Соавторство с: Алекс Вишез (http://www.proza.ru/avtor/alexvicious)
Из окон дома напротив уже давно не лился свет. Да и неудивительно: время было позднее, и в лагере вот уже несколько часов назад негласно прозвучал отбой. Однако две девочки и не думали ложиться спать. Они болтали о том, о сём, а их соседка по комнате, Вика, давно уже мирно спала, накрывшись тёплым одеялом. Наташа и Юля говорили о прошлом и будущем, о разных банальностях, вроде неразделённых чувств знакомых или полученной двойки по математике; об отношениях между людьми; о том, что любят, и что ненавидят.
Девочки, никогда не бывшие знакомы прежде, по воле случая поселившиеся в одной комнате, внезапно и безвозвратно нашли друг в друге идеального собеседника и просто понимающего человека, готового послушать, понять, и дать дельный совет, если таковой требуется, и конечно, если его вообще возможно дать.
Лагерь, случайные знакомые и друзья… Но этому, практически абсолютно незнакомому человеку можно открыть даже самые сокровенные тайны, не опасаясь, что их еще кто-нибудь узнает.
Всё, что могло случиться за эти двенадцать дней, было от начала и до конца подвержено воле случая. Но жизнь в который раз доказывает Наташе, что случайности не случайны…
Наташа
-Знаешь, лично я просто счастлива, что поселилась с вами, - сказала я, одновременно поглядывая на спящую Вику, которая время от времени ворочалась на своей кровати, что довольно-таки необычно для неё: Вика всегда спит, как убитая.
Юля мотнула головой, стряхивая чёлку с чёрной оправы очков.
-Да, никак не ожидала, что так получится. Прямо перед поездкой я клялась и божилась сама себе, что тихо-мирно, и, главное, – одиноко проведу тут время. Но вышло совсем не так, и всё же, противореча самой себе, я безумно рада, - сказала Юля прямо на одном дыхании. Она откинула назад свои белокурые волосы, и вновь обняла пухлую подушку.
Комната, заваленная вещами, не отличалась чистотой. На столе стояли немытые кружки, кипятильник и дешёвый растворимый кофе, найденный в ближайшем магазине. На стульях висели влажные полотенца, а тумбочки и вовсе были завалены всяческим хламом, вроде обёрток от конфет, целлофановых пакетов, пустой посуды, пачек недоеденных чипсов… Шкаф и вовсе закрывался лишь наполовину, выставляя напоказ все прелести перемешанной и скомканной одежды. Но самым что ни есть кошмарным было то, что занавески давным-давно сорвались с карниза, и вот уже второй день покрывали подоконник.
Окинув тяжёлым взглядом этот гадюшник, я глубоко вздохнула.
-Знаешь, когда Вика села со мной в автобусе, мы за шесть часов не перекинулись ни словом. На счёт Вики не знаю, но мне именно в тот момент меньше всего хотелось знакомиться. Впервые я подала голос из-за банальности – стыдно, да и этикет не позволяет есть шоколадку в одиночестве. Но она отказалась, зато появилась та самая первая ниточка знакомства, которая позже должна сплестись в канат дружбы, - я махнула рукой, показывая воображаемый канат. - Но когда я узнала, что Вика подруга и одноклассница Иры, с которой я по чистой случайности поселилась в прошлом году… Я всегда считала себя общительной, и могу найти общую тему для разговора практически с любым человеком, но тут я зашла в тупик. Спустя полчаса после общения с Ирой я поняла, что говорить мне с ней больше не о чем… Невероятно, практически все наши интересы совпадали, но она не могла поддержать ни одну тематику. И вот когда я узнала, что Ира и Вика подруги, то меня как током шарахнуло. Ощущалось дежавю. Стало действительно не по себе – история повторяется. Ведь в прошлом году я поселилась с Ирой, но спустя пять дней, - я яростно выставила ладонь в сторону Юли, - я переехала в другую комнату. Не смогла больше этого терпеть. Но каково было моё облегчение, когда я поняла, что Вика не такая, хотя они с Ирой внешне очень похожи. Оказалось, внешность обманчива. Когда Вика предложила поселиться вместе, я была не против. А потом к нам поселилась ты! – я улыбнулась воспоминаниям, а на лице Юли расплылась довольная ухмылка.
-И как я вижу, оказалось, это было не зря, - подвела итог Юля, попутно пытаясь развалится на неразложенной кровати поудобнее.
-Я никогда не носила маски. Не люблю людей, которых не могу понять, поэтому никогда не скрывала своего истинного «я».
- Не могу о себе сказать того же… Наоборот, только и делаю, что глубже прячу от окружающих свои настоящие мысли: боюсь, что меня не поймут… - отозвалась Юля.
Противоположности – подумала я и продолжила:
- Ну не умею я разбираться в людях… Совсем недавно самой большой мечтой для меня была возможность узнать, что мои друзья и знакомые скрывают за напускной радостью или горем, понять их мотивы и поступки, - я сдвинула брови, предаваясь своим, доселе сокровенным мыслям, которые, казалось, так никто и никогда не узнает. – Но оказалось, что самое сложное - разобраться в самой себе…
Не так уж и давно меня предала подруга. Я такой человек, что не могу долго дуться, и даже если я серьёзно с кем-то поругаюсь, то вскоре забуду даже причину ссоры. Иногда даже обидно из-за этого. Но предательство я простить не смогла. Одно большое, и несколько маленьких, как странно бы это ни звучало. Последнее из них переполнило мою чашу терпения, и я плюнула, перестав общаться с ней. Да и какая это была дружба?! – я возвела взгляд к потолку. - Это была дружба по расчёту, потому что так нам обеим было удобно. Если так подумать, то я с самого начала это знала, но закрывала глаза, пытаясь назвать это дружбой. От этого становится грустно! – я печально улыбнулась Юле, разводя руки в стороны.
