Мой брат, покрытый черной шерстью

Виктория Колтунова
Почему черной? Потому что таков окрас ротвейлера. А Рэй  именно ротвейлер, пяти лет отроду. Достаточно взрослый, но еще игривый. С большим чувством собственного достоинства. Собственным домом в 4 квадратных метра, с электроотоплением и двориком в те же 4 квадрата. Рэй живет во дворе частного дома моего сына Сергея. Еще в семье Сережи проживают беспородная приблуда Умка и три кошки. Рэю, ввиду его элитного происхождения (он из очень хорошей семьи), Сережа выстроил настоящий каменный домик и провел туда из дому подогрев. К домику примыкает вольер с собственным Рэя двором. В редкие для Одессы морозы, Рэй позволяет дворняге залезать в его жилище греться. Но обычно ей доступ туда воспрещен, у нее есть свое жилье, попроще.

Всех приходящих в дом Рэй делит на «чужих», «просто хозяев», и «Хозяина единственного, неповторимого». «Единственный, неповторимый» - это Сережа. Ему позволено все, кричать на Рэя, что-то ему запрещать, задавать взбучку, больно стегать поводком по заду, промывать Рэю уши, доставать пинцетом из-под кожи клещей и вырывать изо рта любую вещь, которую так и хочется разодрать в клочья. «Просто хозяева», это все члены семьи Хозяина, и, посещающие его дом, мама (то есть я), теща, брат и жена брата. Им тоже можно кое-что позволить, но не все. «Чужие» – это ненавистные особи, наезжающие иногда во двор, галдящие, включающие громкую музыку и источающие отвратительные косметические запахи. Тогда Рэя загоняют в вольер и держат там, пока эти шумные идиоты не уедут. Он их презирает, и с удовольствием разорвал бы на части, но понимает, что Хозяин, который ведет себя с ними, будто они ему ровня, этого не допустит.
 
Итак,  прошлым летом, когда июльское солнце поджаривало тела одесситов и гостей города, кучно возлежавших на одесских пляжах, Сережа решил с женой, дочкой и целой компанией друзей выехать с палатками на Южный Буг. Там, в лесистой местности можно провести выходные в более прохладной обстановке. А меня попросил пожить в эти дни у него, чтобы покормить животных и проследить за домом.
Я тоже расценила эти дни как отдых. Проведу их в саду, на воздухе, отключив мобильные. Почитаю хорошую книжку.  Отвлекусь от проблем.

В пятницу утром ребята уехали. Перед этим Сергей надавал мне столько инструкций, что я начала сомневаться в качестве своего отдыха. Рэя следовало кормить два раза в день только «пропланом». Умку из другого мешка. Кошек из третьего. Ни в коем случае не перепутать. Ни  в коем случае не давать Рэю ничего сладкого, собакам сладкое нельзя. Люське на кусочек сосиски капнуть тетравит (левая полочка в ванной), что-то у нее шерсть потускнела. Воду менять два раза в день во всех мисках, и кошачьих и собачьих, потому что летом в миски падают листья и насекомые, и вода становится несвежей. Воду для питья животных набирать из левого крана раковины на кухне, там вода проходит через фильтр, очищающий ее от примесей. Правый кран для мытья рук и посуды. Хотя бы один раз в день, (а лучше два) переворошить сено, которое сушится под навесом. Оно пойдет Рэю на подстилку в будку. На ночь накрыть щитом запасной резервуар для поливной воды, потому что ночью выходят на прогулку ежи, и могут свалиться в глубокий цементированный резервуар. Днем его следовало открыть, чтобы он подсох и проветрился. После выезда машины закрыть ворота изнутри на навесной замок, это кроме обычного внутреннего, на калитке.
Собак в дом не пускать. Им это запрещено, и нечего их к этому приучать. Если утром Мурза принесет мышь, и положит ее на пол у изголовья моей кровати, не впадать в панику, а закопать ее в дальнем углу заднего двора. Мышь подобрать на вон тот совок вон тем веничком. А этот веник для дома. Тот для кухни. Если пойдет дождь, плетеную мебель со двора стащить под навес. В таком часу включить насос. В таком выключить. Следить за Умкой, в огород не пускать. Она грызет и портит рассаду.

