Три часа до закрытия. Нестерпимо душно и сыро. В выставочном зале «Этажей» на Лиговке слишком много измученных зверей в клетках и взмыленных людей вокруг них. Сегодня здесь раздают бездомных животных из приютов.
В воздухе витает лихорадка последнего дня распродажи в гипермаркете и отчаянная надежда старой девы перед свиданием вслепую. Последний шанс. И вся твоя прошлая жизнь уже не имеет значения. Ты здесь. Бешено несутся минуты. Лица, морды, лица… и только одно выражение в каждом взгляде: может быть ты?
Акция называется: «хочу домой». Так глупо. У неё всегда был дом, и она привыкла к дому. Может быть даже слишком привыкла, в глазах светилось озорное: «хочу гулять». И её выгуливали, баловали. Тогда её звали Жужа. Стройная, заводная, гладкая. Она жила в семье. С мужчиной, женщиной и мальчиком.
***
Главным в доме был мужчина, а старшей – женщина. Иногда все подчинялись ему, иногда ей. Жужа слушалась обоих. Привыкла слушаться и не нуждалась в командах. Едва мужчина устраивался перед телевизором, она ложилась рядом, позволяя класть на себя ноги, и блаженно вытягивалась, вдыхая густой и терпкий запах его пота. В хорошем настроении, мужчина ласкал её. В плохом – гнал. По его взгляду, позе Жужа угадывала: сейчас крикнет или пнёт, но подходила всё равно. Обругав или ударив, он прижимал к себе, гладил и шептал в ухо: «Жужа, дура моя любимая». Каждый вечер они гуляли, иногда вдвоём, иногда брали с собой мальчика. И все прохожие смотрели на неё с восхищением, а на мужчину с завистью. Кроме стати и красоты Жужа отличалась примерным поведением: далеко от мужчины не уходила, с посторонними не общалась, играла только с ним и с ребёнком.
Мальчика она тоже любила. Не так как мужчину, скорее как его лучшую часть: маленькую, добрую частичку самого близкого человека. Он гладил её больше, а обижал меньше, и не со зла. Когда в задремавшую Жужу летел тапок, она вздрагивала и испуганно смотрела по сторонам, а мальчик хохотал. Это была игра, такая же, как футбол или твистер. Ему нравилось проводить с ней время: играть, разговаривать. Он рассказывал, она внимательно слушала, и понимала. Всё время, когда в ней не нуждался мужчина, она проводила с мальчиком. Зализывала синяки после драки и верила в его победу. Помогала делать уроки: слушала английский, выла от русского, рычала на математику. Свои стихи он тоже читал только ей. И обед она за ним доедала. Если женщина замечала, она орала на мужчину: «Видишь, почему ребёнок такой хилый!», на мальчика: «Хочешь идиотом вырасти?» и уже разогревшись, яростно обрушивала на Жужу поток ругательств.
Женщина её не любила. Стоило Жуже появиться на кухне, как женщина вопрошала: «что, припёрлась, сучка драная, под ногами крутиться?». Жужа очень старалась не «крутиться под ногами». Когда мужчина уходил на работу, а мальчик в школу она и вовсе не решалась выбраться из комнаты. Но и тут настигала злая женщина: «Ишь, разлеглась, дармоедка! А ты вкалывай, корми её, обихаживай!». Жужа виновато опускала голову и ничего не могла возразить. Да и зачем? Стоит ли обращать внимание на мелкие обиды, когда можно ждать любимых.
***
До закрытия выставки два часа сорок минут. Что она здесь делает? Все кому действительно нужно, разобрали достойных ещё днём. Пара счастливых пенсионеров тащит к выходу кота. Его испуганная морда толчками открывает изнутри сумку. Не тут-то было. Дедок крепко прижал свою добычу к груди, а старушка одновременно гладит, заталкивает обратно и уговаривает: «Куда ж ты глупенький, мы тебя домой везём. Приедем, я тебя кашей с тушёнкой накормлю, и мышку куплю. Хочешь мышку?» Жужа проводила их тоскливым взглядом. Домой.
***
Однажды мужчина пришёл мрачнее обычного. Не нужно было ей к нему подходить. Знала, что не нужно или хотя бы, не сразу. Но не сдержалась, слишком долго ждала. Удар берца отбросил к стене, оглушил. За что? А через секунду догнала боль. Жуже ещё никогда не было так плохо, боль прожгла насквозь, сильнее, чем кипяток из чайника, и не отпускала её тело. Пока она, скрючившись, выла на полу, мужчина собрался звонить врачу, но женщина отговорила: «Что ей будет, заживёт как на собаке». Зажило через месяц. Но кость срослась неправильно и на прогулках она уже не радостно семенила рядом с мужчиной, а ковыляла позади. Восхищённых взглядов поубавилось. Мужчине перестали завидовать гости. А один, расчувствовавшись после водки, пожалел:
– Зачем тебе эта хромая сука?
– Ну как… привык, всё-таки десять лет вместе.
– Размягчел. Стареешь.
– Да пошёл ты! На себя посмотри.
– А мне есть что показать, – гость нашарил в кармане мобильник и защёлкал настройками. Мужчина воровато огляделся и запер дверь кухни. Больше Жужа ничего не услышала, но поняла: дни её в семьи сочтены.
