Гроза не просто бушевала. Она, казалось, ополоумела от какой-то, только ей известной ярости.
Белая ночь не была похожа ни на что, и уж, во всяком случае, никоим образом на белую ночь. Затянутое тёмной сталью сплошной облачности небо ежесекундно разрывалось от грохота, причудливые разноцветные молнии танцевали над самой землёй, после крупного града небо забросало хутор жёстким дождём.
Муж снова уехал на поиски заработка. Дети, застигнутые ненастьем, вероятно, отсиживались у кого-то в деревне.
Женщина не любила оставаться одна. На неё сразу находило какое-то отчаяние, хоть она никогда и никому в этом не признавалась, никому, но не себе. Себе она давно уже перестала лгать, но и завесу правды открывать не любила: слишком уж много ошибок и обид скрывалось там до поры.
Свет в доме она выключила, хоть и не успела вскипятить чайник, растапливать печь было глупо. Несмотря на непогоду, в доме было душно и жарко. Женщина набрала номер подруги, но завязавшийся разговор бесцеремонно оборвал порыв ветра. Телефон замолчал.
Женщина прилегла на сколоченную из досок кровать, покрытую соломенным тюфяком, и закрыла глаза. Дом постоянно трясло, от громовых ударов сотрясался весь воздух, через тряпичную подушку было слышно, как гул идёт под домом, далеко по земле. Молнии слепили даже через сомкнутые веки, будя в душе ненужные воспоминания.
Женщина встала и пошла по дому. Яркий свет, то розовый, то белый, то голубой бил в окна с разных сторон. Ей показалось, что она осталась одна на всём белом свете, она прижалась к некрашеной дощатой стене коридора и чуть не закричала от накатившего страха. Но тут услышала мяуканье. На окне веранды, игнорируя уличное светопреставление, спал кот. Он проснулся и вопросительно замяукал, не понимая поведения хозяйки. Кот потянулся, спрыгнул на пол, подбежал к ней и, привычно цепляясь когтями за одежду, взобрался ей на плечи. Потёрся о щёку, устроился возле уха и замурлыкал.
- Ах ты, морда! - засмеялась женщина и пошла в комнату. В треснутую тарелку она налила коту молока, положила на обрывок газеты кусочек рыбки и стала смотреть в окно.
Старый потемневший забор и сами по себе растущие клёны и берёзки возле него выглядели необычно и причудливо. Вода, текущая по оконному стеклу, изменяла форму стволов и штакетника, отсветы молний отражались в стёклах семейных фотографий, висящих на стене в простеньких металлических рамочках.
В этот момент женщину никто не видел. И она дала волю воспоминаниям.
Отцу Ляли, работавшему строителем, дали квартиру в Городке, когда девочка училась в восьмом классе. Отец в тот же год умер, и она очень скучала без него. С матерью отношения не сложились, мать и дочь жили, заключив негласное перемирие, такие чужие и непонимающие друг друга.
Во дворе их дома уже организовалась компания подростков, были свои пары. Вечерами все уходили на школьную площадку, пели под гитары и целовались под звёздами.
Именно здесь за Лялей стал ухаживать шалопут и заводила Саня. Целый год она бегала от него, но потом всё пошло как в сказке. Свидания, поцелуи, вспыхнувшая и ослепившая их такая ранняя, но прекрасная любовь. А потом Саню забрали в армию, и она поклялась его ждать.
Через год Саня приехал из армии в отпуск. С женой. Мама посочувствовала дочке: «Позорище ты моё! И кто ж тебя теперь замуж возьмёт?!»
Лялиным мужем стал бездетный вдовец-фермер, живший на хуторе в шестидесяти километрах от городка. Фермер почти весь год до этого заходил в магазинчик, где работала Ляля. Он заводил с ней разговоры, дарил цветы, угощал мороженым, через несколько месяцев сделал предложение. Девушка отказала, но он был настойчив и при каждом посещении снова и снова звал её замуж.
Увидев своего любимого с женой, Ляля порыдала-погоревала, а потом дала фермеру согласие. Он был старше её на 15 лет, относился к ней почти как к дочке, на свадьбу подарил огромного белого медведя и коробку конфет. Девушка вспомнила умершего отца, который всегда трогательно заботился о ней, решила, что выбор её вовсе не плох и поклялась себе постараться полюбить мужа, не ссориться с ним и хранить ему верность.
Прошло пять лет, народились и подрастали детишки, в семье всё было спокойно и ладно.
Как-то летом Ляля неловко поскользнулась во дворе, неудачно упала и разбила голову. Молодую женщину стали мучить сильные боли, и однажды вызванный из посёлка врач посоветовал пройти медицинское обследование, для чего необходимо поехать в райцентр.
Муж был занят с утра до ночи. Ляля позвонила матери, у которой не была со дня свадьбы, и, взяв детей, поехала в Городок. Она не знала, как её встретит мать. С годами их отношения не улучшились. У матери была хорошая пенсия, да она ещё подрабатывала, вышивая на заказ, поэтому в услугах дочери не нуждалась. Не нуждалась она и в общении с нею до такой степени, что ещё ни разу не видела внуков.
