Дождь. Тот холодный и колючий дождь, который льёт как из ведра всегда, как только твоё эмоциональное состояние опускается до отметки: пошли все в жопу. Он поливал весь город романтической скукой и мокрым холодом. Небо чёрным пятном расстилалось над головами людей. Посмотришь туда и ничего не видно, кроме частых капель дождя и темноты, на момент даже пугающей.
Эх, как же давно этот город не видел столь сильного дождя. Одна лишь суетная духота и солнцепёк, от которого не спрячешься даже за самым высоким небоскрёбом. Но сегодня нет. Сегодня кто-то сверху решил порадовать людей сотнями литров мокрой, черной, порой кажущейся слизкой воды, прямиком падающей к нам с неба.
Ни газетой, ни курткой я спастись не смог от этого безумного дождя - белая бумага Нью-Йорк таймс превратилась во влажно-серую, жакет в куски мокрых тряпок. Можно было выжимать из него воду и отправлять в Африку нуждающимся. Тем, кому нужна пресная вода. Хотя, наверно, это моя очередная глупость, потому что я и сам не уверен, что дождевую воду можно пить.
Вообще-то я часто говорю глупости и часто получаю за это по роже. Откровенно говоря, меня часто били за мои слова, при том, как мужчины, так и женщины. Однажды дамочка с именем, которого я к счастью уже не помню, врезала мне прямиком в нос, только за что, я отмочил не большой комплимент в её сторону. Я всегда говорю то, что думаю и не считаю это моим минусом, я вообще стараюсь за собой этого не замечать. Хотя иногда стоя над раковиной какого-нибудь ресторана и смывая с себя свою же кровь, само собой получается.
И знаете, я ведь ни капли не жалею, что я вот такой. Да, я врун, а если я говорю правду то, она всегда самая настоящая правда и самая честная, что многим впрочем, и не нравится. Да, я много издевательски шучу и шутливо издеваюсь, но я говорю и делаю то, что я думаю и хочу. И мне от этого не легче и не сложнее, даже если загибаюсь от боли в паху после очередного пинка какой-нибудь невростенички.
Только не подумайте, что я ещё один чёртов мазохист. Нет, такого я за собой пока не замечал. Мне конечно же больно и мне это конечно не нравится, просто я отношусь к этому проще. Проще чем вы.
Когда идёшь по улице без зонта в такой дождь, прямо и не знаешь, какого хрена ты вышел из дома. Наслаждаться дождём можно, держа в руке зонт, будучи под кайфом и без одежды (прям в чем мать родила), и, пожалуй, наблюдая со стороны за этим зрелищем. Во всех остальных случаях ты нахрен замёрзнешь, полностью промокнешь и возненавидишь весь мир.
Быть может вы подумали, что его уже возненавидел. Но нет, я ненавижу не весь мир, лишь большую часть его. И этот дождь, его-то я точно уже успел возненавидеть. Знаете, в это время года и при таком великолепном настроении я всегда завязываю шарф на шее потуже. Так, чтобы дерьмо не вырывалось наружу. На проходящих мимо людей. А сейчас этот чёртов дождь промочил мой шарф, мне пришлось его снять. Знаете, дерьмо давит изнутри. Попадись мне сейчас на пути какой-нибудь страховщик, точно бы полил его многослойным бруклинским матом, а когда бы успокоился, избил бы его до смерти. Откуда у меня столько жестокости? Видите ли с верху на меня уже около часа падают крупные, как яйцо молодой индейки, капли дождя. Я окончательно промок, даже резинка от трусов влажная, и мне жутко холодно. Лучше бы Африку полили.
Эх, почему же вокруг ни одного страховщика. На худой конец, ни одной зануды, который бы заметил, что я тащу свой мокрый тяжелый шарф по земле и сообщил бы мне об этом. Почему? Как назло, когда я хочу врезать кому-нибудь или самому получить по роже, вокруг нет ни одного хулигана. Почему никто не подходит ко мне с тупыми предложениями, не подходит ни один религиозный фанатик с проповедью или какая-нибудь старая наглая до противности бабулька? Сейчас все они сидят по своим маленьким квартиркам, с чистыми полами и полками без единой пылинки, в полном порядке.
Я бабулек не люблю, так же как и кофе старбакс. Они отдают горечью. Хотя иногда понимаю, что не они виноваты, что постарели и превратились в злобных гарпий. Просто снова кто-то сверху облажался.
