Бедность не порок?

Мальц Эдуард Лазаревич
              БЕДНОСТЬ   –   НЕ   ПОРОК  ?                Э. Мальц
                рассказ
    
Лейтенант Коломбо, наконец,  завершил расследование и уже говорил убийце:
– Это вы убили.
Фильм заканчивался, и Элеонора Александровна с вожделением думала о том, что через несколько минут она сможет позволить себе прилечь и отдохнуть. Она была сильно простужена, ее знобило, температура была повышенной, и болело сердце. Но ложиться всерьез она боялась, считая, что  в ее семьдесят три года ложиться  и  болеть в постели рискованно, потом будет трудно встать; надо перемогаться, давая себе передышки лишь ненадолго.
Зазвонил телефон.  «Вряд ли это внук,– подумала она,–  он звонит обычно на мобильный. Наверно, это муж – сейчас полвосьмого, и, наверно, у него как раз сейчас перерыв в  занятиях со студентами-вечерниками». Она сняла трубку.
– Бабуля,– послышался почти плачущий и почему-то чуть шепелявящий голос внука,– бабуля, у меня страшные неприятности…
– Что случилось, Сереженька?– закричала она срывающимся голосом, почему ты так странно говоришь? Что с тобой случилось?
– Бабуля, только ты маме не сообщай.  Мне срочно нужны деньги, очень много денег. А говорю так, потому что у меня разбита губа и выбит зуб, и меня  полдня продержали в милиции, в КПЗ, а там очень холодно, и я простыл.
– Сереженька, родной, что случилось?
– Бабуля, я майору передам трубку, он все расскажет.
– Здравствуйте,– раздался в трубке жесткий баритон,– тут дело такое щекотливое, я бы не хотел, чтоб нас кто-нибудь случайно прослушал. Задиктуйте мне номер вашего мобильника, я перезвоню вам и все объясню.
– Я… Я не помню свой номер. Спросите у внука, он всегда помнит мой номер.
– Уже спрашивал. Не помнит. Забыл, наверно, с перепугу.
– Ну, возьмите его мобильник, там мой номер есть.
– Мобильник его далеко: все его вещи я у дежурного в отделении  забрал и сложил в багажник своей машины. Ладно. Жаль, конечно, но придется объясняться по городскому телефону. Ну, короче, его тут спровоцировали и втянули в драку. А потом при обыске еще и нашли кое-что, чего иметь не положено. Может, у него этого и не было, но все равно нашли. Вы же знаете, в нашей милиции, к сожалению, не все ангелы. А когда будут разбираться, это лет на шесть-семь может потянуть…
– Боже мой… Что делать?
– Ну, я, в общем, тоже не ангел, хотя и чуть получше их. Могу попытаться парня отмазать. Но это, как вы понимаете, потребует определенных денег: кому-то что-то надо дать, да и мне надо оплатить не только мой труд, но и тот риск, на который я ради вас  иду. Короче, надо сто двадцать пять тысяч. Внук ваш у меня в машине, я через полчаса могу привезти вам его домой, а вы приготовьте деньги.
– У меня дома нет такой суммы…
– Значит, привезти его к вам домой я  не смогу. Доставайте деньги. Дело надо провернуть сегодня. Через полтора часа – в девять вечера – моя смена заканчивается, и тогда я уже ничего не смогу для вас сделать. Так что считайте, в вашем распоряжении час, не больше. Куда вы пойдете за деньгами?– где мне вас встретить, чтоб скорее было и вам меньше бегать?
– Я сейчас в сберкассу, на Черной Речке. Если можно, подъезжайте туда.
– На Черной Речке? – А, знаю, там еще парикмахерская рядом –соседняя дверь. Ладно, Но тогда поторопитесь: сберкассы закрываются в восемь. Я подъеду  и припаркуюсь недалеко от сберкассы. Ваш внук будет в моей машине.
Элеонора Александровна,  быстро обувшись, сунула в сумочку  сберкнижку с паспортом, квартирные ключи, мобильник и выскочила на лестничную площадку. «Боже мой, ведь денег на сберкнижке может не хватить»,– подумала она и дрожащей рукой нажала кнопку звонка соседней квартиры.
–Оля, ради всего святого, выручите,– заикаясь, проговорила она, когда ей открыли дверь,– мне срочно нужны деньги…
Ольга Николаевна кивнула головой, молча повернулась и ушла в комнату. Через полминуты она вернулась в переднюю и протянула пачку купюр.
– Тут двадцать две тысячи. У меня сейчас больше нет. Завтра, если нужно, достану еще.
–Спасибо, милая,– прошептала Элеонора Александровна и торопливо начала спускаться по лестнице.
На улице было холодно, еще не успел растаять недавно выпавший осенний снег. «Пальто забыла надеть,– подумала она.– Да ладно, возвращаться некогда – надо успеть в сберкассу до закрытия, надо спасти Сережку». До сберкассы всего одна остановка, но, как назло, ни трамвая, ни автобуса не было видно. Она попыталась «голоснуть» проезжавшим мимо машинам, но те, как будто шарахаясь от нее, круто от нее отворачивали и, не останавливаясь, ехали дальше. «Видят растрепанную бабу без пальто, принимают за пьяную»,– сообразила она и, как могла, побежала к сберкассе. Сердце болело невыносимо, казалось, оно вот-вот лопнет, воздуха не хватало…      « Наверно, свалюсь с разрывом сердца, наверно, это конец,– думала она.– Господи, да пусть конец. Только бы не сейчас. Только бы успеть выручить Сереженьку…».
 Она подбежала к сберкассе. Дверь была уже заперта, и, почти теряя сознание, она начала стучать в эту дверь. Наконец, за стеклом показалась сотрудница. Она хотела что-то сказать, но, посмотрев на Элеонору Александровну, тихо спросила:
– Что с вами?
– Ради Бога… Спасите… Мне срочно нужны, мне необходимы деньги… Умоляю вас, не закрывайте сберкассу, позвольте снять со сберкнижки…
Девушка еще раз окинула взглядом Элеонору Александровну, сокрушенно покачала головой и, сделав шаг назад, сказала:
–Заходите.

