ВПЕРЕД, К ЗАЙСАНУ!
Посольский фарватер
Экспедиция Урезова вышла в свой поход поутру, сразу же по отдании приказа Лихарёвым. Не было помпы, коей ранее сопровождался любой поход вверх по Иртышу. Только и было, что Лихарёв в предрассветном сумраке пожал руки офицерам и напутствовал: «Плывите, ребята, а я вскорости за вами в Ямышевку, там встретимся. Вперед, к Зайсану!».
С тем и отчалили. Пока шли по сибирскому участку русла, особых тягот в походе не испытывали. Урезов вел свой «флот» уверенной рукой, сверяясь с записями посла Спафария. Сии многократно скопированные записи, хранившиеся в приказной избе уже более полвека, еще не устарели. Писцы охотно выдали свитки Урезову, дабы освободить место в сундуках.
Было весьма занимательно читать слегка пожухшие пергаменты. Сдержанный от естества своего, капитан Урезов немало дивился про себя зоркости, дотошности и скрупулёзности посла, который одним из первых проложил путь в Китай напрямую через джунгарские препоны. Каждое поселение, хоть бы и в одну избу, Спафарий добросовестно занес на пергамент, с обозначением расстояния.
В путевых заметках Спафария чертежей не было, только перечни поворотов, стариц, притоков и проток, омутов и перекатов, поселений и расстояний. Зато имелись начертания в ремезовских бумагах. Семён Ремезов-младший предоставил Лихарёву и Урезову списки с отцовских и дедовских дневников и с жаром давал по ним свои пояснения.
— Мы все будем рады, — сказал при этом, — если труды наши послужат государеву делу. — Больше века тщились поколения Меньших-Ремезовых служить со всем старанием на пользу Отечества.
По совету того же Семёна в экспедицию взяли солидный запас тонко драной берёсты, по которой царапали стилом, макнувши его в чернила. Чернила для письма и черчения делали по старинному способу — соскребали с якорей ржавчину и варили в квасе. Другой раз на привалах добывали ольховых орешков, из коих чернила выходили не хуже.
«От работы не лытаем, сами себе дело пытаем», — не раз думалось капитану Урезову. И то ведь! Народу Лихарёв дал до обидного мало, а урок задал большой. Попробуй не управься — насидишься под арестом.
Особенно ценными из ремезовского наследия оказались «хорографические» рисунки — изображения рельефа. Урезову оставалось лишь наносить значки на ремезовскую «хорографию». Выходила подробная лоция для судоходства. Судя по наблюдениям, неизменными остались пейзажи и русло. Урезов так и процитировал в своем походном дневнике: «По правую и по левую сторону реки Иртышу лес сосняк, и березняк, и тальник. А река Иртыш зело мощно течёт, в ширину сажень по 500, а в глубину сажен по полторы-две и боле. Есть и омуты саженей по 10-15 под крутыми обрывами и на поворотах после них».
В Ямышевскую крепость прибыли через месяц-второй. Выяснилось, что генерал-майор Лихарёв уже побывал здесь, оставил для Урезова письменные распоряжения и велел догонять. Комендант Зорин пригласил офицеров погостить, пока для экспедиции отбиралось и паковалось снаряжение.
— Велено дать вам новые дощаники, кои тут выстроены, а также пополнить личный состав экспедиции, — вспомнил ко времени Зорин. — У нас тут остановилась партия колодников. Их гонят в Нерчинск. Можете отобрать десяток.
Комендант провёл Урезова и Сомова по крепости, показал окрестности и само знаменитое соляное озеро, а потом угостил плотным обедом.
Поспавши, офицеры во главе с Зориным отправились отбирать каторжников в команду. Держали их в амбаре с солью, а чтоб даром не кормить, на весь день отсылали на ломку соляных черепов. Колодники были все дюжие, ноги были заключены в доски с дырками, окованные цепями. Осмотрев их издали, Урезов пожал плечами и сказал:
— Хорошо бы взять не колобродных. У нас много черной работы.
— Перебирай. Тут есть дезертиры, беглые, нечаянные убивцы, по первому сроку пошли. Они как будто бы спокойнее. Да и другие не шибко рыпаются. Сами же говорят, что бежать невыгодно. Калмыки и кайсаки кого ни словят, всех не щадят, кроме баб и девок. А тут и охраняют, и кормят, и без дела сидеть не дают.
После, как пригнали с озера каторжан, Урезов и Ломов обошли их строй и тыкали пальцами в отобранных. Подобрались сплошь детины — косая сажень в плечах. Их отделили от прочих и увели. Прочие же вслед военным смотрели исподлобья, с унылой ненавистью обреченных.