Все эти наипротивнейшие бабушки начисто убирают комнату. Каждый божий день полируют столы, стекла и книжные полки, выкидывают мусор, как только он у них появится, пылесосят ковры своими старыми громкими пылесосами, так что звук от них слышен жителям тремя этажами выше. Я именно такой бедный житель, который слышит эти ужасные звуки - подо мной живет одна старая бабулька. Это такая вроде бы милая и добрая женщина, на самом деле дьявол во плоти. Я давно уже знаю, какая внутри неё живет сволочная душонка. Хотя наверно мне следовало бы с ней подружиться, ввиду того, что мы очень этим похожи, но я бы никогда сознательно этого бы не сделал. Из-за её пылесоса пожалуй.
Мимо меня проезжают автомобили с людьми, которые пока не сильно ощутили на себе этот великолепный дождь. Как же я им завидую. Завидую до такой степени, что могу подойти к одной из этих машин, открыть ручку, дать по голове водителю чем-нибудь тяжёлым и уехать в его тёплой машине куда-нибудь в ещё более теплое место. Жаль, что не смогу так сделать - лишние проблемы с полицией сейчас не нужны. Дело в том, что моя тачка стоит на парковке полицейского участка. Совсем одна, без своего хозяина в такую погоду и мне очень жаль, что я сейчас не сижу в её кресле и не кручу её руль. Пока денег критически не хватает, чтобы расплатиться за все долги и оплатить этот несчастный штраф. Приходится сводить концы с концами и ходить пешком.
Я ещё раньше заметил, как на горизонте метров в пятидесяти от меня из-за поворота вышли двое молодых, похоже ещё одна парочка влюбленных, разгуливающих под дождём. Они были такие милые, прям такие милые, что хотелось врезать им обоим, честное слово. Но женщин я не бью, кроме бабулек, хотя вообще они отдельный человеческий вид. Так вот эта парочка, они очень не красиво целовались. Так пошло я целуюсь только после пары бутылок бренди с девушками лёгкого поведения. А они делают это прямо на улице и в трезвом уме, на глазах других людей и в дождь, чёрт возьми. Как можно целоваться в такой дождь? Это глупо.
В свои двадцать я многое себе позволял, но не настолько. И девочек щупал, и лез к ним, но так точно не целовался. Я обронил на этих двух всего лишь один взгляд и меня чуть не вырвало. Прямо на клумбу с цветами, которые свернулись от влаги, холода и стыда за этих двух.
Я подошёл поближе к влюбленным почтиэксбеционистам и начал небольшой разговор:
- Эй, может, не будете заниматься этим здесь??
- Что? – отвлёкшись от своей девицы, промямлил парень – Какого чёрта тебе нужно, старик?
И совсем я не старик. В мои тридцать два называть меня стариком? По-моему мой возраст полностью соответствует моему внешнему виду, а выгляжу я совсем не плохо. Не скажу, конечно, что красавчик, но нравлюсь я почти всем девушкам и молодым, и старым. А тут какой-то школьник, по голосу которого я понял, что ему вряд ли и восемнадцать есть, называет меня стариком. Да, как он мог.
- Назовёшь меня ещё раз стариком - получишь по своей слащавой роже, красавчик. Усёк? – я пронзительно взглянул в его наглые глазёнки – Я могу повторить: какого чёрта вы позволяете себе так развратно целоваться на улице?
- Что? Развратно? – удивлённым, но все ещё наглым, голосом произнёс тот – По-моему, это наше личное дело, как и где, целоваться.
Я его совсем не виню, сам целовался у всех на глазах, да и целуюсь, если, по правде сказать. Я не виню их, этих двух по виду приличных молодых людей. Девушка, кстати, была чертовски хороша собой. Сам бы такую расцеловал. Так что парня этого прекрасно понимаю, но они просто зря оказались в этом месте, зря попались мне на глаза. Уж очень у меня плохое настроение – так бы и побил кого-нибудь.
- Знаешь, я бы и сам такую девицу целовал во все места, раз уж на то пошло, но только не так развратно. Ты её позоришь же – на самом деле, я лишь создавал повод хорошенько поссориться с ними
Парня серьёзно задели мои слова. В свои годы он был уже на голову выше меня и смотрел сверху вниз. Я честно даже подумал, что мне вот-вот прилетит от него. Чего я в общем-то и ждал, но ладошки почему-то все равно стали влажными.
- Пошёл к чёрту, старик! – глядя мне прямо в глаза, сказал он
Они развернулись и поспешно стали уходить от меня. А я как стоял на месте, так и стою. Зачем за ними бежать, я хотел всего лишь разыграть небольшой спектакль, надеясь, что этот парень мне врежет. Ну, или я ему. Мне надо было всего лишь взбодриться, получить в глаз и взбодриться. Но мне, правда, не понравился их поцелуй. Какого чёрта, я должен видеть, как сплетаются воедино их языки и слюни?