-Вообще, у меня нет и не было настоящих подруг, которым я могла бы выливать душу. Единственный человек, которому я могу рассказать всё – моя двоюродная сестра Катя. Мы с ней поддерживаем прочную связь с самого детства. Но за последние несколько лет мы ещё больше сблизились. Она была той, кому я рассказывала, что меня волновало или радовало, и она тоже делилась своими эмоциями. За прошедшие три года мы очень сблизились и понимали друг друга не то, что с полуслова – с полувзгляда! Но очень скоро Катя уезжает в столицу, на учёбу в престижный университет. Да, я очень рада за неё, однако теперь я осталась совсем одна, наедине со своими эмоциями, которыми хочется поделиться – а не с кем. С этих пор моё сердце поглотила тревога…
Тут я остановила свой рассказ, только на мгновение. Юля встрепенулась и навострила уши. И я произнесла слова, которые так хотелось сказать:
-И тут я нашла тебя. Ты лишь второй человек, которому я открылась от начала и до конца, и не жалею об этом. Я, наконец, нашла того, не единокровного человека, который близок духовно. Такое редко случается, верно?..
Вопрос был риторический, поэтому Юля едва кивнула в ответ, продолжая смотреть на меня своими серо-голубыми глазами.
-И не подруги, нет, только Катя поддержала меня тогда, когда случилось самое большое горе в моей жизни…
Юля едва ли не забыла дышать, перестала двигаться и целиком и полностью превратилась в слух.
А я закрыла глаза и от макушки до пяток окунулась в воспоминания, будто-бы перемещаясь в прошлое…
Когда закончились уроки, все ученики гурьбой вывалили из школы. Шёл мелкий дождь. Но пятеро четвероклассниц не спешили идти домой. В их числе была и я. Одной из девочек купили новый мобильник. Все с восторгом разглядывали его, хваля популярную в то время полифонию. Девочки стояли под одним зонтиком, ожидая, когда их заберут родители, а двое из них просто не спешили домой.
Меня должен был забрать папа, но он почему то опаздывал. Дела, что поделаешь. Простояв полчаса под зонтиком с одноклассницами, я начала волноваться. Хотелось скорее пойти домой, и пешком совсем недалеко. Но мне велели ждать, пока за мной приедет отец, ведь родители всегда волнуются, когда я куда-то самостоятельно хожу. Но я уже вполне самостоятельная, через несколько дней мне будет десять лет. Жду не дождусь своего дня рождения.
Меня очень удивило, когда за мной приехал папин друг. Дядя Марат. На мои вопросы, почему не приехал папа, он отвечал «не смог». Так мы и доехали до дома, а я всё была в недоумении.
Когда я открыла калитку, то увидела кучу друзей моих родителей. Меня пробрала радость ,ведь обычно мы устраиваем шашлыки только по воскресеньям, а сейчас будний день. Но почему-то всё-таки невесёлые!
Ко мне подходит заплаканная мама. Я окончательно запуталась.
-Наташенька, папа умер.
Я недоумённо выпучила глаза. Что за шутки такие!? Но снова посмотрев на лица гостей, до меня потихоньку начало доходить.
Дядя Марат кивнул, подтверждая слова мамы. Их голоса звучали как будто издалека, всё расплывалось перед глазами. Слёзы потекли ручьём из остекленевших глаз. От безысходности я начала грызть зонтик, который был у меня в руках, уже не контролируя себя.
-Как это ничего нельзя сделать!? Скорую, скорую, может, папу ещё можно спасти!!! –отчаянно закричала я.
Мама лишь покачала головой и повела меня в дом.
Окончательную ясность внесла белая простыня, закрывающая зеркало.
Где-то до этого я слышала, что когда в доме умирает человек, требуется занавесить тканью все зеркала, для того, чтобы покойная душа не увидела в нём себя…
Я кричала, билась и безостановочно рыдала.
Я не могла поверить. Не могла. Не желала…
В спальне родителей зазвонил папин мобильный. Я подняла трубку. Мужской голос попросил:
-Позови, пожалуйста, папу к телефону.
-Он умер.
-Нельзя так шутить! Позови Юру, пожалуйста! – прозвучал в динамике взволнованный голос.
-Я не шучу,- тихо сказала я и положила трубку.
Позже, меня отправили успокаивать бабушку, мать моего отца. Она-то мне и поведала, что случилось.
Бабушка, как и каждый день кормила папу обедом. Вместе с ними сидел мой младший брат Сашка. Отец был болен, и вот совсем недавно его выписали из больницы. Вот он и не ходил на работу. Всё съев, он сказал, что поднимется и пойдёт покурить.
Прошло минут десять, но он всё не приходит обратно. Бабушка заволновалась и решила подняться наверх. И в ужасе заорала – на полу лежало мёртвое тело её сына, а сверху болтался крепкий кожаный поводок нашей кавказской овчарки. Когда Юра повесился, поводок не выдержал и порвался, и тело упало на пол. Опомнившись, бабушка опрометью кинулась вниз, вызвала скорую и позвонила моей маме…
Уже позже она обзвонила всех друзей и родственников отца, и все приехали. Сашку вообще увезли из дома, от греха подальше. Нечего, чтобы у четырёхлетнего ребёнка была травма на всю жизнь… Но я уже взрослая. Мне почти десять.