                *
                *               *
…Черная «Тойота» подъехала и припарковалась напротив сберкассы в тени дерева. В машине сидели двое. Тот, что был за рулем, повернулся к своему соседу и сказал:
– Да, техника– вещь хорошая. Раньше, бывало, позвонишь по телефону: «мамаша, тут ваш сыночек в неприятности попал»,– а мамаша, не будь дура, звонит по мобильнику этому сыночку и, выяснив, что с ним все в порядке, посылает нас к сучьей матери. А теперь предварительно прослушиваем несколько телефонных разговоров, имитируем компьютером тембр и интонации  «ребенка» – и никаких проблем: она слышала его – понимаешь, его собственный голос, – и мысль о проверке ей даже в голову не приходит.
–  Ну, пока еще техника оставляет желать лучшего, – ответил второй, – в частности, сегодня мне пришлось выкручиваться, что, дескать, губа разбита, зуб выбит, в КПЗ простыл. А  знаешь, мне этих мамаш и бабушек временами бывает даже как-то жалко.  Ведь  у некоторых эти деньги чуть ли не последние, да и сколько они переживают за своих. А потом, когда прибегают, получают винной бутылкой по башке, а денежки – тю-тю… Жалко их…
–Жалко? Жалко у пчелки – знаешь, где? Тебе ведь бабки нужны? И мне тоже нужны.  А чтоб тебя меньше совесть мучила, я популярно объясню тебе, что виноват-то перед ними отнюдь не ты один. Попробуй такой фокус провернуть в любой цивилизованной стране, в Германии, например. Ты позвонишь по телефону, а тебя обхохочут жидким смехом: чтоб тамошний полицай кого-то из граждан спровоцировал? Или чтоб другой полицай кого-то стал отмазывать? Да там быть такого не может! Да и у нас  лет пятьдесят тому назад такого быть  тоже не могло бы. А вот теперь– может.  И поэтому теперь – верят сразу. С готовностью. С первого слова.  Вон, кстати, смотри, видишь, тетка к сберкассе бегом чешет? И даже без пальто. Наверно, это и есть наша клиентка.  Значит, даже тени сомнения не возникло! И потом, замечу – уж поверь мне, бывшему менту– в любой нормальной стране нас бы  давно отловили.  Легко и непринужденно! – Ведь мы же всем им по телефону звоним, место встречи назначаем.  Что, думаешь, у правоохранительных органов техники нет, чтоб засечь? – Да просто сегодняшним стражам порядка накласть на все. С высокого дерева! Так что мы с тобой в этом не очень-то и виноваты. Мы, так сказать, крайние… Ага, в сберкассу ее впустили, хоть и опоздала. Пожалели, значит. – Ну, а ты, жалостливый, что молчишь? Говоришь, последние деньги отнимаем? А когда государство своими фокусами у них все накопления отняло и посадило их на пенсию, такую вшивую, что ее и на лекарства подчас не хватает – это тебе как? Государству, значит можно, а нам нельзя? Вспомни, как тебя в школе учили: государство – это мы! Да нашему государству вообще плевать бывает на все законы. У нас же демократия, свободный рынок. Поэтому около станций метро на глазах у ментов продают липовые дипломы, а в официальных магазинах можно запросто купить антирадар, чтоб скорость превышать можно было, и антиполицай – таблетки, чтоб в пьяном виде ездить можно было. Ладно, дальше воспитывать тебя  я потом буду, а сейчас за дело: вон наша клиентка из сберкассы вышла. Чего же она сюда не идет? Окликнуть ее, что ли?
– Хрен ее знает, может, машину не видит? Мы же в тени  дерева стоим… Э, что она делает? С ума, что ли сошла? – Ну, какой нормальный человек станет пересчитывать крупные суммы денег, стоя прямо на улице? Ведь любой прохожий может из рук вырвать, и будь здоров. Это же наши деньги! Наши! Не, если ее сейчас кто-нибудь тронет, я вмешаюсь: убью гада – наши деньги  хапать!
– Ха, вот ты меня, вроде, немножко послушал и сразу поумнел: понял, все-таки, что эти деньги  – наши. Подожди, а это еще что за фишки? – Достала мобильник и звонит куда-то… Эх, жаль, мне не удалось номер ее мобильника узнать: мы бы его сейчас заблокировали бы – и никаких проблем…

