Мой дядя Джеймс, чьи мемуары я сейчас готовлю к публикации, был очень разносторонним человеком. Но мне кажется, главной его отличительной чертой было непоколебимое упорство, с которым он отказывался вставать с постели утром, несмотря ни на какие намеки, мольбы и даже откровенные оскорбления. Изо дня в день я наблюдал одну и ту же картину: домашняя прислуга мечется туда-сюда по коридору мимо двери в его спальню и делает все, что обычно делают женщины, желающие вытащить мужчину из постели. Но на дядю Джеймса это не действовало. Можно было топать, громко разговаривать, стучать в двери и по стенам, с шумом менять воду в умывальнике, но черта с два дядя Джеймс реагировал. В конце концов, враг сдавался и приносил ему завтрак в постель. Потом, неторопливо выкурив сигарету, дядя Джеймс, наконец, вставал, тщательно одевался, спускался вниз и превращался в луч солнца, согревающий дом.
За долгие годы я привык смотреть на дядю Джеймса, как на обыкновенного лентяя. Мое воображение рисовало его муравьем, при виде которого другие муравьи пренебрежительно поднимали усики. Однако, мне суждено было узнать, что его действия, а точнее их отсутствие продиктовано не ленью, а глубоким смыслом.
- Мальчик мой, сказал дядя Джеймс, - намного больше зла совершается от того, что люди рано встают, а не от того, что им не хватает внимания. Из-за этого даже распадаются счастливые семьи. Ты думаешь, почему мужчины бросают очаровательных жен и сбегают с довольно-таки непривлекательными авантюристками? Потому, что хорошие женщины рано встают. Плохие же, наоборот, все без исключения встают поздно. Вытащить мужчину из постели в неоправданно ранний час, ну, скажем, в девять тридцать, значит накликать беду. Взять, например, меня: когда я просыпаюсь, мой мозг подобен бурлящему вулкану недобрых мыслей. Я думаю о мужчинах, которые должны мне денег и ненавижу их. Я вспоминаю полчища женщин, которые не захотели выходить за меня замуж, и испытываю к ним отвращение. Я смотрю на своего пса Понто и жалею, что не вышвырнул его прошлой ночью. Выпустить меня в этот момент в общество – все равно, что навлечь кару на род человеческий. Но все меняется, стоит мне полежать часок-другой, глядя в потолок. Флюиды добра наполняют меня, подобно волнам, поглощающим берег во время прилива. Я люблю людей. Позвольте мне немного позавтракать, потом спокойно покурить в тишине, и общение со мной доставит удовольствие любому.
Он поудобней устроился на подушках и несколько секунд с наслаждением слушал, как прислуга суетится за дверью.
- А однажды привычка поздно вставать спасла мне жизнь, - добавил он. – Подай-ка мой кисет.
- Это произошло, когда я был в Южной Америке. В Республике, куда я поехал в поисках концессий, шла обычная для тех мест революция и я, взвесив все «за» и «против» решил связать свою судьбу с революционной партией. Обычно, это безопасно потому, что в случае восстания революционеры, как правило, подкупали регулярную армию и выигрывали до того, как другая сторона успевала дать той же армии взятку покрупнее. В Южной Америке тот в совете – солнце, в битвах – лев, кто первый взяткой усмирить успеет гнев. Однако, в случае, о котором я рассказываю, произошла заминка. А произошла она из-за того, что в борьбу ввязалась партия, которая стала бороться против революционеров, которые боролись против революционной партии, которая только что свергла существующее правительство. В тех краях все слишком сложно. Даже танцы.
- Короче говоря, меня поймали и приговорили к расстрелу. Не стану подробно описывать, что я чувствовал в тот момент. Достаточно будет сказать, что меня вывели и поставили спиной к кирпичной стене. Расстрельный отряд поднял винтовки.
- Это было восхитительное утро. Высоко в безоблачном небе светило солнце, повсюду слышалось веселое щебетание птиц и стрекотание гремучих змей. Мысль о том, что я скоро покину сей умиротворяющий пейзаж, возмутила меня.
- Тут вдруг мне пришло в голову, что произошла серьезная ошибка.
- «Постойте», крикнул я.
- «Что еще?», спросил командир расстрельного отряда.
- «Что еще?», переспросил я. «Взгляните на солнце. Приговор трибунала четко гласит: я должен быть расстрелян на рассвете. По-вашему сейчас рассвет? Скорее всего, уже около полудня».
- «Это не наша вина», ответил командир. «Мы пришли к вам в камеру вовремя, но вы не захотели вставать. Сказали, что не примите нас».
- «Да, припоминаю, я слышал, как кто-то суетится за дверью моей камеры».
- «Но это не имеет значения», твердо ответил я. «Ваша обязанность расстрелять меня на рассвете, а вы ее не выполнили. В связи с этим я требую повторного суда».
- Конечно, они метали гром и молнии, но я был непреклонен, и, в конце концов, им пришлось отвести меня в камеру до нового решения трибунала. Меня приговорили к расстрелу на рассвете следующего дня, и на этот раз даже потрудились дать мне будильник, заведенный на три часа утра.
- Но около одиннадцати часов вечера произошла еще одна революция. Какие-то революционеры восстали против революционеров, которые восстали против революционеров, которые восстали против правительства, и, пере- пере- переподкупив регулярную армию, они над всеми одержали полную победу. И около полуночи я был свободен. Помню, новый президент поцеловал меня в обе щеки и назвал спасителем его страны. Бедняга! На следующий день произошла очередная революция и он, имея твердую привычку рано вставать, проснулся как раз вовремя для того, чтобы быть расстрелянным на рассвете.
Дядя Джеймс вздохнул. Быть может, он сделал это с сожалением, а может и с блаженством потому, что как раз в это время ему принесли завтрак.