Дождь и не собирался заканчиваться. Назло мне, специально для меня. И я не собираюсь говорить спасибо, меня это раздражает. К тому же я вспомнил, что не закрыл сегодня за собой дверь. Теперь ко мне обязательно нагрянет бабушка, которая живёт пару этажами выше, заберётся в мою квартиру, будет там хозяйничать, а потом скажет, что всего лишь решила охранять квартиру, чтобы воры не забрались и подобный тому бред. Сама на самом деле будет смотреть моё кабельное телевидение, за которое мне кстати нужно отдать долг, будет кормить моих рыбок, чистка аквариум которых требует кучу денег, выпивать, не дай бог, мои виски. И с милой физиономией и чистой душой скажет: вот ваша квартира в целости и сохранности, подмигнув напоследок.
Надо торопиться, осталось пройти пару кварталов, чтобы дойти до моего дома и успеть к вечерним новостям. Вот, шуму то будет насчёт этого дождя. На всех городских каналах, наверно, покажут подтопленные улицы и бедных промокших людей. Потом какой-нибудь метеоролог, вроде Лари Гранта, объявит, что это самые продолжительное и самое свирепое выпадение осадков со времен гражданской войны. Покажут каких-нибудь синигальских туристов в жёлтых дождевиках с фотоаппаратами, не работающими из-за проникновения в них воды, но которые искренне радуются этому дождю, скачут от радости и захлебываются водой, лежа в тёмных лужах. Определенно, надо успеть посмотреть это. Тем более я очень хочу есть, меня аж выворачивает наружу от голода.
Где-то совсем рядом сквозь шум дождя послышался звук полицейских сирен. Он прорезался сквозь стены воды, падающей с неба, и проникал прямиком в мое сознание. И я начал осознавать, чем это грозит.
Прятаться не хочу, я весь мокрый – залягу где-нибудь под кустом и выпачкаюсь весь в земле. Буду сохранять спокойствие, у меня же есть право гулять по улицам этого города. Это право никто не отменял вроде бы.
Машина, выкрашенная в бело-синии цвета, выехала из-за угла. На крыше её стояла продолговатая серена, которая излучала синий и красный цвет. Было довольно красиво: дождь и этот свет, каждую секунду меняющий цвет. Было довольно атмосферно, несмотря даже на мои руки, которые лихорадочно дрожали.
Я остановился, медленно повернулся своей здоровой задницей к полицейской машине и ждал, когда она проедет дальше по этой чертовой улице, которая находится совсем рядом с моим домом.
Но чуда не случилось. Машина круто завернула передо мной, как в стареньких фильмах о полицейских и бандитах – отжать ручник и крутануть резко руль. Встали прямо передо мной, бежать было некуда, да я и не пытался. Я стоял посередине тротуара как вкопанный, ноги мои будто ватные, просто не хотели идти. Сирена все ещё ревела, двигатель бело-синей машины ещё был включен, сзади из трубы вырывались клубы выхлопов, но тут, же прибивались к земле под слоем дождя.
Двое молодых полицейских пулей вылетели из автомобиля, держа в руке пистолеты девятого калибра. Но стрелять им не хотелось: они, же молодые и, наверно, только поступили на службу, убийство преступника для них было бы прямым сокращением по службе, хоть они исправно и выполнили свой гражданский долг.
- Руки за голову – сказал один из них, на его лице показалась паника, где-то рядом с его тоненькими усиками, которые носят только маменькины сынки
Он подбежал ко мне, видимо решив, что лучше он сам положит мои руки мне за голову. Но эта падла пнула мне под колена, и меня покосил так, что я тяжело шмякнулся на асфальт. Эти два бездарных обнаглевших полицейских скрутили меня всего, одели мне тесные наручники и ещё пнули прям в печень. Возможно, даже и не специально.
Они посадили меня в свою машину. У этих полицейских было очень душно, кондиционер видимо работал плохо, и влажный воздух с улицы попадал к ним в тачку. Я начинал задыхаться, а они всё трендели, что у меня есть право хранить молчание и ещё что-то про суд.
Чёрт, мне даже не было стыдно, что я убил эту дрянную девку, буквально искромсав её на мелкие части. Она была ужасна, материлась, пила и у неё был пирсинг на носу. Маленькая такая серёжечка, которая все время меня раздражала, и которую я с удовольствием вырвал из её носа, уже после того, как она отключилась. Мне не стыдно, представляете? Она изменила мне, она пила и материлась. Я точно знал, что в такую погоду она пойдёт к этому уроду заниматься своим любимым делом, и я настиг её раньше, чем тот поцеловал её в носик. Которого больше нет.