Долгих пятнадцать минут баба Шура смотрела в холодильник. Она не могла решить, что хочет съесть: котлету с макаронами или котлету с борщом. Желудок ее урчал, как мотор старой легковушки, а на носу образовался миниатюрный айсберг от холода, который источала морозилка.
"Какая, однако, не простая задача", - думала баба Шура - в далеком прошлом одна из лучших портовых проституток Одессы, то есть человек, не привыкший решать простые задачи легким путём. Она согнулась в три погибели и внезапно громко вывела руладу треснувших рейтуз или, как она говорила, симфонию одинокого гороха. Звук был настолько зычным, что зеркало в прихожей задрожало и, покосившись, съехало на несколько сантиметров вниз.
- Этакая оказия! - возмутилась баба Шура и издала повторный выхлоп. - Иисусе, да что же это происходит! Никак 43 год снова на дворе! - И, только она успела договорить это, как задний проход ее разразился третьим залпом. В чем заключалась причина столь внезапного и мощного метеоризма, она не знала, но отказывать себе в удовольствии вкусно пообедать не собиралась, поэтому продолжила изучать ассортимент холодильника.
Тем часом в ее толстом кишечнике ползал недовольный гельминт Фридрих, о существовании которого она и не подозревала. Он схватил зубами кусок какашки и начал молотить ним по оболочке кишки.
- Чо, дура косожопая, совсем оглохла?! - крикнул Фридрих. - Я сказал, котлету давай, корова! Я требую макароны с котлетой! Ты меня слышала?! ЭЙ! Глухомань!
- Сьем-ка я борщика, - пробубнила себе под нос баба Шура, - макароны, знамо дело, тяжелы для желудка, а вот борщик - самое оно.
- Какой борщик?! Я тебе сейчас в ****у засуну твой борщик! А ну макароны гони, шмара сисястая! Во шалава! Совсем на старости лет отупела?
- Люблю я хороший боршец, - продолжала рассуждать баба Шура, - а если еще и с майонезиком, то вообще меня от тарелки не оторвать!
- И кто ты после этого? - сказал Фридрих. - Точно, что не человек. - Он передвинул какашку на другой бок и принялся молотить туда. - Макароны! Макароны! Макароны!
- Да, борщец - это то, что доктор прописал! - заключила баба Шура и, достав кастрюлю, захлопнула дверцу холодильника. Фридрих был крайне разочарован. "Какой борщец? - думал он. - Разве от борща получаются такие звучные и ароматные газы? Нет. Такой парфюм может дать только отменная порция макарончиков, да и какашки из них куда увесистей получаются. Разве я не прав, старая ты калоша? Ни *** ты в еде не понимаешь! Ничего. Я научу тебя, как правильно питаться! Ты у меня еще споешь сонату обосранного унитаза!"
Пока баба Шура разогревала в сковородке борщ и одну дохлую котлету, червяк Фридрих активно работал мышцами. Он выполз из анального отверстия хозяйки и, продырявив доисторические панталоны бабы Шуры, устроился на левой ягодице.
- Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой, - затянула она старческим дрожащим голосом, - выходила на берег Катюша, на высокий берег на крутой!
- Катюша? - проскрипел Фридрих. - Хуюша! А ну, сука, макароны давай! Макароны, пидараска!
И укусил бабу Шуру за зад.
- АААААА!!! - вскрикнула та. - Кто это? Гриша, это ты? - Гриша, ее постоянный клиент, любил проделывать такие фортеля с ее задницей, но, разумеется, его тут не было и быть не могло. Так кто же тогда это сделал? - АААААА!!! - снова прокричала баба Шура.
- Если через пять минут я не увижу в твоем желудке свежепомолотые изделия из теста, я откушу тебе жопу на ***! - запищал что было сил червяк Фридрих.
Внезапно баба Шура замерла, словно к чему-то прислушиваясь.
- Ох, что-то мне совсем расхотелось есть этот борщ, - выдохнула с сожалением старушка и вылила содержимое сковородки обратно в кастрюлю. - И в самом деле, чего это мне взбрендило есть борщ, когда у меня есть чудесные макарончики! Они-то куда вкуснее, а, главное, сытнее. Да уж.
Старушка пошла обратно к холодильнику и уже через мгновенье на столе стояла сковородка, полная душистых белых макаронин. К потолку поднимался пар и, вдохнув его, баба Шура неожиданно поняла, что это самая лучшая пища в мире. Она преступила к трапезе.
- Вот теперь другое дело, - сказала гельминт Фридрих, ретируясь в анус старухи.