                *   
                *                *
Элеонора Александровна, шатаясь, вышла из сберкассы. Дверь за ней закрылась, и громко щелкнула задвижка. В висках стучало, мысли путались, и она даже никак не могла сообразить, сколько же у нее есть денег. Она прислонилась к стенке и начала пересчитывать купюры. Сто четырнадцать тысяч. Не хватает еще одиннадцати. Где их взять? Она беспомощно оглянулась по сторонам: машины, в которой должны были привезти Сережу, видно не было. Только метрах в пятидесяти стоял в тени какой-то автомобиль, но идти к нему она уже не решилась: ноги ее дрожали, колени подгибались, и она запросто могла просто упасть по дороге. «Если это они, то они, наверно,  подойдут, и тогда я буду умолять их поверить мне в долг до завтра,– думала она.– Хотя вряд ли чужие люди согласятся поверить в долг… Сережка просил не говорить матери, но у меня нет другого выхода». И она достала из сумочки мобильник.
– Доченька, у нас беда… Сережка… Он мне звонил… Его задержала милиция. Срочно нужны деньги, а у меня не хватает одиннадцати тысяч.
– Мамуля, что ты такое говоришь? Я как раз только что разговаривала с Сережкой по мобильнику. Он в Автове, на дне рождения у приятеля.
– Как у приятеля? –  но он же сам мне звонил, я слышала именно его голос! А сейчас я стою около сберкассы , я сняла все, что было, они вот-вот должны подъехать, а мне не хватает одиннадцати тысяч.
– Мамуля, тебя просто «развели». И не Сережкин голос ты слышала: ты просто не знаешь возможности сегодняшней техники. Не оставайся на улице  ни минуты, немедленно войди в парикмахерскую, что рядом. Слышишь, немедленно! Мы с мужем сейчас за тобой приедем. И даже не думай до нашего приезда на улицу выходить! Слышишь? Ни в коем случае! А Сережке можешь позвонить на мобильник. Или я сама позвоню ему, чтоб он тебе перезвонил.
Держась за стенки, Элеонора Александровна вошла в парикмахерскую.
– Садитесь ко мне, я вас обслужу,– приветливо предложила мастер.
– Спасибо. Меня уже обслужили.  Ой, как хорошо обслужили…
К  парикмахерской подъехал малиновый автомобиль и остановился прямо на пешеходной дорожке около входной двери.  Из машины выскочила женщина, вбежала в парикмахерскую и через минуту вышла оттуда, поддерживая под руку Элеонору Александровну. Автомобиль отъехал, и почти одновременно с ним тронулась с места и куда-то уехала стоявшая неподалеку черная «Тойота».