Отца снесли вниз на старом зелёном пледе, который потом сожгли.
Семейная идиллия внезапно превратилась в кошмар…
Я очень не хотела идти на похороны. Мне было страшно, страшно до ужаса. Но мама сказала:
-Наташа, я до сих пор, спустя тридцать лет, жалею, что не попрощалась со своим отцом. А ты попрощайся… Поверь, тебе станет легче.
И я согласилась.
Я мало чего помню. Вот мы сели в древний жёлтый катафалк… Вся дорога по пути к кладбищу и гроб были забросаны цветами… гвоздиками. Помню, как высыпали из домов все соседи, глядели на длинную похоронную процессию. Помню, как моя крёстная мама села на крышку гроба, перепутав её с лавочкой. И как она истерично засмеялась, когда ей это сказали.
Серое лицо отца.
Когда долго смотришь на него – то, кажется, что он улыбается.
Я говорю об этом маме, а она плачет, и мотает головой из стороны в сторону. Когда я поцеловала папу в лоб, он был холодным и пах чем-то странным. И весь катафалк, венки, всё это пахло этим. Потом этот запах всю жизнь сводил меня с ума. Когда я чувствую его, то начинаю плакать.
На похоронах собралось более сотни человек. Помню двоюродную сестру, успокаивающую меня. Когда гроб закрыли и начали засыпать землёй, я уже ни о чём не думала. На этом воспоминания обрываются.
Долгими месяцами я плакала, плакала каждую ночь… но самый большой кошмар не в этом. Со временем выветрился его запах, забылся голос, а лицо. Я с ужасом поняла, что не могу вспомнить лицо отца.
Стирались воспоминания, оставляя за собой чёрную пустоту...
Слёзы кончились лишь через несколько лет, когда плакать было уже нечем.
Через пять лет не осталось ничего о нём в моей голове.
Кладбище стоит недалеко от нашей улицы, так что временами я захожу туда и здороваюсь с папой. Долго смотрю на его портрет, сидя на небольшой скамейке.
И в каждый раз понимаю: нет, слёзы не кончились…
Я остановилась, в глазах Юли стояли слёзы. Я мотнула головой, пытаясь вытряхнуть воспоминания прочь, в открытое окно, куда угодно, лишь бы былая боль не проснулась снова…
-История очень сложная и запутанная. И не хочется спрашивать маму об этом, ворошить прошлое, вытаскивать скелет из наглухо закрытого шкафа. С того самого момента, пять лет назад, похоже, что мой мозг отгородил все воспоминания об отце беспросветной завесой. И, кажется, что все воспоминания о нём забылись, стёрлись, хотя это не так. Они там, где-то глубоко внутри меня… Но воскресить их сложнее, чем стать властелином мира! Душа, моя душа боится боли.
Юлины глаза, мокрые от слёз, упёрлись в меня взглядом, говорящим лучше всяких слов и жестов. Я вздохнула, и спрятала голову в коленях, свернувшись калачиком, в позе зародыша, прямо в одежде, пытаясь согреться и морально, и физически.
Юля
Я просто не знала, что сказать.
Рассказ Наташи – это все так ужасно… и так напомнило мне себя.
Я просто боялась заговорить после всего этого. Но как-то само вырвалось:
- Ты так спокойно обо всем этом сейчас рассказывала…
Собственный голос казался мне чужим и вообще напрасно прозвучавшим.
Наташа монотонно ответила:
- Теперь я мало что помню. Это было так давно… Время лечит, наверное…
Какое-то время мы провели в молчании.
Затем я подняла глаза: Наташа пристально смотрела на меня, видимо, ожидая в ответ такого же полного доверия к ней.
- Ты сказала, что не показываешь своего настоящего «я»… - начала она.
Почему бы и не рассказать всего, подумала я. В конце концов, раз уж я начала…
- Не знаю, что со мной произошло. Какое-то время назад… не скажу точно… у меня в голове будто что-то щелкнуло, и мое отношение к окружающему миру совершенно изменилось. Я стала видеть только все отвратительное… И самое страшное – я поняла, что вся эта мерзость и есть наша жизнь… И от того, что я это вижу, мне совсем не радостно. Я никогда не смогу снова одеть на себя розовые очки. Я знаю, что счастье и свобода – миф… Хотя и такой желанный. Из-за всего этого я стала ненавидеть способность чувствовать, сами эмоции. Понимаешь, я уже вижу призраков… то есть, это не призраки, конечно… Но я не знаю, как по-другому их назвать. Это просто бредовые мысли… или бредовые видения, когда глаза закрываешь.