Внуки произвели на бабушку огромное впечатление. Дочь она по-прежнему игнорировала, но уже без былой непонятной враждебности, а вот к внукам буквально прилепилась с первой минуты, как только они шагнули в её комнату. Ляля вздохнула с облегчением.
Утром она пошла в поликлинику. Её долго гоняли из кабинета в кабинет, назначили множество процедур и обследований, предложили лечь в больницу. От больницы она отказалась, договорившись ходить по врачам каждый день. Усталая и довольная тем, что её не госпитализировали, она вошла в свой старый двор и столкнулась с Саней.
Каким ветром занесло его сюда именно сегодня, он толком не объяснил. С женой он давно развёлся, платил алименты дочке, занялся бизнесом, купил квартирку на другом конце Городка, как раз рядом с больницей, имел машину – в-общем, жил – не тужил. Всё это он рассказал своей бывшей невесте, обнимая её под звёздами на школьной площадке.
Мама не сказала ни слова дочке, явившейся домой заполночь. А со следующего утра зарядили дожди. Долгие, почти беспрерывные, с частыми грозами. На ночь Ляля приезжала к детям и маме, объясняя, что целыми днями пропадает в поликлинике. Мама понимающе кивала и не задавала вопросов, найдя единственно приемлемую для них обеих тему – воспитание детей.
Всё это было так странно, как наваждение. Ляля будто проснулась, расцвела. Она купила себе новое платье, блузку и чёрные брюки, сделала озорную мальчишечью стрижку, вместо лекарств потратилась на косметику и нарядное бельё. По вечерам она разговаривала с матерью о детях; потом по телефону отчитывалась перед мужем; ночами вспоминала ферму и представляла, сколько работы накопится за время её отсутствия; по утрам, приготовив завтрак и немного постирав, отправлялась в поликлинику, а уже после обеда звонила в дверь Саниной квартиры, где её ждал он, единственный любимый человек.
Саня никак не мог заставить свою подружку принять от него деньги или подарки. Однажды она всерьёз обиделась, заявив: «Я что, проститутка, что ты мне заплатить хочешь? Ещё раз такое повторится, и я больше не приду!» Саня стал баловать её иначе: в холодильнике всегда лежала свежая клубника, на столике в спальне – конфеты, закуски, вино и сигареты. Ляля, привыкшая к тяжёлому труду и давно уже почти во всём себе отказывавшая, с удовольствием пила белое вино и курила лёгкие ментоловые сигаретки. На эти несколько часов в день она, шагавшая в открывающуюся перед ней дверь светлой Саниной квартиры, словно делала шаг в другой мир, в параллельное измерение.
Её роман складывался удачно. Мама оставила внуков у себя, чтобы они могли посещать детский сад и заниматься в кружках соседнего дома культуры. Ляля часто ездила в Городок, отношения с мужем были по-прежнему ровные и спокойные.
Во все дни своих приездов она встречалась с Саней. Жильцы из соседних квартир его дома уже раскланивались с ней. Шло время. Шли годы.
И час настал. За окнами лил дождь, полыхали молнии. Двое, видевшие смысл жизни в обладании друг другом, растворялись в нежности и уносились на небеса. «Господи! – думала женщина, крепко обнимая горячее тело своего возлюбленного и почти теряя сознание от блаженства. – Господи, какое счастье! Я согласна умереть сейчас, потому что нет на свете ничего прекраснее моей любви!» И она почти умирала, с трудом возвращаясь с небес на грешную землю.
Утомлённая ласками и слегка дрожащая от усталости, она ответила на его зовущие поцелуи, но тут же попросила пощады. Он сел на кровать, спустив ноги на ковёр, и прикурил ей сигарету. Она сменила позу, положив голову ему на бедро, и , взяв сигаретку, довольная, стала пускать маленькие колечки дыма. «Лялечка, дорогая, - сказал вдруг Саня, гладя её волосы и перемежая слова лёгкими поцелуями. – Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Мне надоело прятаться. Это же смешно, мы столько лет вместе, а я могу назвать тебя только любовницей!» - «Не любовницей, а любимой, - засмеялась она и добавила: - Ты что, с ума сошёл? Я же замужем!»
Но он не был намерен шутить. Он всё обдумал. Он материально обеспечен. Он возьмёт её с детьми. Её дети ничего не потеряют, а любить он их будет как родных. Он хочет, чтобы она всегда была рядом с ним. Она смотрела на него и холодела от ужаса. Это был конец.
Да, она знала, какими словами себя назвать. Стерва. Подлая тварь. Шлюха. И нет оправданий. Любовь? Тоже мне, оправдание! Всего лишь повод. А он? Тоже мне, благородный герой дамского романа! Ишь ты – женюсь!!! И как он себе это представляет? Хороша картинка! Ни с того, ни с сего она заявит мужу: «Извини, муженёк, но я уже столько лет тебя обманываю, а тут решила стать честной. Посему развожусь с тобой, забираю детей и ухожу к тому, кто мог бы быть их отцом, если б не жизненные обстоятельства». Ладно, муж. Любви между ними, в конце концов, не получилось. Но была же семья, и она сама всеми силами создавала видимость семейного счастья, ничем не давая понять законному супругу, что он не любим и не желанен. Почему? Да ради детей! Они-то не виноваты, что она так накуролесила, запуталась и мечется уже который год между их отцом и чужим дядей.