Перед посадкой в лодки Урезов сообщил новобранцам:
- Тут вот у меня приказ начальства, согласно которому я взял вас в армию на положении штрафных. Кто выслужится хорошенько, тому послабление будет.
Колодники загудели: уж лучше в солдатчине лямку тянуть, чем безвыходно гнить в мокрой шахте.
— Добро, коли правильно поняли. Вот ваши командиры, сержант Брыкалин и с ним два унтера.
Новобранцы едва сдерживали радость.
— Не лыбьтесь! - прикрикнул сержант. – Колодки снять, цепи на руки надеть и к веслам примкнуть! Кто выслужится, тому цепь сымут. По дощаникам разойдись!
Гребцов рассадили по местам, присланный Зориным кузнец переменил оковы с колодок на кандалы, и экспедиция отправилась далее. Сибирская местность давно уже перешла в кайсацкую. Это показали естественные приметы: состав грунта и растительность стали сильно различаться, лесистые участки как бы сбегались к берегам Иртыша, оставляя за собой огромные степные просторы.
Лодочная вереница под командой капитана Урезова была столь мала количеством, что рыскавшие вдоль берегов Иртыша кайсацкие и калмыцкие дозоры не посчитали ее боевым отрядом.
Конники проносились мимо, не обращая внимания на кормщиков и гребцов. Это было добрым знаком, но капитан опасался. Ещё до похода он наслушался страстей о коварстве азиатов. Поэтому он распорядился на каждый мимоезд кочевников неприметно брать их на прицел.
Сколько дней плыли по реке, сколько вёрст исходили вдоль и поперёк, Урезов уже не считал. Просто аккуратно заносил в дорожный журнал всё, что делалось, наблюдалось и случалось. Теперь их точно ждала настоящая работа. Сибирская землица уже досконально изучена. А кайсацкие земли только однажды осмотрены, в 1660-е годы, от Ямышева на полсотни верст по окружности.
На полпути
По записям Спафария выходило, что прошли уже половину пути от Ямышева к Семипалатной.
— Надо же! — удивлялся на привалах поручик Сомов. — Вроде бы плывём себе не спеша, а столь много прошли!
— Ах! — шутя всплеснул ладонями и закатил глаза рудный мастер Запутраев. — Нам бы еще и тягу ветряную…
— А что? — задорно вскинулся Сомов. — И тягу найдём! Прадед мой плавал с Ремезовыми по Иртышу, так они ставили лодки на повозки под парусами и гоняли по степям за милую душу.
— А это мысль! — подал голос Запутраев. — Пешком мы много не обойдем, только вдоль поймы. Да и образцы будет куда складывать.
— Лодок не хватит под твои образцы, — проворчал Урезов. — Вон записей сколько, их бы сохранить и довезти.
— Ну вот, — почти разобиделся рудный мастер. — Дайте мне только найти кусок настоящей руды, и увидите, что ценнее всего на свете.
Поручик Сомов ухмыльнулся: любил Фирс поговорить о своей работе. Послушать его, так главней рудознатцев нет на свете никого. Впрочем, дело своё рудный мастер Запутраев знал не хуже, чем говорил о нем. И в экспедиции большая часть трудов выпала на его долю. Поначалу он тащил в лодку всякую всячину — песок, камни, пучки трав. Сообразив, что так недолго и затонуть, Фирс стал складывать находки в занорыши и отмечать знаком, чтобы на обратном пути, плывя на плотах, собрать свои сокровища.
Когда доплыли до холмистого урочища на левом берегу Иртыша, Фирс Запутраев заволновался и объявил, что надо снова причаливать. Де, в этих холмах может быть спрятано матушкой-природой бесценное богатство. Уступая настойчивой пытливости рудознатца, Урезов объявил очередной привал и велел обустроить удобное место для длительной стоянки.
Команда обрадовалась. Чем выше поднимались по реке, тем больше сил у гребцов отнимала борьба с течением. Приходилось все время плыть вдоль берегов. Сойдя на сушу, экспедиция быстро поставила походный бивак, и каждый занялся работой по расписанию обязанностей. Большая часть команды отправилась в пойменные рощи, чтобы упромыслить дичи к столу.
Рудный мастер с помощниками, наломав веники длинных ивовых прутьев-лозинок, ушли на плоские холмы, по-кайсацки именуемые «тюбе». Это конечно, он сам не преминул щегольнуть знанием местных словечек, не умалявшего основного мастерства. Сначала пометили все холмики и возвышения прутьями, навязав на них ленточки тканей. Потом Запутраев дал каждому помощнику по рогульке из лозинок и напомнил, как ими действовать.