Мне кажется, я стала так думать из-за того, что две моих подруги погибли… Когда первая, Соня, попала под машину, я страшно расстроилась… Но эта смерть, как бы жестоко это ни звучало, не дала мне ничего, кроме переживаний и мыслей о несправедливости. Но когда не стало Ани… Тогда-то и начался весь этот кошмар. Тогда я начала видеть настоящий мир. И… еще, самое печальное, что я поняла – две противоречащих друг другу вещи. Первое - нужно жить каждой секундой, радоваться самому факту своего существования, видеть только яркую сторону во всем, ведь в любой момент можно вот так просто закончить жизнь под колесами машины. А второе – нельзя, не получится так жить… Потому что слишком много вокруг жестокости, насилия, грусти…
Все проходит: детство, любовь, жизнь. Как же жизнь коротка, только задумаюсь об этом – и так больно, сердце сжимается, отчаяние, отчаяние… Мир несется, катится к своему логичному завершению… Когда-то ведь мир кончится… когда-то он ведь начался. Просто иногда хочется сойти с ума. Да, я стану идиотом, не буду соображать, вообще себя сознавать; но не будет, не будет этой чертовой меланхолии и мыслей о мире…
С тех пор, как до меня дошло, в каком кошмаре мы живем, я постепенно скатывалась и стала просто монстром. Я научилась ненавидеть людей за их поступки, себя за свои собственные ошибки… Меня ненависть сжигает, съедает изнутри... Эта ярость, я ее ненавижу... Но в то же время она что-то новое преподносит. Хочется ударить, но знаю: это бесполезно. Разъедает душу.
Я уже просто чудовище какое-то… урод... моральный урод... Хочу спать. Уснуть и спать долго-долго… Всегда. Забыть обо всем.
Я пробовала объяснить это окружающим, поделиться. Приятели не оценили, не поняли, а родители и вовсе всерьез задумались о психологе… Поэтому я стала держать свои мысли при себе. Блистала счастливыми улыбками и делала вид, будто все великолепно.
Мои внутренние беспокойства не могли не повлиять на отношения с людьми. Меня многие просто оставили… Всю жизнь я считала их истинными друзьями, и зря. Перебор с предательствами… Иногда так глобально ошибаешься в людях, что не хватает сил на изумление…
Поэтому я ношу маску. Улыбаюсь. Ртом улыбаюсь. В глаза все равно никто не смотрит, можно не напрягаться. Бесконечные шутки, жизнерадостность… Все привыкли считать меня этаким забавных существом с неиссякаемым зарядом хорошего настроения. Потому что, как справедливо заметил кто-то, легче сказать «у меня все хорошо», чем объяснить, почему так хочется разбить голову об батарею...
А в последнее время мне стало трудно… Трудно справляться. Просто я устала, очень. Этот образ – клоун, забавнейший человек, веселая, отвязная, бесшабашная… У меня идеально выходило. А теперь я не могу себя пересилить. Слишком долго я притворялась. Я устала. Поэтому я все больше молчу, ведь меня все равно никто не слушает из-за абсурдности и ненужности моих слов. К тому же, что бы я ни попыталась сказать, все равно получится не так, как я думаю.
Я замолчала и посмотрела на Наташу, ожидая увидеть презрение, а то и отвращение. Но, к моему немалому удивлению, она, казалось, совершенно не испытывала ко мне неприятных чувств, по крайней мере, внешне этого не проявлялось. Я ощутила бесконечный прилив благодарности к моей новой знакомой.
Что ж, подумала я, раз уже выложила почти всю правду, почему бы и не договорить…
- Самое большое предательство для меня было и самым невероятным… Человек, чью верность я никогда бы и не подумала ставить под сомнение… Мой кумир, из всех он сделал больнее всего… Я хотела быть как он, я боготворила его… А он лгал – всегда. Я и сейчас его люблю. Только теперь я его еще и ненавижу. И я пытаюсь бороться с этой любовью… Он всю жизнь делал вид, что я нужна ему, что он уважает меня, что я для него – целый мир.
На этом месте слова просто закончились. Самое горькое из всего произошедшего…
- Кто это? – спросила Наташа.
Как же ужасно было отвечать…
- Мой папа.
Впервые проскользнула мысль, что неудачная это идея – полностью раскрыться не особенно хорошо знакомому человеку.
- Долгая история… Суть оказалась в том, что ему просто плевать на меня, и он заботился обо мне исключительно из-за родительского долга. Я – как запасной вариант, когда не с кем поговорить… Он не воспринимал меня всерьез. Когда я осознала это, я сбежала из дома. Несколько суток я не возвращалась, только сообщила по смс, что в безопасности. А когда вернулась… Все стало по-другому. И вот уже больше полугода я вообще с ним не разговариваю. Я разочаровалась в нем из-за его отношения, а он обижен на меня… за что?.. не знаю…
- Якобы друзья, да… Но собственный папа… - проговорила Наташа.
Прошло пару минут в молчании.
- Остались некоторые люди, которые по-прежнему близки со мной, несмотря на то, что прекрасно знают, что творится у меня в душе. Их можно назвать своеобразной пятеркой, они все очень важны для меня. Каждый из них – это часть моей жизни, все они разные, не все знакомы друг с другом. Но без них я… воспринимаю все иначе, что ли… Благодаря им я такая, как есть, все они сильно повлияли на меня. Князь, Настя, Костя, Лена, Дима…
Самые близкие люди. Столько приятных воспоминаний…
- С каждым из них у меня очень разные отношения. Настя, например, с детства моя хорошая подруга… Мы знакомы уже 9 лет… Все началось с совместных игр в начальной школе, а теперь я доверяю ей все. Не представляю, что бы я делала без нее… Она всегда рядом, никогда не бросит… Есть множество приятных мелочей, понятных только нам обеим. Нас столько объединяет…
Костя так вообще очень мне помогает. Общение с ним – заряд хорошего настроения. Безумные идеи – это все от него. Забавно, именно с ним приятнее всего подурачится… Как и еще с одним парнем – Димой. Он также один из тех немногих людей, кому я могу рассказать все свои бредовые мысли без страха быть непонятой или осмеянной. Они оба так похожи… И такие разные. И оба очень нужны мне.
