- Никогда я больше её не встречу, и я сам оборвал нить, - думал с тоской К. – это был последний шанс. Теперь больше никогда. Никогда.
И в сердце, и в висках, во всём его измученном теле стучал копытами черный конь – никогда, никогда, никогда, никогда.
- Жизнь есть страдание, и это нормально… Ты любишь, а тебя – нет, это бывает… Что остаётся делать? Страдать!.. Но как, как научиться страдать без саморазрушения? Съесть бы рыбки, что ли, и кваску хочется, болен, я болен, очень болен… - К. перевернулся на другой бок и посмотрел в лицо спящей жены, она улыбалась, белокурая и нежная. Вдруг дверь в спальню отворилась – вошел сынишка, он спал на ходу, и, не открывая глаз, забрался к ним в постель, он был очень похож на мальчика с картины Мадонна Порт-Льигата, забился носом под руку жены, (каждый раз думаю – чем они там дышат?), та тоже почти не просыпаясь, укрыла его одеялом. К ощущениям К. примешалась еще и нотка вины.
Даже рассказать невозможно никому, стыдно, сохнуть в его года от неразделенной любви? Смешно. Жизнь его стала полным опустошением и роботизацией, и всё труднее ему было изображать из себя взрослого.
- Я бы с удовольствием продал душу дьяволу, только пусть она со мной встретится… Зачем мне душа? Я даже не знаю, есть ли она, все равно за мою бессмертную душу, судьба подает мне какие-то липкие десятки, я и так уже разменял её на тысячи мелких поступков... Сколько можно жить от одной мечты до другой, от одной несбывшейся мечты до другой? - К. было до института двадцать минут пешком, и он шел эти двадцать минут, чуть подчиняясь лишь светофорам, и думал, думал, думал.
Жизнь его разладилась, любая беседа была для него мукой, он говорил что-то и почти с ненавистью смотрел на собеседника, в голове его все время стучало: когда же ты закончишь болтать, наконец?
Однажды ночью, не в силах заснуть, К., чтобы занять себя чем-то затеял клеить самодельный багет. Он уже с вечера чувствовал себя неважно, это было внове для него, потому что он не болел никогда. Но когда К. прижимал две склеенные детали, вдруг у него пошла носом кровь, «у меня грипп» - подумал К. Но он не мог оторваться – клей еще не схватился. И, хотя кровь стекала по верхней губе, текла по подбородку и капала на грудь – К. терпел. Он закинул голову, но кровь не останавливалась. Вдруг в носу у него что-то защекотало, он некоторое время крепился, наконец, не выдержал и чихнул, забрызгав кровью все вокруг. Тогда он опустил голову и увидел руки забрызганные кровью и белоснежную рамку картины с мелкими капельками крови. Клей высох, и К. пошел умываться. Когда он пришел из ванной, то, не окрашивая забрызганный кровью багет, покрыл его лаком.
Под утро температура поднялась до сорока, хотя у него ничего не болело, он не чихал, не кашлял. К. остался дома, лежал целый день, уткнувшись лицом в подушку. Вечером жена измерила температуру, взяв градусник, она долго на него смотрела, плечи у нее опустились, ушла на кухню, вернулась:
- Ты знаешь, сколько у тебя?
- Сколько?
- Сорок один с половиной…
- Так не бывает… градусник врет… кровь при этой температуре начинает сворачиваться…
К. было все равно, впрочем, как и всё последнее время. Жена в ужасе вызвала скорую и, в ожидании её, раздела его и обтёрла водой с уксусом. Врач скорой помощи, энергичный, еще не старый, очень высокий и очень худой, измерил температуру, покачал головой, смотря на градусник, осмотрел ему горло и предложил поехать в больницу. К. отказался, тогда ему сделали укол и уехали. Всё было, как в полусне.
Днем К. остался один, температура не спадала. В ушах его звенел то какой-то грустный звон, то колокольный гул, мысли путались. Кажется, видел умершего отца, тот говорил что-то про антихриста. Его тошнило, сходил за тазиком, вдруг увидел, что этот таз – с кровавой водой. Ему было так плохо, и он очень устал. Позвонил жене и, потеряв всякую гордость, униженно стал упрашивать ее отпроситься с работы и приехать к нему.