- Мда, - думала я. - А когда же читать книгу?
Наконец, они уехали. Я закрыла ворота на ключ и навесной замок, накормила и напоила всю ораву, позавтракала сама и решила, что настал момент кайфа. Справа от дома есть полянка, где мы все загораем летом. Я расстелила там старое одеяло, поставила на пень от спиленной сухой вишни миску с пончиками, посыпанными сахарной пудрой, бутылку минералки и книгу. Сама намазалась маслом для загара и приготовилась к заслуженному отдыху.
Тишину нарушали только щебет птиц, вздохи листвы на кусте шиповника, шорох опадающих лепестков жасмина. Рай, да и только. И чего еще надо в этой жизни, думала я. Вот оно счастье, когда все здоровы,  и можно видеть вот эту букашку, ползущую вверх по стеблю травы, вдыхать аромат разогретой солнцем земли, покусывать зубами резной листик душистой мяты. Вот так, не срывая его, просто на стебле, касаться его губами…

Позади меня раздался топот. Рэй, обошедший весь двор и сад, тоже решил отдохнуть. Как всякая нормальная собака, отдыхать он собрался около хозяйки. Около «просто хозяйки» ввиду отсутствия «Хозяина, единственного, неповторимого». Он ввалился на полянку и обнаружил, что я лежу на старом одеяле, сложенном для мягкости вдвое. Рэй покрутился вокруг меня, отыскивая на одеяле свободное место, попытался подвинуть меня носом, но поскольку я сдвигаться не хотела, бесцеремонно улегся боком на мою спину. Немного повертелся, придерживаясь за кожу спины когтями, так как спина была скользкая от масла, умостился поудобнее, и блаженно вытянул в стороны все четыре лапы. Через минуту он уже громко храпел над моим ухом!
 
Вот тебе и загар! Я попробовала выползти из-под Рэя, да где там! Он был слишком тяжел. Словно чугунной плитой припечатал. Тогда я протянула руку и потеребила его за лапу. Он живо проснулся и обрадовался. «Просто хозяйка» решила с ним поиграть. В кои-то веки! Никто никогда не хотел с ним играть. Темперамент у Рэя бурный, в игре он входил в раж, не знал меры, мог человека на землю повалить. И когда Рэй проявлял интерес к игре, все вокруг просто разбегались. Ему только и оставалось, что рвать в клочья подстилки, забытые на полянке, хотя он прекрасно знал, что будет за это наказан, украсть с веранды мяч, и играть с ним, пока очередной мяч не превращался в бесформенное месиво, но главной его забавой были качели. Во дворе стояли железные качели, такой диванчик на цепях, подвешенный к двум стойкам. Гости очень любили покачиваться на нем во время беседы. Рэй тоже любил. Мы c удивлением однажды увидели, как собака, взгромоздившись на диванчик, отталкивается лапами и качается на нем. Но все это были игры в одиночку. А тут «просто хозяйка» выразила желание поиграть вместе. Жизнь явно налаживалась. Рэй радостно фыркнул и благодарно лизнул мое ухо горячим шершавым языком. Я инстинктивно мотнула головой. Он понял этот жест по-своему, согласно своему собачьему мировоззрению. И принялся старательно выкусывать из моей  головы блох. Он вытягивал язык, поднимал им волосы, просовывал туда морду и щелкал челюстями. Через несколько минут мои свежевымытые волосы превратились в сплошной заслюненный сбившийся ком.
Я решила подействовать на него окриком, и грозно подала команду: Рэй, фу! Фу, я сказала, пошел вон!