Есть еще одна девчушка – Лена… Не так давно она уехала жить в столицу ради учебы… Очень мне ее не хватает… Ее нечастые возвращения сюда – бесконечная радость. Общие мечты, общие идеалы, общие стремления…
- …Четверо. А еще один?
- Князь…
Я даже заволновалась: слишком сложно объяснить наше отношение друг к другу. Для меня почему-то очень важно было донести до Наташи искренность, глубину нашей безмерной дружбы и любви.
- Мы всегда представлялись братом и сестрой, - улыбнулась я, предаваясь воспоминаниям. – С самого начала знакомства мы поняли, что очень похожи, хотя я и младше его на пять лет. Так хорошо с ним… Князь - как мой брат-близнец. Как же мы ценим и любим друг друга!.. Это можно только почувствовать. Все это время мы были вместе, и я не могу и представить чего-то более совершенного, чем наша дружба, если это вообще так можно назвать… Мы познакомились в другом городе, потом разъехались, и я долго его не видела… Но мы часто списывались или созванивались, общались, делились мыслями… Помню, была счастлива, когда узнала, что он поступил в вуз именно у нас… Мы каждый день виделись, доверяли все друг другу…
- А потом он уехал в Америку, - улыбка слетела с моего лица. – Поначалу все шло не так плохо: мы часто созванивались, по-прежнему доверяли друг другу все, не теряли связи. Лето прошло без Князя, я дико скучала, но утешала себя мыслью, что осенью увижу его, наконец… И потом… Он должен был прилететь второго ноября, я точно это помню.
Самый ужасный день в моей жизни – я так долго его ждала, но мои надежды не оправдались…
- Он пропал, - просто сказала я. – Он исчез, вот и все. Я пыталась всеми путями выяснить, что же произошло… Прошел почти год, как я ничего не слышала о нем. Я знаю, что он не мог взять и бросить меня, Князь бы так никогда не поступил, он любит меня, мы же брат и сестра… Но целый год…
Наташа смотрела на меня полным грусти немигающим взглядом.
- Но… ты же понимаешь, что произошло… Либо он стал калекой, либо умер… либо сошел с ума.
- Либо я сошла с ума…
Теперь уже я не смогла подавить в себе желание расплакаться. Горячие слезы потекли по лицу, и что толку было их скрывать… Столько времени я упорно отгоняла от себя эту мысль, которой боялась и которая все время скользила где-то у краешка сознания… И Наташа стала первым человеком, который так вот просто проигнорировал все глупые отговорки и заставил посмотреть правде в глаза.
Если его не станет, то в душе появятся комнаты, в которые никто никогда не сможет зайти. Этот страх… он наполнял изнутри, окутывал душу, щемил сердце…
Наташа говорила какой-то утешительный бред, а может, и нет – я не могла слушать. Хотелось прямо сейчас полететь в эту чертову Америку, к нему, Серафиму, найти его и убедиться, что мои переживания нелепы и глупы. Что он встретит меня, счастливо улыбаясь, и мы снова будем вместе… И тревога навсегда исчезнет из моего сердца.
Князь
Еще пару часов назад я был совершенно уверен, что, наконец, увижу свою сестрёнку. Меня очень волновало, как она меня встретит, не забыла ли она меня? Мы так давно не виделись, и я так скучал… Идиотизм, да… Но я боялся, что за столь долгий срок Юля просто отвыкла от меня. Может, вообще не стоит лететь к ней?..
Теперь мои волнения приобрели несколько иной характер. Кто скажет ей, что я даже не сел в самолет, летевший в ее страну? Или вообще не нужно говорить? Глупые сомнения в ее преданности мне перестали отравлять душу; я стыдился того, что мог думать о ней так плохо. Теперь я терзался лишь мыслью о том, что никто не может объяснить Юле произошедшего. Я умирал; и ни к чему были отчаянные попытки врачей спасти меня. Я знал, что умру прежде, чем солнце зайдет за горизонт. Мне осталось совсем немного.
Но кто, кто скажет Юле об этом?!..
… Я сам не был точно уверен, где нахожусь. Иногда я слышал голоса людей, пытавшихся удержать меня в этом мире. Должны же они понимать, что все бесполезно?.. Впрочем, это никоим образом не мешало мне размышлять. Реакция Юли на мою почти состоявшуюся смерть будет ужасна… Пожалуй, я не хотел бы, чтобы она знала. Но мое резкое исчезновение не останется для нее незамеченным. Она так ждала моего приезда… Когда во время наших бесконечных телефонных разговоров я упоминал об этом, она безмерно радовалась; а как я желал наконец увидеть ее!
Так, думая о Юле, я плавно перешел к воспоминаниям трехлетней давности…
… Мать снова безрезультатно пыталась сделать из меня «приличного молодого человека». Я безучастно смотрел в пространство перед собой; мамины лекции порядком мне надоели. Не желая слишком уж обижать ее, я всегда выслушивал ее монологи. Терпеливо отсидев полчаса, я мягко напомнил ей, что меня ждут друзья – мы вместе собирались отметить День города. Они лишь вздохнула, как бы говоря «ничто тебя не исправит», и велела вернуться трезвым. Я позволил себе возмутиться. Родители знали о моей пагубной привычке – курении, но к алкоголю в их присутствии я не притрагивался, и всегда являлся домой в приличном состоянии. Натянув кеды, я вышел на улицу.