Они любят отца, он их балует, да и вообще – такого главу семьи поискать только: не только чтоб там пить или кулаками махать, он и ругаться-то не умеет как следует. И она им скажет: «Дети! У вас будет другой папа!» Какой бред…
Она докурила сигарету и потянулась к бутылке. Она напилась и с хохотом носилась по квартире, шлёпая из душа мокрыми пятками по паркету, кувыркаясь по ковру на полу, увлекая в игру своего дружка и веселя его.
А потом они снова любили друг друга, и она была неистова, а он был счастлив, потому что не знал, что это их последние минуты. От грозы стало душно, и он открыл окно. Дождь лил сплошной стеной. Она смотрела на дождь и, еле сдерживая слёзы, слушала, как он рассказывает ей об их будущей жизни. Как всё будет у них замечательно. И как хорошо он будет воспитывать её детей.
Гроза всё бродила над городом, наступил вечер, и Ляля, долго и страстно целуясь с Сашей на прощание, ушла в дождь, закрыв за собой дверь в волшебный мир грёз. Навсегда.
Саня не понял, что произошло. Он долгие месяцы звонил ей, когда она приезжала к детям, караулил её во дворе. Она делала вид, что не замечает его. Потом она стала приезжать к матери с мужем. Потом она забрала детей на хутор. Дети подросли и могли уже ездить в деревенскую школу на велосипедах.
Мужу она ничего не рассказала. Как будто ничего и не происходило с ней никогда. Отношения у них были ровными и тёплыми. Знакомые, познавшие прелести развода и частью вновь поженившиеся, удивлялись их крепкому браку.
Ляля постановила себе быть матерью семейства. Она не позволяла себе никаких нарядов, забыла про косметику, располнела; она с головой погрузилась в домашние дела и заботы, редко отвлекаясь на чтение и общение с немногочисленными подругами.
Ничто не могло вывести её из равновесия. Ничто, кроме затянувшегося ненастья и одиночества. Дела на ферме шли всё хуже и хуже. Мужу стало выгоднее перебиваться случайными заработками, с которых он закупал впрок продукты и необходимые вещи. Жена содержала небольшое хозяйство и занималась детьми, практически никуда не выходя за пределы своего хутора.
Дети давно прибежали домой и, поужинав, уже уснули. Муж позвонил и сказал, что работы пока не нашёл. «Значит, телефон опять подключился», - подумала женщина. На мгновение она представила, что сейчас наберёт номер Сани, позвонит ему. Прошло несколько лет с того вечера. Ах, как хочется услышать его голос! Ей стало сладко и страшно. Его голос… Его руки.. Его тело… Его взгляд… «Боже, как я его люблю!» - подумала она и тихо заплакала.
Что она могла ему сказать? Да и станет ли он с ней разговаривать? А, может, он уже женат? А, может, трубку снимет его жена или ребёнок? Что она скажет? Да и зачем портить чужую семейную жизнь? А вдруг его жена ревнива? Будет закатывать сцены, устраивать разборки. «Нет, дорогой мой, - сказала она, - я не стану портить тебе жизнь, вмешиваться в неё. Я желаю тебе счастья. Пусть у тебя всё будет хорошо».
Гроза вновь разыгралась не на шутку. Женщина не хотела спать. Впервые за много лет женщина была откровенна с собой, но не до конца. Даже самой себе она не призналась в том, что не может позвонить любимому не потому, что бережёт его покой, а потому, что заботится о своём спокойствии.
Все эти годы она и боится, и хочет узнать, что он любит и ждёт её. Ведь в последний раз, когда ему удалось дозвониться ей, он сказал: «Что бы ни произошло в нашей жизни, знай, что я буду ждать, когда ты вернёшься ко мне».
А вдруг он, и правда, ждёт? Она не может себе позволить убедиться в этом. Потому что она знает, что у неё всё нормально, и так и должно быть.
Дождь закончился. Тучи рассеивались. Белая ночь осторожно продвигалась к утру. Женщина вслушивалась в ровное дыхание детей и думала о том, что с утра надо будет затопить печь, чтобы плитка не потребляла много электричества; а ещё надо пореже включать телевизор, а то от этих сериалов мысли дурные в голову лезут, а ещё надо будет обжать траву между грядами и заняться стиркой.
А ещё в целях экономии можно отказаться от телефона. Ведь не так часто муж уезжает куда-то. Она уверена в нём, поэтому ей вовсе не обязательны его доклады о том, где он и что он.
Она просто не хочет слушать его заботливых слов. Он просто ей безразличен. Она просто боится, что когда-нибудь, в приступе одиночества наберёт тот номер, который знает её сердце, и что самый прекрасный в мире голос скажет: «Приезжай!», и она… она…
Она подумала: «Со следующего месяца откажусь от телефона. Что-то рябая курица мне не нравится. Надо зарубить, пока не издохла».