Но он только входил в охотничий азарт. Хоть бы одна блоха попалась!
Тогда я сообразила. Взяла из миски пончик с повидлом и протянула к его носу. Пончик пахнул вкусно и необычно. Рэя учили, что ничего нельзя есть с земли и от чужих людей. Только из своей миски или из рук Хозяина. Но сейчас пончиком угощала «просто хозяйка». Значит можно взять. Он ловко и осторожно, чтоб не поцарапать мои пальцы, выхватил пончик. Ам!
Второй пончик я дала ему понюхать и бросила вперед на два метра. Хитрость сработала. Рэй оставил меня в покое и ринулся за пончиком. Я вскочила с одеяла,  схватила третий пончик, снова дала ему понюхать и, держа так, впереди его носа, повела собаку к вольеру. Мы поравнялись с вольером,  и я закинула пончик внутрь. Рэй заскочил туда. Ам!
Я захлопнула калитку и накинула щеколду. Все! Можно загорать.
Проглотив пончик, пес обернулся ко мне, и просто обалдел! Он рванулся к калитке вольера, встал на задние лапы, передними стал бить по решетке, трясти ее и возмущенно лаять. Но калитка была рассчитана на любой приступ его ярости. Побуянив, Рэй повернулся ко мне спиной и сел, глядя в сторону ворот, откуда должен был появиться «Хозяин, единственный, неповторимый». Со мной он больше не хотел иметь дела.

Я отправилась в душ, вымыла голову, часик позагорала и вернулась к дому. Рэй лежал в вольере, головой к воротам. Я открыла калитку. Он слышал мои шаги, звук открывающейся калитки, но продолжал лежать, не глядя на меня. Спустя полчаса вышел из вольера, и протрусил мимо в сторону огорода. Наверное, ящериц искать. Меня он «в упор не видел». Не замечал. Обиделся. Знать меня не хотел.
К вечеру, закончив все дела, накрыв щитом резервуар для воды, я вошла в дом, посмотрела телевизор и стала готовиться ко сну. Но вот незадача, я никак не могла закрыть входную дверь в дом. Она не притягивалась, и язычок замка не входил в паз. Сережа зимой обил ее пенопластом и его толстый лист не давал мне возможности притянуть дверь. Сил не хватало. Что делать? Пришлось лечь спать с открытой дверью.

Я погасила всюду свет и легла. В открытую форточку светила луна, по полу скользили светлые блики. Сладко пахли раскрывшиеся, с наступлением ночи, садовые лилии. В воздухе дрожал густой яростный звон цикад. Нормальная  одесская ночь на Большом Фонтане.
Но тревога не оставляла меня. Дверь-то открыта. Конечно, у нас высокие ворота. Но справа от ворот есть «слабое место», где можно перелезть. У соседа сбоку в доме ремонт. Там никого нет. Через его участок можно спокойно пройти до нашего забора,  поставить друг на друга десяток камней и перелезть через забор. Правда, во дворе собаки. Но если злоумышленник захочет залезть в дом, он может собаку отравить. Конечно, Рэй ничего не возьмет с земли или из чужих рук, но если преступники догадаются положить отравленный корм в его миску? Тогда возьмет. А Умка? Она заливается звонким лаем при каждом постороннем шорохе. Тем более подозрительно, что ее не слышно.
Уже отравили?!
У Сережи есть ружье. Но оно в сейфе, как положено. А где ключ от сейфа, я не знаю. Вот черт, надо было взять у него ключ перед отъездом.
В конце концов, я уснула. Проснулась оттого, что по железной крыше явно кто-то прошелся. Ой, мама! Почему молчат собаки?!

Нет, лежать и ждать неизвестно чего, нельзя! Я встала, не зажигая света, чтоб меня не было видно в темноте, потому что луна уже зашла, и тихонько выскользнула во двор. До будки Рэя всего пять метров. Он спокойно спал в вольере на подстилке из свежескошенного сена. Разбудив его, я обняла его за шею и повела в дом. В доме его не отравят. А если злоумышленник  залезет в дом, я сама натравлю на него собаку. Скомандую: «Фас! Чужой! Взять!»  Рэй меня в обиду не даст.
Сам Рэй был удивлен и обрадован. Ему никогда не позволяли заходить в дом. Если он из любопытства всовывал морду в дверь, то тут же слышал окрик, куда пошел, вон отсюда! Нельзя! А тут сама «просто хозяйка» завела его во внутрь. Он лег на пол около моей кровати и вскоре уснул.
 