Он начал терять сознание и опять возвращаться, очнулся в очередной раз с телефоном в руке:
- Это Лена, - сказал по телефону голос. Телефонная трубка была почему-то такая горячая, что К. с трудом держал ее в руке. К. взлетел над комнатой и поплыл вдоль окна.
- Я ждал тебя, я очень ждал тебя, я немножко не здоров, но это ерунда, удивительно, что ты позвонила мне сейчас, ты не представляешь, как я счастлив… - телефонная трубка просто жгла руку, но К. готов был держать ее, если бы даже его рука сгорела.
- Ты заболел?
- Нет, нет, ничего особенного, я очень хочу с тобой встретиться…
- Давай сегодня вечером?
- Отлично, как тебе в девять в «Тинькофф», что в доме Кекина?
- Договорились…
К. подумал, что трубку нужно охладить и отнес ее в морозильник, обратно он не дошел, рухнул на кухне. Долго ворочался на полу, бредил.
Очнулся К. совершенно без температуры, пошел в ванную, его еще качало от слабости. Из зеркала на него взглянуло бледное, похудевшее лицо, которое отдавало какой-то подозрительной святостью мучеников-революционеров. Он начал умываться, засучил рукава, неожиданно К. обнаружил, что у него исцарапаны все руки от запястий до локтей. Разглядывая царапины, К. вдруг увидел, что руки не просто исцарапаны, на них много раз нацарапано слово: «Ненавижу».
К. сел закрыв руками лицо.
Потом, вспомнив, побежал на кухню, открыл морозильник, достал телефон, отогревал экран своим дыханием. Во входящих было только восемь пропущенных звонков от жены.
Тогда К. упал на колени и впервые за много лет заплакал. Он даже не предполагал, что способен на это, плакал он почти без слез, лицо его некрасиво перекосило, он мычал, упав лицом в пол. Затем, стал обсасывать и грызть ножку стула, суча ногами и руками.
Когда пришла жена, он был абсолютно спокоен.
Он пошел к Искандеру. К. не видел его уже несколько лет, в то время Искандер был психотерапевтом-неформалом, образование имел техническое, однако, пройдя множество различных психологических тренингов, консультировал людей. К. бывал у Искандера, потому что там сложилась своеобразная тусовка психологов, экстрасенсов, колдунов, поэтов, художников. К. с любопытством общался с людьми, которые были далеки от его обычного круга. Сам Искандер был вне каких-либо социальных статусов – нигде не работал, почти никуда не ходил, все время пил пиво, в квартире никогда не убирался, он напоминал даосского отшельника. К. не был уверен, что Искандер еще жив – вполне вероятно, что при его образе жизни, тот или спился, или его убили какие-нибудь темные знакомцы, которые во множестве его окружали.
Однако Искандер был жив, правда, окончательно приобрел черты даоса – отрастил седые волосы до плеч. Искандер абсолютно не удивился приходу К., как будто они расстались вчера.
- Не разувайся, - сказал Искандер и молча прошел в комнату.
Квартира его стала еще больше походить на пещеру, комната, где сидел за компьютером Искандер, была заставлена мебелью, которая громоздилась случайным порядком и занимала почти все пространство комнаты. На диванах и креслах были навалены вещи, вокруг был попросту хаос. Пыль и грязь были ужасающими, рядом с компьютером стоял табурет, на котором пепельница соседствовала с недопитой бутылкой пива и заплесневевшими тарелками. Вместо лампочки на потолке торчал голый провод, а вместо занавесок на окнах на веревках висели какие-то тряпки, было темновато. К. брезгливо расчистил себе местечко на одном из кресел.
- Как жизнь, Искандер?
- Временно! – как-то резко ответил Искандер, как будто оборвал.
К. осекся на время, помолчал.
- Чем занимаешься теперь? Консультируешь?
- Нет, херь это все, теперь колдую помаленьку…
- Чего?
- Да, знаешь, тебе этого не понять.
Вдруг что-то защелкало, зачирикало, зашуршало, К. вздрогнул и увидел в полумраке комнаты попугая, сидящего на одном из кресел. Попугай взлетел, пролетел над ними и сел на тряпки, изображающие занавески.
- Слушай, ты готовить не умеешь случайно? – спросил неожиданно Искандер.