***
Два часа пятнадцать минут до конца выставки. А народа меньше не становится. Неужели ещё есть надежда? Человек: высокий, плотный, наглухо застёгнутый в чёрную куртку, в густых каштановых волосах седые пряди. Прошёл мимо и даже не посмотрел в её сторону. Правильно, на что тут смотреть: исхудала, глаза всегда на мокром месте, облезший мех. Он остановился напротив толстого полосатого кота. Присел на корточки, вглядываясь в серьёзную, настороженную морду. Кот подался вперёд, изучая. Человек осторожно протянул коту руку на обнюхивание, но погладить так и не решился. Он встал и расстегнул куртку, открылся чёрный свитер с высоким воротником, тоже застёгнутым на молнию. Заговорил с волонтёром из приюта, словно желая быть официально представленным зверю.
***
Всё чаще мужчина стал приходить за полночь. Будил, устраивал пьяные разборки: то просил у Жужи прощения, то обвинял во всех своих несчастьях. А днём ей доставалось от женщины. Выходило, что это она, тупая сука, попалась человеку под ногу не вовремя, и он теперь переживает, совесть его из-за неё, паразитки, мучает. Жужа не отрицала своей вины. Терпела и надеялась на лучшее.
Но когда мальчик с разбитой губой прибежал к ней искать защиты от отца, она решилась. Дождалась пока все уйдут, и собрала вещи: свои и сына. Деньги. Она знала все заначки мужа, но никогда к ним не прикасалась. Говорила: «Мне нужны колготки». А он спрашивал: «Сколько?». И давал ровно нужную сумму или потом пересчитывал сдачу. Пряча стопку купюр в сумочку, Жужа почувствовала себя воровкой в собственном доме. И тут же спохватилась: в собственном? Да этот дом её просто ненавидел. Тёмно-серые обои «под мрамор» пугали, из-за них комната напоминала гробницу. Телевизор изо дня в день истязал стереозвуком, палас бесконечно пачкался, стулья подставляли острые углы. Квартира десять лет гнала её прочь, а она всё это время воображала себя дома.
Где же теперь дом? К родителям нельзя. Для них у неё всё хорошо. Всегда. Потому что если плохо, значит, сама виновата и должна исправить, а потом отчитаться: всё хорошо. Подруги? На них не было времени последний год. Или два. Или… когда же она последний раз видела Алю? Весной. Случайно встретились у магазина, даже не поговорили толком, мужа злить не хотелось. Где же её телефон? Только бы не расплакаться.
– Алло.
– Аль, привет, как поживаешь?
– Женька? Ты!
– Я.
– Случилось что?
– Да…
Она вывалила на подругу всё от начала до конца и замолчала, готовясь услышать: «сама виновата», но Алька сказала:
– Ничего. Пока у меня поживёте. Мы с Наташкой одни остались, место найдётся.
– А Паша?
– Развелись. Давно.
Жужа не нашла, что ответить. Что ещё в жизни близких она пропустила? Кого потеряла?
***
Час пятьдесят до конца выставки. Нашла. Жужа увидела свой отчаянный зов в собачьих глазах и кинулась к поджарой чёрной суке. Она лежала, высунув нос наружу, через прутья клетки и не сводила с Жужи печальных, как будто заплаканных, глаз.
– Можно взять эту собаку?
Молоденькая девушка в фирменной футболке ответила не сразу, ошарашенная её напором:
– Да. Но собака не простая. Она вся седая была, хотя ей года два, не больше. У нас вылиняла и стала чёрной опять. Не знаю, что с ней бывший хозяин делал, но людей она боится, долго не подпускала к себе…
Пока девушка говорила, Жужа протянула руку к влажному собачьему носу и невпопад отвечала: «нет», «ну что вы», «конечно, не верну», «жильё есть».
Когда с формальностями было покончено, Жужа вела собаку к выходу, радостно бормоча: « У нас тебя никто не обидит. Димка с Наташкой обрадуются! Я ведь сыну про тебя ничего не сказала, будет ему сюрприз на день рождения! Он у меня балованный, но добрый – вы с ним сразу подружитесь. Шуточки у него иногда дурацкие бывают, но я отучу, не бойся…»
Её остановил фотограф. Первое фото вместе. Она села на импровизированный диван из плотно сбитого сена, пристроила собаку на коленях. Старая шуба Жужи почти слилась с мехом суки, только глаза сверкали: ещё заплаканные, но уже с надеждой.
– Можно? – рядом стоял мужчина в чёрной куртке с котом на руках.
– Да, пожалуйста.
Он сел на почтительном расстоянии от неё и заметил:
– Красивая собака.
– Спасибо.
– А как вас зовут?
– Не знаю. Она в приюте всего два месяца прожила. Имя дали, но говорят, отзывается не охотно. Будем выбирать.
– Нет, как вас зовут? Меня Сергей.
– Очень приятно. Евгения. Жу… Женя.
***
Когда они уходили, до конца выставки оставалось сорок минут. Участники потихоньку собирались. Десяток потерянных людей отчаянно искали себя. И в каждом взгляде читалось: может быть, ты?