К вечеру я немного приуныл: стандартные походы по городу в компании полупьяных друзей не радовали. Хотелось чего-то нового. Впрочем, впереди целая ночь, возможно, будет что-нибудь интересное… Кто-то пожаловался на острую нехватку сигарет, и мы с Димой – одним из моих старых друзей – вызвались сходить в магазин неподалеку.
Встретив по дороге знакомых, мы поддались на их уговоры посидеть с ними. Слово за слово… В общем, наш поход за сигаретами затянулся.
Через час Дима был мертвецки пьян. Это мне жутко не понравилось, и я сказал, что минут на пять отлучусь покурить в одиночестве. Отвратительное зрелище – видеть друзей в таком состоянии… Вернувшись, я обнаружил, что все куда-то ушли. Отлично… Звонок Диме ничего не дал: очевидно, он выключил телефон. Мне ничего не оставалось, как отправиться на поиски этого пьяного идиота.
Уже через пару минут я заметил что-то человекоподобное, лежащее на скамейке. Я подошел и посветил ему в лицо мобильником: нет, не Дима. Неожиданно до меня донесся голос сзади:
- Хей, что ты там пытаешься высмотреть?
Я обернулся и увидел перед собой худого парнишу лет 15-16. Выдавив улыбку, я поведал ему печальную историю этого вечера.
Ваня (оказалось, так его зовут) сочувственно выслушал меня и сказал, что тело, валяющееся на скамейке – также их перебравший друг.
Только я хотел спросить, кого это – «их», как рядом появилась маленькая светленькая девчушка в очках. Кто знал тогда, что эта малышка станет самым близким мне человеком?.. С выражением безмерного подозрения на лице она обратилась ко мне:
- Эгей, а ты кто?
Потом добавила:
- Вань, ты же сказал – на пять минут, а сам тут отсиживаешься уже полчаса.
Ваня проигнорировал упрек. Я улыбнулся ей и вкратце перечислил события сегодняшнего дня моей жизни. Она уселась рядом на скамейку и внимательно слушала, иногда вставляя язвительные комментарии.
- Такое ощущение, что в этом городе одна половина населения только и делает, что напивается в хлам, а другая – ищет потом первых, - несколько презрительно заявила девчушка после того, как я закончил рассказ.
- В этом городе? А ты не отсюда? И, кстати, а имя твое я так и не знаю, - проговорил я.
Выяснилось, что зовут ее Юлей, ей 12 лет (какой же маленькой и забавной она показалась!) и что она – дальняя родственница Вани, приехала погостить из соседней страны.
- А сам-то ты кто, так и не признался, - усмехнулся Ваня.
Я помолчал немного. Потом, ловя недоуменные взгляды моих новых знакомых, поинтересовался:
- Князя знаете?
Юля равнодушно пожала плечами, а вот из Вани слова полились не просто ключом, а прямо-таки бурным потоком:
- Да он!.. Да это же!.. Все его знают! А он тебе кто? Говорят, шикарный парень, веселый, общительный, душа компании! А эта история про прыжок… - он взглянул на Юлю – та вопросительно посмотрела на него в ответ. – Рассказывают, он однажды спрыгнул с пятого этажа, сделал сальто и приземлился, ничего не сломав, ни царапины вообще!
Там немного не так было, ну да ладно…
- А еще, - увлеченно продолжал Ваня, - он на гитаре играет великолепно, лучше всех в городе!
Спорное заявление, но я промолчал.
- А самое забавное, что никто, кроме его близких друзей, не знает его настоящего имени – все Князь да Князь…
Это была чистая правда. Родители назвали меня не совсем обычно - Серафимом, а я никогда не любил это имя, поэтому не распространялся особенно на этот счет.
- Ну, так, Князь – это я.
Ваня уважительно глянул на меня, а Юля выдала:
- Да ладно… Неужели правда про прыжок?..
Я принялся рассказывать, как все было на самом деле:
- Да просто праздновали выпускной у друзей… Квартира на пятом этаже … Я, полуживой от алкоголя, на балкон вышел, вниз посмотрел… Перевалился, думал – все, труп… Падая, зацепился за какой-то выступ ногами, вот и перекувыркнулся… А потом упал, полежал немного – и нормально, синяки только. И за этой картиной пара друзей моих сверху наблюдали… Вот и вышла славная легенда для города, - улыбнулся я.
- Забавно, хоть и не очень-то правдоподобно, - заметила Юля и рассмеялась. – Чего только по пьяни у людей не бывает…
Вскоре к нам подошла некая девушка – как оказалось, знакомая Вани и Юли. Остаток ночи мы провели вчетвером, разговаривая. Хотя в основном говорили я и Юля, а двое оставшихся преимущественно молчали.
У нас с Юлей было много общего, несмотря на значительную разницу в возрасте – 5 лет. К утру, когда начало светать, я смог подробнее рассмотреть ее: теперь она казалась еще более хрупкой и маленькой, совсем ребенок. Удивительно, но разговаривать с ней было интересно – будто говоришь с взрослым, образованным, сформировавшимся человеком. Ваня прервал нашу беседу нытьем о нехватке сигарет (в этом городе, похоже, курили все). Наконец, вдоволь потрепав нам нервы, он ушел в ближайший ночник, заодно потянув с собой до сих пор неизвестную мне девчушку. Мы с Юлей продолжали разговор.