- Мна… - промычал в нерешительности К. и подумал: «Не хватало, чтобы он еще попросил меня приготовить что-нибудь в этой помойке…»
- А что?
- Да сварил бы ты из этого попугая суп какой-нибудь, надоел мне он, блин…
К. рассмеялся, ему вдруг стало легко, он пошел в прихожую и снял с себя все, оставшись лишь в джинсах – Искандер курил прямо в комнате, и он вспомнил, как приходил домой раньше, - одежда была вся пропитана дымом.
- Дык, колдую понемногу, сам понимаешь, мир загадочен, сам удивляюсь, а – ведь работает.
- Не знаю, что и сказать на это, Искандер.
- Да что ты можешь сказать, у тебя мозги, как трамвай, по рельсам ездят.
К. стало вдруг очень хорошо, и было почему-то приятно сидеть и слушать, разглагольствования Искандера.
- Колдовство работает с пустотой и хаосом, Пригожина читал?
- Да, Искандер, читал, но что-то про колдовство там ничего не было…
- Тупой ты, Илья. Наука имеет дело с осредненными явлениями, а что выходит за нормальное распределение – отбрасывается, сам знаешь. Магия же работает именно с этими редкими землями, она увеличивает вероятность уникальных явлений.
К. с удовольствием и облегчением посмеялся опять. И подумал: «Я точно тупой».
- Ну ладно, рассказывай, чего пришел-то? Денег хочешь? На удачу могу наколдовать…
- Да ни хрена мне не нужно.
- Не трынди, ты что, Будда что ли?
- Баба одна зацепила меня, Искандер, не знаю, что и делать…
- Что делать, что делать, интеллигентишко ты гнилой, еще спроси: «Кто виноват?» Приворот нужно делать…
К. посмотрел на него с тоской и отчаянием, сказал:
- Видимо до точки я дошел, Искандер, если слушаю этот бред.
- Как хочешь.
Но К. вдруг с надеждой сказал:
- А давай, Искандер, наколдуй, а? А то мне край без неё… Всю кровь мне она выпила…
Искандер как-то остро взглянул на него и уткнулся опять в компьютер – он играл там в «Цивилизацию».
- Зря это ты, шайтан она…
К. передернуло, ему стало страшно. Прямо в сердце он попал.
- Ты эту шаманскую хрень брось… Лучше говори что делать.
- А пока ничего не делать, зайдешь после девятого марта, когда новая луна будет… Сейчас ничего сработает.
- Не могу я терпеть, сейчас говори.
- Блин, придешь после девятого, я тебе дам полную инструкцию.
- Если сработает, я сделаю ремонт в твоей помойке, Искандер, а ты меня знаешь, я слов на ветер не бросаю.
- Пошел на хрен, хочу кино посмотреть с Такеши Китано, будешь со мной?
После праздников К. получил от Искандера листок бумаги, с текстом, отпечатанным на принтере. По инструкции, нужно было купить три церковные свечки, и он поехал в собор Петра и Павла. В соборе было людно, К. прошел к церковной лавке и увидел плакатик, на котором было написано от руки: «Не покупайте свечи, по наущению магов и экстрасенсов, этого церковь не одобряет». К. почувствовал себя чернокнижником, но все же купил три свечи, отошел. В церкви стало тесно, как в автобусе, зашла большая группа ротозеев-туристов. К. увидел, что одна женщина средних лет расстелила платок в ногах этой толпы и, вздрагивая от невольных прикосновений, встала на колени, глубоко поклонилась, К. показалось, что люди сейчас наступят ей на руки. К. стало неприятно, и он отвернулся, затем подошел опять к лавке и спросил:
- А пакетик у вас можно приобрести?
- Пакетик я вам так дам, - ответила сухонькая старушка в лавке. – А вы просто киньте, если захотите, пожертвование в ящичек возле входа.
- Хорошо, спасибо.
К. взял пакетик, положил в него свечи, повернулся и увидел, что женщина на коленях плачет, она старается сдержать слезы, но они катятся по ее лицу, она что-то шепчет, и ее лицо и руки полны отчаяния.
