга - на миг поймать наслаждение чувством, чтобы тут же расстаться - записав свою иллюзию счастья в бездонный греховный список духовных утрат. То, что полагали грехом, перестало быть исключением из правил, а вся мораль предыдущего века, изложенная в литературных скрижалях русского духа, постепенно покрывалась слоем ханжеских толкований, опошляющих всё, что взывало к любви и чести.
Получается, весь прошлый век среди садов, которым надо было цвесть мечтой о коммунизме, в стране насаждались Содомы и Гоморры, прививавшие на яблони и груши известные Торе пороки не иначе как на ближайшие столетия вперёд - ибо сказано, что поколения страдают и несут развратные печати до десятого колена.
Семья сатане ненавистна. Свободный вальяжный мужчина, не растраченный монстр сексуальной энергии, кочующий по стройкам коммунизма - был жизнестойким, презирающим вылепленного из партийной глины персонажа соцреализма героем женских вожделений. Его ждали, искали, им грезили, в него верили миллионы одиноких синичек, мечтающих о сильных надёжных и властных руках. Его обожали, ему писали письма десятками лет - из лагеря в лагерь, из стройки в стройку, из пункта А в пункт Б, аккуратно запечатывая вздохи и слёзки в конвертики, надписанные сакральным словом ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ. Адресат мог не отвечать, зачем, если всё что он мог, вместилось в одно мгновение, в одну секунду безответственного райского блаженства, выплеснутого протуберанцем женской отчаянной доли. Среди тысяч плакальщиц зоны если находилась одна, удерживающая на плаву свой семейный кораблик хотя бы пару-тройку лет, остальные начинали её ненавидеть до аллергических испепеляющих крапивниц, и всё одно семью разрушали.
Женщины умеют так интриговать и убеждать доверчивых мужчин в том, кто из них святые половинки, а кто прилипалы с печатью из ЗАГСа, что поневоле каждый прислужник своих гениталий склонен верить , что" с самой ветреной из женщин" получил телеграмму от Бога. Песни вообще - кладезь для внимательного псхоаналитика, озадаченного социальным прогнозом. Например, только что испечённая дурная скороговорка сообщает современным жертвам скоростных технологий, что
-Я на коне, и все эти мами хотят меня. Ответь мне, если не сейчас, то когда? Пойми, мы живем только от ночи до утра...
Болванчик, как теперь говорят, зажигает, и ему - ВЕРЯТ - обсыпанные топотом и воем трясущихся толп крохотные примятые беспризорные души. Таинства как не бывало - полудетские рты хватаются за вальяжные тексты и превращают их в этакие анти-молитвы, замещающие и "Отче Наш, " и "Харе Кришна", и Намаз, и даже Adon Olam. Дети придорожных обочин презирают любой религиозный плен, они не слышат ни угроз, ни смысла.
Так глобальная одержимость сексом и смертью носится над поколениями рождённых от случайных зачатий. Все искусства, все тончайшие откровения и обретения человеческого духа, все исполненные благородства мысли, все насыщенные чистой верой стремления и чувства - сметаются беззаботным беснованием тех, кто рождён с ущербными болями матери, оскорблённой сперматозоидом проходимцем.
Я не верю, что государство, придумавшее механизм замещений родительской любви просвещённой опёкой - способно принципиально изменить судьбу несчастных детей и - теперь уже - внуков ГУЛАГа. Дети, не получившие заботы от отца и милости от матери, чужие усилия воспринимают безблагодарно и безблагодатно - они не хотят продолжения рода. Безбашенные ротозеи массовых оргий в рабство к демонам секса идут добровольно. Идёт в наступление несусветное оборзение, против которого нет рецептов самозащиты...Юные пташки крылышки обжигают чуть не до смерти...заложенное в их природу чувство верности, которое оказывается ненужным, опошляется, исключается, забывается вообще и проходит как эпизод, который вызывает досаду и неприязнь к той, что наивно ждала беззаветной любви.
Тотальная сексуальная показуха мужского разврата создала невиданный по масштабам жупел порноиндустрии, наказывающий именно самые нежные и беззащитные лики природы, - детей на стадии зачатья. Уже много судеб я повидала - и с ужасом наблюдала, как незримые силы справедливости обрекали на гибель - где-нибудь, от чего-нибудь...и без снисхождения к званиям, заслугам, таланту и интеллекту исполняли свой беспощадный приговор.
Истории, одна другой трагичней - стучатся в мое сердце - но не с жаждой мести, а с одним единственным вопросом - зачем мы жили?...Я думаю о тех, кого знала лично, уже уловленных в беспросветные могилы и не вижу в их детях надежды...И никакие системы верований, никакие изученные конфессии, никакие модели страшных судов и чистилищ не помогают лично мне найти утешение в молитве...Но мне неизмеримо жаль - самого движения жизни, её ветерка, который слетает с каждым любящим взором - приласкать само мгновение и молча вобрать его очарование в потрясённую память.
***
Совсем недавно мой друг погиб при пересадке ему сердца - в 40 лет, семья его, которой он изменил, погибла пятью годами раньше, а мальчик от случайной связи, живущий с грузом нестерпимых психических и физиологических проблем, потому что мама от него отказалась - теперь совсем сирота...