- … Вообще-то у меня достаточно приятелей, знакомых, но близких друзей не так уж много, - рассказывала она. – И все-таки я лучше схожусь с мальчиками… Мне нравится, что у них нет глупых секретов и хихиканий, и для них не важно, одета ли я по последней моде.
- Ну а у меня, как понимаешь, приятелей бесконечное количество – некоторых и имена не вспомню. Не знаю, как это получилось… С детства я был очень общительным. Здесь почему-то легко знакомиться – да ты и сама, наверное, заметила. Да к тому же, сменил множество школ – меня часто исключали за поведение.
- Бунтарь? – улыбнулась Юля.
Я улыбнулся в ответ:
- Что есть, то есть… Иногда такое вытворю, что сам удивляюсь…
Юля от души веселилась, слушая рассказы о моих выходках.
- Тут уж не могу ничем похвастаться – такого у меня не случалось, - сказала она, когда я закончил.
Вернулись Ваня и его подружка. Ничего не сказав, они сели рядом и стали сосредоточенно нас слушать. Побыв с нами минут пять, они, также молча, куда-то ушли.
- Что касается бесшабашных поступков… Я бы хотела прыгнуть с парашютом… А еще очень хочу залезть на высоченную крышу и посмотреть на всех сверху…
- А я хочу полетать на дельтаплане, - Юля активно закивала головой, соглашаясь. – А вообще я хочу мотоцикл, шикарный… - неожиданно ляпнул я. - Это моя мечта.
Юля грустно улыбнулась. Я вопросительно посмотрел ей в глаза.
- Ну… моя мечта неосуществима. Ты первый, кому я об этом говорю… Я бы хотела путешествовать по миру в компании лучших друзей, с гитарой, вроде хиппи. Свобода… Никаких обязательств, ничего…
Я, признаться, был чуть удивлен. Мне всегда казалось, что в 12 лет девочки мечтают о красавце-миллионере, бесконечном гардеробе, ну или, на худой конец, о попугайчике. Но никак не о том, чтобы жить свободно, как того пожелает душа.
- А твоя мечта, настоящая, а не какой-нибудь мотоцикл, какая?
Только я хотел заговорить, как раздался дикий крик Вани:
- ЮЮЮЛЯЯЯЯЯ!!!
Она даже вздрогнула. Через секунду появился и он сам.
- Только что позвонила мама. Злая жутко… Спрашивает, где мы шлялись всю ночь и когда мы появимся.
Я посмотрел на часы: 7:12 утра. Поздновато… Точнее, рановато.
- Что ж, надо идти… Мне-то она ничего не скажет, а вот тебя растерзает.
Попрощавшись, они ушли. Таким образом, разговор мы не закончили. В душе поселилось странное чувство – то ли сожаление, то ли радость… Я обругал себя за то, что не взял телефон Юли, или хотя бы Вани.
Впрочем, это не помешало мне увидеться с ними обоими вновь.
На следующий день я встретил их снова, случайно. То был миг редкого счастья, тогда я впервые понял, что мне нужна эта маленькая смешная девчонка, что мы за ночь выложили друг другу душу.
Говорят, случайности не случайны… Не зря я тогда отправился искать Диму – благодаря этому я обрел настоящего друга, маленькую сестренку.
Через год я отправился на постоянное местожительство в город, где жила Юля – поступать в университет. Она была безумно рада видеть меня, равно как и я счастлив был встретиться с ней вновь. Первый день мы просто не могли оторваться друг от друга – столько всего произошло за целый год, чего не расскажешь просто по телефону!.. За это время она очень выросла, теперь я не назвал бы ее маленькой девчушкой. Впрочем, характер ее нисколько не изменился, она осталась все тем же ребенком с полувзрослыми мыслями. Разве что речь ее стала менее язвительной, спокойнее, что ли, словно она взвешивала каждое слово перед тем, как сказать.
Постепенно мы настолько сблизились, что знали друг о друге все, просто читали мысли, понимали абсолютно. Все это время я не переставал удивляться, как это девчонка, которая младше меня на 5 лет, смогла завоевать мое сердце целиком и полностью. Мы привыкли представляться братом и сестрой, мы просто стали таковыми. Она очень любила меня, так же, как и я ее. Большую часть нашего свободного времени мы проводили вместе. Я познакомил ее со своими друзьями, предупредив их, что она – моя маленькая сестра, мое сокровище, так что они относились к ней с трогательной заботой и вниманием. Сначала, конечно, ее присутствие вводило их в легкое недоумение, но постепенно они настолько привыкли к Юле, что она стала полноценным членом нашей компании. Я знал о ней все – как и она обо мне. Так вместе мы провели около года, а потом родители во время очередного телефонного разговора сообщили мне, что они отправляются жить в Америку – не каждый день такой шанс выпадает!.. Естественно, они собирались забрать меня с собой. Напрасно Юля твердила мне, что очень рада, что это большая удача – я видел, что она жутко расстроилась из-за этого. Да я и сам был подавлен: да, я хотел жить в США, но не хотел бросать Юлю здесь. Я убеждал себя… да чего уже там, врал себе, что никуда не уеду, но с каждым днем я все больше и больше понимал мрачность всего положения – мы с Юлей будем жить на разных концах света. Время шло, день моего отъезда неизбежно приближался, и, наконец, наступил. Я помню, Юля была удивительно спокойна, будто сбросила груз волнений и нервов последних недель. Мы так долго прощались, так много говорили друг другу хороших слов… Я обещал звонить и писать ей, а она обещала ждать моего ближайшего приезда.