Ночью, стараясь не думать ни о чём, К. занавесил зеркала, отключил все телефоны и электроприборы в комнате, открыл форточку. Сел за стол, установил два зеркальца друг напротив друга справа и слева от себя, а между ними, посередине – свечку, фотографию Лены он расположил напротив себя. Зажег свечу и, смотря неотрывно на пламя, стал твердить, не переставая, шепотом, как помешанный: «Елена, нер, нер, мидори, согер, Елена, нер, нер, мидори, согер». Боковым зрением К. стал замечать, как что-то мелкое, размером с кошку мелькает рядом, он оглянулся, чтобы разглядеть, но ничего не увидел.
К. вспомнил, как еще ребенком он с сестрой ходил в лес. Дорога к лесу проходила мимо свинофермы. У забора фермы, он вдруг увидел, что мелькают какие-то желтоватые молнии, причем, когда он хотел присмотреться, то их не было видно, тогда он подумал, что это ему показалось. Но его старшая сестра сказала:
- Видишь, крысы бегают?
- Нет, - испуганно ответил он.
- Да вот, присмотрись…
Тогда К. понял, что эти мелькания и есть крысы.
- Елена, нер, нер, мидори, согер, Елена, нер, нер, мидори, согер…
Неожиданно, он не то, чтобы увидел, а как-то ясно понял, что Лена рядом, напротив него. Больше нет преград, вот она – сидит с поджатыми ножками, не помня себя, К. даже протянул руку, чтобы коснуться её, тут же Лена исчезла.
К. уперся взглядом в пламя свечи, Елена, нер, нер, мидори, согер. Черная нить свечи стала вращаться, из одного зеркальца вылетела светящаяся точка, спиралью закрутилась вокруг свечи и улетела в зеркало напротив.
- Не хватало еще умом тронуться, - подумал К.
- Елена, нер, нер, мидори, согер…
Через три ночи он повторил магическое действие, ничего уже не чувствуя и не видя, думая лишь: «Догорит эта свечка когда-нибудь?»
Еще через три ночи К. зажег третью свечу.
Елена, нер, нер, мидори, согер, Елена, нер, нер, мидори, согер…
Из пламени выскочила огненная ящерица, К. отшатнулся, ящерица рассмеялась девичьим смехом и проскользнула по Лениной фотографии в левое зеркало. Запахло горелой бумагой. К. помотал головой: «Я начинаю галлюцинировать…»
- Елена, нер, нер, мидори, согер…
Руки его не произвольно поднялись, как будто он просил что-то у того, кто наверху, тут К. начало всего трясти. Дрожь сотрясала все тело так, что у него зубы стучали, но он не мог остановиться.
- Я одна, - услышал он голос Лены.
К. начал издавать какие-то непроизвольные звуки – не то рычание, не то стоны, и его стало корежить, невидимая сила искривила его тело, движения стали похожи на больного церебральным параличом. Пламя свечи разгорелось и разрослось, стало ярким и большим, как костер.
- Елена, нер, нер, мидори, согер, - щурясь на пламя, пытался произнести К., но вышло: «Льль… нррррр… мрррр» и слюни текли из его перекошенного рта прямо на грудь.
Через две недели Искандер обещал встречу с Леной. Склонный к активным действиям К. спросил:
- Мне ей позвонить, что ли?
- Нет.. Не нужно, - ответил Искандер.
- Может цветов ей прислать?
- Ничего не нужно тебе говорят, ты уже инициировал действие, теперь осталось только ждать…
- Чего ждать-то?
- Знака…
К. стал ждать.
Во вторник позвонили.
- Илья Яковлевич?
-Да..
Дальше последовало молчание.
- Лена, это ты? – несмело начал К.
- Да…
- Боже мой! Этого не может быть!
- Что?
- Нет, нет! Здравствуй, радость моя… Ты знаешь, мне очень о многом хотелось бы с тобой сейчас поговорить, но у меня мозг как будто ложкой перемешали… Поэтому я говорю просто: давай встретимся. К примеру, сегодня вечером.
- Хорошо в девять в «Тинькофф», знаешь, где это?
- Да, конечно, Лена, Лена, у меня уровень адреналина близок к смертельному, мне срочно нужно пройтись на руках, прокричать что-нибудь или выбежать и обнять первого встречного, поэтому я говорю тебе: до свидания!
- До свидания, Илья…
В половине десятого Лена приехала, К. уже час как ждал её. Она была в чем-то строгом и элегантном.
