МЯЧИК
Последний лучик умирающего дня, раскаленного зноем июльского солнца медленно погас в маленьком квадрате подвального окошка. Пыль мягким пахучим ковром покрывала крохотное пространство у старой кирпичной стены. Братик завозился беспокойно рядом, толкаясь лапками, посапывая тихонько и позевывая. Сон окончательно ушел, два щенка, братик и сестричка, смешно задирая мордочки потянулись, вытягивая лапки и прогибая спинки, и уставились темно-синими бусинками глаз в направлении переплетенных труб, в промежуток, откуда неизменно появлялась мама, целовала их большим теплым и добрым языком, немножко играла с ними и, накормив, устало засыпала. И так, бесконечно уютно и спокойно лежалось возле маминого живота, так безмятежно спалось! Мама что-то запаздывала. Уже реже и тише доносились звуки шагов поздних прохожих, реже грохотали трамваи и зной июньского вечера сменился прохладой ночи. Мама не приходила. Странное и новое чувство начинало медленно вкрадываться в крохотные сердечки - страх, одиночество и еще голод-совсем-совсем доселе неизвестное ощущение. Наконец, когда на фоне абсолютной черноты стал медленно проявлятся сереющий квадрат, послышался шорох шагов, медленных, неуверенных, но запах, родной неповторимый запах! Так пахнет мама. Правда, на этот раз, к знакомому запаху примешивался иной, неизвестный, густой и тревожный. Мама устало легла на бок, тяжело дыша и малыши, изголодавшись набросились на источник питающего их лакомства, но почувствовали под подушечками лап непривычную, густеющую мокроту, заскорузлую грубость ссохшейся шерсти. В это утро мама отдала детям все свое молоко. Последнее. До капли. И малыши, наевшись, блаженно заснули. Они проснулись одновременно и почувствовали, что что-то изменилось. Мама была холодная и твердая. Она не ласкала и не играла с ними. Она просто лежала. Не двигаясь. Там, где щенята всегда находили теплый живительный источник не было больше ничего. Солнце пронзало подвальную пыль, разбивая лучи о ржавые трубы. Голодные малыши не отходили от мамы, ждали, она проснется и опять день обернется радостью и беззаботностью и, утомленные играми, они снова заснут под теплым маминым боком… и снова серел и мерк квадрат подвального окна, а мама не уходила. Тяжелым раскаленным воздухом очень трудно дышать…и голод уже отступил- не донимает больше..
Два маленьких тельца лежат, прижавшись друг к другу, тусклые глазенки неотрывно смотрят на маму, беззвучно упрашивая ее проснуться…
Сколько раз темнел и снова расцветал квадрат? Кто знает?
Они услышали совсем близко плач. Плакала девочка. Плакала капризно и зло, как иногда плачут избалованные дети. Мяч, слышался вскрик вперемешку со всхлипами, я уронила в подвал свой любимый мяч!
Девочка, крошка, не плачь! Сейчас я достану тебе мячик, ничего нет проще!
По подвальным ступеням загрохотали уверенные шаги большого и сильного мужчины. Где же этот чертов мяч? Стоп! Кто здесь? Тоненький, едва слышный писк умирающих малышей, может быть, рожденный последним усилием, остатками чудом сохранившейся жизни.
Дядя, да ты что! Что это за гадость? Где мой мяч? Но мужчина не слышал, перепуганный и растерянный он быстро шел по тротуару, бережно прижимая к белой чистой рубашке два исхудалых до скелета крохотных пыльных тельца . Скорее, скорее домой. А дома? Обессиленные малыши никак не могли понять, что вот, рядом прямо перед их залитыми серым гноем глазенками блюдце, а в блюдце их чудом сохранившаяся жизнь.
Две великолепные, ухоженные дворняги, брат и сестра гордо вышагивают по Литейному, слева и справа от старого седого моряка, зорко поглядывая по сторонам-не грозит ли их подопечному какая-нибудь беда, - разорвут!
Красивая девочка в нарядном платье остановилась, вдруг, пораженная грациозностью собак, и прошептала- смотри, мама, какая прелесть! Ерунда, сказала модно и дорого одетая мама, обыкновенные питерские дворняги, их по подвалам – тысячи. Смотри-ка лучше за мячом, чтобы опять не потерять…
Три человека и две собаки. Три человека и две собаки смотрели друг на друга, сближаясь. Женщина смотрела на пожилого моряка. Годы не обезобразили его.
Суровое ремесло наложило печать спокойного мужества на худощавое загорелое лицо.
Подобные лица непроизвольно привлекают внимание женщин. Мужчина тоже смотрел на женщину, смотрел спокойно и доброжелательно, так затихающий южный ветер
легко раскачивает на ветке розу, не пытаясь ее сорвать…
девочка и собаки смотрели друг на друга, три крохотных сердечка еще не тронутые патиной жизни, чистые и наивные, стучали в такт друг-другу, не подозревая о той сакральной последовательности случайностей, которая сделала их родными до конца отпущенных им дней. Обыкновенный грошовый мячик покоился в ладошках у нарядной девочки…
За теплой и уютной дверью
На мягкой тряпке у порога
Живется безмятежно зверю
Как за пазухой у Бога…
Добрый Бог его любил
Скромный стол свой небогатый
С псом по-честному делил,
И по улочкам горбатым
По утрам гулять водил,
… только Бога вдруг, не стало!
Да, не стало больше Бога
И от теплого порога
Злая палка пса прогнала.
По привычке, на площадке
Подождал, - нет, не впустили!
И чтобы снова не побили
Без оглядки
По знакомому кварталу
Пес ушел - и пса не стало…
…………………………..
Зимою, в подворотне, в стужу
Оттаяв тощим боком лужу,
Лежит бездомная собака,
Давно не донимает голод,
На жалком теле ран не счесть,
И под свалявшуюся шерсть
Уже забрался мертвый холод.
………………………………….
Короткой жизни так немного,
Чтобы научиться ненавидеть
Или сопротивляться злу –
Теперь уже и не к чему -
Он встретит вновь родного Бога
И никогда и никому
Тот Бог не даст его обидеть!
Пес никого не проклинает –
Промерзший снег под ним не тает,
А в свете уличных зарниц
Остатком сил приоткрывает
Уже прозрачные глаза,
И в них, сквозь изморозь ресниц,
Его последняя слеза
Замерзшей звездочкой сверкает…