…Городок, в котором мы поселились, я нашел довольно приятным. Родители были просто счастливы, и я не хотел мозолить им глаза своей кислой рожей, поэтому первое время проводил, изучая окрестности подальше от нового дома.
Я, наверное, тратил кучу родительских денег на телефонные разговоры с Юлей, но меня нисколько не заедала совесть. Она интересовалась всем – начиная от того, какое здесь мороженое и заканчивая тем, кто живет у меня по соседству. Сама Юля также рассказывала много забавного о том, что с ней происходит. Бесконечно мы говорили друг другу о том, как скучаем.
Я нашел кое-какую работенку и откладывал деньги на билет в ее страну. Я твердо знал, что должен любыми путями попасть к ней, и как можно быстрее. Так и прошло то лето: в выяснениях отношений с начальником – раздражительным полноватым стариком, новых знакомствах, прогулках, и, конечно, в нескончаемых телефонных разговорах с Юлей.
Началась учеба… Поначалу мне трудно было привыкнуть к этой системе, дома все было совершенно по-другому. Я смиренно ждал ноября – тогда я должен был вернуться к Юле. С каждым проходящим днем я все больше и больше радовался, но вместе с тем и волновался – но не решался высказать свое волнение ей по телефону, как бы глупо это ни было. Время пролетело очень быстро – и вот я уже говорю Юле, что через три дня вылетаю к ней… Мы оба были безмерно рады, мы счастливы… Я очень ждал этого целых полгода и теперь, не считая моих нелепых загонов по поводу Юли, меня ничто не беспокоило.
… удар…
…больно…
…назойливое внимание врачей.
Это было бы даже забавно, не будь это так жутко.
Меня сбила машина – да, вот так просто. Завтра, уже завтра я был бы на полпути к ней, Юле.
Да только не будет ничего этого – я умираю.
Не знаю точно, сколько мне осталось. Пару часов, не более.
А кто скажет Юле?..
…свет слепит глаза. Я уже давно (или нет?.. такие вещи как время сейчас не имели значения) не чувствовал тело, вообще ничего не чувствовал физически, только иногда – слышал разговор. Впрочем, это вполне может быть порождением моего воображения.
Мои родители тяжело будут переживать утрату. Мои старые друзья… Юля.
Этот свет, он сводит меня с ума… Почему-то я вспомнил, как мы впервые залезли на высокую крышу и смотрели на все сверху… Это изумление в глазах Юли тогда, будто она совершила какое-то открытие…
…я уплываю. Или нет? Меня несет куда-то… приятная слабость… звук гитары… мои пальцы обхватывают гриф… струны…
Тепло… Я, наверное, улыбаюсь…
…пустота…
Не скучай, сестренка.
Они сидели здесь неподвижно черт знает сколько времени. Но никто не подходил к ним, никто не пытался их прогнать.
-Супружеская пара, сын попал под машину, - перешептывались за их спинами. Никто не смел подойти и попытаться утешить их.
Вышел врач.
-Он в таком ослепительно белом халате, - отметила сгорбившаяся, постаревшая в один день женщина – мать пострадавшего парня. И от этого еще страшнее выглядели ярко-красные пятна крови на нем.
С надеждой посмотрели муж и жена ему в лицо, ища подтверждения, что их сын жив, что он будет с ними.
Врач лишь с сожалением проговорил:
- Мы сделали все, что могли...
Эпилог
Когда долго и упорно строишь образы… Думая, что сумеешь создать их полноценными, раз за разом подтверждая созданную картину. Будто раз за разом взмахивая кистью перед мольбертом, нанося разноцветные краски, слой за слоем, скрывая самый первый слой – серый. Однако цвета всё равно перемешивались, и яркие краски, расплёскивающиеся по полотну, со временем теряли свой оттенок, смешиваясь с первым, основой. Сначала, долго, осторожно, но искренне открываться, а потом словами и поступками ломать эту картину, выбрасывая в открытое окно, в бездну. Думалось, что так будет лучше. Думалось, что никто не примет таким, каков есть на самом деле. И тщательно пришивая маску к лицу, ходишь с ней, будучи уверенным, что никто не увидит уродливые швы, и шрамы, и лицемерье маски. Все мы хотим искренности и настоящих чувств. Только реакция у всех на них разная, а в то же время и одинаковая. Играть, играть, как же опротивело это. Но вся наша жизнь – игра. Мы сами создаем себе препятствия, или обстоятельства строят их. Или мы проходим состязания, и создаём нового себя, дополняем собственную сущность, хорошим ли, плохим; выносим уникальные в своём роде выводы, у каждого - разные. Или же мы ломаемся, теряем себя, свой облик, становясь недоверчивыми, жестокими, замкнутыми. Мы проходим состязание, или нет. Но то, КАК мы его пройдём, кем мы из него выйдем. Залечим ли мы раны, зарубцуются ли они, или же эти увечья начинают гнить, гноиться, саднить.
У каждого своя история, своя трагедия, свой скелет в шкафу. Глупо утверждать, что кому-то досталась лучшая, а кому-то - худшая доля в жизни. Каждому судьба даёт что, что человек способен испытать и не сломаться. А если не способен – значит, ещё не готов к тому, чтобы жить.