К. вскочил, Лена подошла и подала ему руку, К. подержал и осторожно поцеловал ее чуть ниже запястья. Слезы навернулись на его глаза, К. постарался взять себя в руки, усадил Лену на стул.
- Ты совсем не изменилась, Лена, такая же стройная. Такая стройная, что мне захотелось тебя накормить. Я намерен угощать на славу…
- Нет, Илья, я есть не буду, может только чуть-чуть разного сыру и красного вина…
К. стал много шутить, рассказывать разные анекдоты из своей преподавательской жизни. Лена улыбалась и почти ничего не говорила.
- Илья, - наконец решившись, сказала она. – Я пришла для того, чтобы сказать тебе: не ищи со мной встречи, я замужем, у меня дочка, ни к чему все это… Ты же взрослый человек, и у тебя семья, к чему это и тебе тоже?
К. замер, лицо его стало белым, как у мертвого. Помолчав, К. спокойно, но с большими паузами между словами произнес:
- У меня к тебе просьба, Лена…
- Да?
- Можно, я… не буду… тебя провожать… Это выше моих сил…
- Хорошо, Илья, прощай…
Она встала, К. проводил её взглядом собаки, которую привязал хозяин у магазина. Когда она ушла, К. сложил голову на руки и застыл. Он не знал, что Лена, выходя из дверей, оглянулась на него.
Прошло полчаса, самые длинные в жизни К., он все сидел, не шелохнувшись, оперев лоб о кулаки. Вдруг К. почувствовал, что кто-то взъерошил его волосы, он мгновенно встал и как волной приподнял Лену. Он обнимал её и говорил, говорил…
- Да, отзыв у меня уже готов и давно… Защита переносится? А почему? Ну да ладно…Конечно, я обязательно зайду к вам сегодня… Около трех вам будет удобно? Хорошо…
К. положил трубку, и подумал, как поразительно был похож голос.
- Мда, уж лучше посох и сума, - подумал К.
Зашел опять к Искандеру.
- Ничего не происходит, Искандер…
- Не боись, у шестерых сработало.
- Да ты что?
- Да, Илья, помнишь Ирку Мулюкову?
- А, ну да, а что?
- Так вот, прелюбодей, померла она…
- Как это?
- Брат у нее шизофреник, ты не знаешь, безобиднейший человек. И вдруг - семь ножевых ранений, истекла кровью… И что странно, умирала долго, часа четыре, нашли ее с телефоном в руке, но она так никому и не позвонила…
К. долго молчал, потом сказал:
- Пойду я, Искандер, в сторону заходящего солнца…
- Давай.
- Илья, что с тобой? – спросила в очередной раз жена.
- Все нормально. А что?
- Илья!
- Ну?
- Ответь мне…
К. посмотрел на жену, долго молчал, потом сказал:
- Одевайся, поедем, поговорим…
Он повез её в мистический «Тинькофф». Сели у окна, разговор не ладился, К. уже сам не знал, зачем он её сюда привез. Вздохнув, произнес:
- Я общался с Зубаревой Леной.
- Как это общался?
- На Вспомни.сом…
Жена замолчала, она знала часть истории, связанной с роковой девушкой Леной. Подошла официантка, К. заказал две чашки капуччино. «Все?» - спросила официантка. «Все…» - ответил К.
Официантка тут же потеряла к ним интерес.
Уже принесли кофе, а жена все молчала.
- Зачем, Илья?
- Не знаю… Уже не знаю…
Зачем ты это сделал? – вдруг прорвало жену. – И какого черта ты заказал мне кофе? Знаешь же, что я кофе никогда не пью.
Она оттолкнула чашку, кофе расплескалось. К. видел, что она готова уйти, и он начал рассказывать, так и сидели они – раскрасневшиеся, опустив глаза в чашки. Она молчала, а он говорил до тех пор, пока не рассказал ей почти все.
Она вдруг усмехнулась:
- Дурак ты все же, Илья… К чему тебе эта пожилая девушка? Я понимаю – бес в ребро, со студенткой ты переспал, но она?
К. растерялся.
Подошла официантка, поставила на стол рюмку с прозрачной жидкостью:
- Сегодня в ресторане акция – всем посетителям-мужчинам мы дарим водку!