— Как только почуешь дрожание, будто лоза так и хочет вырваться из руки, тут же сожми ее крепко. Прут повернётся, замрёт, туго натянется. Тем самым место покажет. Тут же это место и отметь.
Разойдясь, искатели принялись колдовать своими лозинами. И все чаще раздавались тихие короткие вскрики, означавшие «Нашел!». Через четыре часа от бивака пришел посыльный солдат и позвал всех отобедать. Оглядев три холма-«тюбе», напоминавшие лысеющих дикобразов, рудный мастер удовлетворённо сплел ладони и энергично потер ими.
— Славную добычу предвижу, господа хорошие!
Во время еды, обчищая от мяса птичьи косточки, Фирс Запутраев объявил аврал для всей команды.
— Так что после обеда берём с собой заступы и идем на холмы.
— Это ещё с какого переполоха? — изумился Урезов. — Неурядицу чинишь, рудный мастер. А с командиром считаться не требуется уже? Смотри, Фирс, не след нарушать табель о рангах!
— Виноват, господин капитан, разрешите доложить. На местности обнаружены холмы, внутри которых точно есть нечто ценное, сокрытое от взоров. Дозвольте провести опытные раскапывания.
— Ну, то-то же. Дозволяю. Бери команду, и прихватите с собой на всякий случай две фузеи. А мы, офицеры, местность изучим. С утра что-то тревожусь.
Каторжники смолчали, а штатный экипаж слегка приуныл: знай, натирай мозоли. Нет бы, отоспаться, искупаться, на песке поваляться. Вон какая кругом летняя благодать, Но роптать не стали. Офицеры, хоть и господа, а несли походные нагрузки наравне со всеми.
Разобрав шанцевый инструмент, всем гамузом во главе с рудным мастером потащились на утыканные лозинками плоские возвышенности.
Но Урезов остановил их.
— Погодь, Фирс. Хватит с тебя Чичагова Петра, служилых и половины штрафников. Навигатор с другими станет ладить невеликую парусную колесницу.
Лица рядовых ясно показали, что хрен редьки не слаще. Заступами, вёслами или топорами махать — мужицким косточкам всё едино. На то она служба. Когда начальство отошло в сторону, только и проворчал себе в бороду унтер постарше:
— Что в лоб, что по лбу. Как в армии, так и на вольном житье. Только и разницы, что на службе кости трещат, а в своем хозяйстве ещё и голова. По мне, так заимку завести и хозяйствовать.
Младший служивый так же тихо возразил:
— Да уж нет, дяденька. В армии все свое при себе, лишнего не дадут, потребного не отберут. Нам за свет-Ивана Михайловича Лихарёва бога молить надо: в звании нас повысил…
— Вишь, рассудил как. Не зазря грамоте учён. Быть тебе, Фока-дока, фершалом-маршалом.
— Да уж как придется, дяденька. Нам хошь и в фермаршалы. В наши времена иначе нельзя жизнь устроить, как только выслужиться, – младший унтер потрогал наплечную нашивку капрала.
— Ага, а не то и бежать куда подальше от людей, в глухомань сховаться.
— Ты, дяденька, прям как старовер какой. Неужли сбёг бы?
— Ни в коем разе. Если судьба не принудит. Эвон, наши каторжане все о каком-то Беловодье толкуют. Там, де, реки молочные и берега кисельные, мед-пиво на усах да кус хлеба в зубах. Только знай, работай.
— Во-во, и тут без работы никуда. А служба чем не труд?
— Дак на своей земле без соседей сам себе хозяин.
— А хворь застигнет? Нет уж, дяденька, лучше в службе помереть.
— Да я ведь ништо. Послужим, конечно.
— Смотри, дяденька, сержант на нас смотрит. Не дай Бог, услышал нашу беседу, колобродством посчитает. Потом прощай выслуга…
Унтеры смолкли и помогли сержанту построить своё отделение – половину взвода. Урезов, поскольку был он артиллеристом и фортификатором, начертил на земле, какие надо изготовить части колесного парусника и объяснил, как собрать их.
— Не сложнее пушечной повозки. Ежели понятно, беритесь за дело. Навигатор, один унтер и пятеро остаются делать колесницу. Второй унтер с Запутраевым ведёт остальных на шурфы. Чуть что — шутихи запускайте, Лодки сталкивайте на воду. Копатели, увидите шутиху, бегом к реке. А мы с поручиком и сержантом сходим в пешую разведку в три стороны.