                *
                *                *
На следующий день Элеонора Александровна добралась до сберкассы чтобы восстановить снятый накануне вклад. Деньги принимала та же девушка, которая работала в предыдущий вечер.
– Спасибо вам, милая,– сказала Элеонора Александровна,– если бы вы вчера надо мной не сжалились бы, я не знаю, что бы со мной было.
– Ну, у вас был такой вид… Но сейчас все в порядке? – спросила девушка.
– Да, слава Богу. Меня вчера «развели».
– Я вчера заподозрила что-то в этом роде. Но что я могла сделать? Нам же категорически запрещено интересоваться, зачем клиент берет деньги, и давать какие-либо советы. Вы отдали им деньги, или все обошлось?
– Не успела отдать. Мне не хватило одиннадцати тысяч до требовавшейся суммы. И поэтому не успела отдать.
– Я всегда говорила, что бедность – не порок,– улыбнулась девушка, заканчивая оформление вклада.

                *
                *                *
Реакция наступила через сутки. Жестокий стресс и чрезмерное напряжение не прошли даром, и Элеонору Александровну в тяжелом состоянии везла в больницу «Скорая помощь». В промежутках между накатывающимися приступами дурноты Элеонора Александровна вновь и вновь вспоминала слова девушки в сберкассе. Для нее – для Элеоноры Александровны – эта фраза оказалась более, чем справедливой: ведь именно нехватка денег спасла ее от травмы, а может быть, и от смерти, если бы бандиты плохо рассчитали  силу удара. Да, бедность, может быть,  – не порок… для одного человека. – А вот как насчет бедности, той материальной, да и моральной бедности государства, у которого не хватает средств, чтоб надежно защитить своих граждан от мошенников и бандитов, не хватает средств на то, чтобы вообще обеспечить своим гражданам, всю жизнь «вкалывавшим» на благо государства, мало-мальски благополучную старость?  На это, видите ли, финансирований не хватает. Зато их вполне хватает – вплоть до покупки за государственный счет дорогих личных автомобилей – на обеспечение потребностей своры потребителей, именовавшихся в предыдущую эпоху «слугами народа». Конечно, настоящий демократ должен усиленно заботиться о своих слугах. А вот как эти слуги заботятся о нем, видно по тому, как он живет. – Так вот, как  насчет этой  вот «бедности»? Она – что, тоже не порок??
Ее привезли в больницу.  Когда ей  оказали первую помощь, она, уже почувствовав себя значительно лучше, заснула. И ей приснился лейтенант Коломбо, который говорил: «Смотрите мои фильмы, и вы по-настоящему отдохнете, отдохнете душой, потому что у меня преступники на свободе долго не гуляют,  у меня все и всегда заканчивается справедливо. Все и всегда».

                Октябрь 2010 г.