- Знал бы – приехал на такси, как раз напиться хочется, - мрачно улыбнувшись, сказал ей К. – можете унести…
Но жена сказала:
- Нет, нет, оставьте…
Затем жена взяла рюмку и лихо, залпом выпила. К. уже не удивлялся ничему. Жена порозовела и встряхнула своими золотыми волосами. Выпивавшие за соседним столиком мужчины административного вида просто ели её глазами.
К. тринадцать лет назад прочитал у любимого им классика: заигравшись в гениальность можно стать гением. И он, выбрав самую красивую и недоступную девушку из модельного агентства, вокруг которой увивались бандиты, бизнесмены, продюссоры, со всей страстью своей израненной души решил влюбиться, заигравшись в любовь. Она влюбилась в него, бедного студента, и, выйдя за него замуж, даже отказалась продлить контракт, так как в нем был пункт о том, что она не имеет право три года заводить детей.
- Мир лишь луч от лика Юли, все иное – тень его… - почти профессионально перевирая фразу, сказал К.
Тут в зал вбежали девушки, из одежды на них были только какие-то тесемки, которые больше провоцировали, чем прикрывали их нежные места. Они начали танцевать, извиваясь рядом с мужчинами. Жена крикнула высокой черненькой девушке:
- Сюда, сюда, пожалуйста! Вот к нему! – и показала пальцем на К.
Девушка стала танцевать, то касаясь грудью, то почти садясь на колени К. Она склонилась к нему и, проведя черными прядями волос по лицу, шепнула: «Вы можете отблагодарить меня» - и провела по тоненькой тесемке трусиков. К. полез в карман за деньгами, но вдруг увидел на животе девушки татуировку – огненную саламандру. К. отшатнулся от неё, и сказал, указав на жену:
- Ты знаешь, а у меня денег-то нет, меня она пригласила, она платит… Тебе бы лучше с ней станцевать…
Жена почти повалилась на пол от смеха, а девушка унеслась к административным дяденькам и вскоре трусики ее были полны пятисотрублевых купюр.
- Не хочу домой, - сказала жена, когда они сели в машину.
- Ты любишь ее или там воспоминания о ней, я все понимаю, мне от этого больно. Но я точно знаю, что ты любишь меня, а я до сих пор считаю, что ты самый лучший мужчина в мире, просто вот ты такой. Должна же быть у мужчины мечта, пусть будет и у тебя, а в семье кто-то должен быть реалистом и лучше, если это будет женщина, – это последнее, что сказала за этот вечер жена, К. с удивлением посмотрел на нее и подумал: «Я её совсем не знаю».
И он повез ее по ночному городу, все быстрее мелькали огни, «ели друг друга, спали друг с другом…» - стало их скоростью, и они уже почти летели. Стали вдруг почти одинаковы их узоры на левой руке, но все же они вернулись домой, жена заснула у него на груди и во сне то плакала, то смеялась.
На душу К. наконец снизошел покой, он вновь был на горной вершине, где всегда чуть-чуть снег. Он подумал, слушая легкие-легкие звоны: "Никогда больше я не увижу тебя, никогда. И я только-только начинаю учиться понимать слово никогда".
К. встал, пошел к книжному шкафу, выдернул небольшую коричневую книжку, недолго листал ее, нашел и прочитал, как молитву:
«Мне тридцать шесть лет... я кончаю книгу. Я стою голый у себя в комнате, смотрюсь в большое зеркало и вижу: волосы мои все еще черны как смоль; ноги не обезображены стигматами мозолей; я почти не переменился со времен моей юности, разве что слегка отрастил живот. Я не собираюсь ехать в Китай, не собираюсь разводиться, не помышляю о самоубийстве и в мыслях не держу кидаться в пропасть, вцепившись в плаценту шелкового парашюта в надежде родиться заново; я не намерен ни драться на дуэли, ни вызывать кого бы то ни было, даже будь на то причины. Хочу я немного: любить жену… и – стареть. А это трудно, хотя неизбежно и мало кому желанно. … Но вот уже год, как чувствую, что начинаю любить ту, на которой женат уже седьмой год, как велит римско-католическая апостольская церковь. То есть согласно католическому определению любви, которое дал Унамуно: если у твоей жены болит левая коленка, ты тоже чувствуешь боль и тоже в левой коленке».