А я не спала. Цикады уже умолкли и стали слышны какие-то подозрительные шорохи. Вроде кто-то ходил по чердаку. Но ведь Рэй спит спокойно. Значит, это не люди.
Моя мама рассказывала когда-то, что в нашем доме водятся привидения. И что, когда она в доме остается одна, она их видит. Самое странное было то, что моя мама, воспитанная советской властью, была абсолютной атеисткой и очень трезвомыслящим человеком. Отрицавшей всякую мистику. А вот же, говорила такое!
Однажды я сказала своей внучке Владе, которая  не хотела идти со мной на станцию в магазин: «Смотри, останешься одна в доме, и к тебе привидение придет. Они тут водятся».
На что моя внучка совершенно спокойно ответила: «Ну и что, я их знаю, когда никого нет дома, они со мной играют».
То ли старческие задвиги, то ли детские…  А вдруг и на самом деле…
На чердаке что-то загрохотало. Я вскочила и села на кровати, свесив ноги. Рэй поднял голову и облизал мне ступни. Типа, да ладно тебе, успокойся, спи, все нормально, я слежу.
Я легла. Час проспала. Снова раздался громкий скрип. И снова я вскочила, а Рэй успокаивающе облизал мои ноги.
 
Когда сквозь ветки абрикос пролились первые теплые лучи солнца, все ночные страхи улетучились сами собой. Но я была благодарна собаке, которая, несмотря на вчерашнюю обиду, так поддерживала меня морально всю ночь…

В воскресенье вечером вернулись дети. Я пожаловалась Сереже на то, что не смогла закрыть дверь. Он спросил: «Ну и что? Ты же не одна была, а с собаками. Рэй никого чужого во двор не впустит». Я ответила: «Да, Рэй мне очень помог. Всякий раз, когда я пугалась каких-то звуков, он меня успокаивал, облизывал мои ноги».
Сережа удивленно взглянул на меня.
- Мам, я не понял, ты что, ночевала у Рэя в будке?
Я покраснела.
- Вот как! Значит, пока меня не было, ты тут развращала собак! Пускала в дом. Может ты еще и сладеньким Рэя кормила?
Я не успела ответить, за меня вступилась невестка.
- Сережа, оставь в покое маму. Ты сам виноват, что не обеспечил дверь.
(Чисто одесский оборот. Можно еще сказать «обеспечить хлеб», в смысле, купить. «Обеспечить  ребенка», в смысле проследить, чтобы он не опоздал в музыкальную школу).

Пора было уезжать домой.  Я пошла попрощаться с Рэем. Он сидел под яблоней и внимательно следил за сорокой, перелетавшей с ветки на ветку. Я наклонилась, обхватила его голову руками и поцеловала в широкий черный лоб. Он принял мой поцелуй с достоинством, как должное. Затем, я собрала сумку, и Сережа повез меня в город. Мы летели по старой булыжной мостовой Французского бульвара, над нами смыкались кроны густых деревьев, а справа и слева проплывали старинные особняки одесских санаториев.

И я думала, ну зачем нам нужны эти четвероногие домочадцы, с которыми столько мороки? Наверное, затем, что более преданных друзей нам не найти, что жизнь без них будет намного беднее красками. Что некому будет в трудную минуту поддержать, успокоить: все не так уж плохо, ночь тиха, и никакой опасности нет.

А главное, что иногда мы, люди, можем посмотреться в них, как в зеркало. И увидеть  все свои моральные недостатки и все их моральные достоинства, зачастую весьма превосходящие наши…



Виктория  Колтунова.
Одесса