прогулки возле моря

Борис Фрумкин
Воображение:
Он шёл по песку, вдыхал солёный холодный воздух, шумели сосны, море, кровь.
Он шёл по песку, вдоль полосы прибоя.
Не замочить бы ног!
Он шёл по песку, за спиной оставляя песок.
Он шёл по песку перед грудью.
Руки не в счёт!
Кутаясь в красный и синий пуховик, навстречу шла желтоволосая девушка, вдоль живой  мокрой тени морского языка, опустив глаза вниз.
Её волосы развевались как волосы развивающиеся.
В пасмурном этом дне, тёмное море, сероватый песок, густотёмнозелёные сосны. Коричневые тела, узловатые руки. И, девушка, в красном и синем пуховике с удивительными жёлтыми волосами…

Они поравнялись…
Сблизились…
Они встретились…
Столкнулись…
Они соприкоснулись…

Девушка подняла спокойные серые глаза. Он встретил спокойный взгляд серых глаз.
- Как встретил и чем? Если глазами, тогда понятно, но, может быть, всем собой? Телом, руками, ногами, головой и торсом? Чем он встретил взгляд?
- А чем встречает тепло костра замёрзший рыбак?
Замешательство зашевелилось колким паучком в животе у него (у рыбака?). Брызнуло в плечи, разлилось румянцем по лицу.
Девушка прошла мимо, она, всего лишь на миг, задержав взгляд в его глазах (окунулась, нырнула, немного проплыла, вышла, волосы выжала, голая ушла в высокую траву) теперь смотрела туда, где его не было. Он не посмел обернуться и выяснить, куда же смотрела девушка.
Облом:
Пошёл дальше, различая все звуки, ощущая всё тело.
- С таким настроением, зачем гулять? Надо бы залезть, куда ни будь, с друзьями, с алкоголем в тепле и уюте засесть. Залечь? Вылечиться.

Претворение:
Уже вечером, друзья в лёгком хмелю, тёрлись на какой-то вечеринке, в просторном доме, с не слитым бассейном.
- если считать вещи имеющими цель, то полный бассейн – полон перед началом жаркого лета, после осени и зимы. Он вновь девствен, как юный Гор, хотя стар, как древний Ра. А не слитый, значит забытый, уже не нужный, осенний.
На воде плавали осенние листья и пустая бутылка, донышком вверх сверкая, мерцая в прожекторе. Рассеявшись в толпе совершенно чужих людей, друзья шатались, выпивали, искали, вскоре один из них танцевал с жопастой тетенькой в леопардовом  коротком платье.  Леопардовая округлость  рвалась и пульсировала, рука Вани трепетала и путешествовала, исследуя леопардовые полюса и меридианы. Усатый Кирилл, слонялся от одного кружка к другому, со всеми выпивая, остроумствуя и лукавя. Лукавый Кирилл хитро смотрел карим монгольским глазом. Шёл, слегка покачиваясь, в такт музыке, рука со стаканом ровно плыла в темноте, тогда как вторая, свободная, выделывала кренделя и щёлкала пальцами, хотя и беззвучно, но за то красиво. Голубоватый пиджак, рубашечка в обтягончик, а как по-другому сказать о процессе облегания тонкой, полупрозрачной тканью утлой, цыплячьей грудной клетки усатого скуластого Кирилла. Вася же то ли тупил, то ли тормозил, уперевшись лбом в стенку.
- Вася всё-таки спал.
Его ни кто не толкал, он завис в собственных границах, где мягкое молчание утекало сладкой струёй, куда то вниз. Окружающий шум слышался Васе глухим урчанием. Вася очнулся от нежного прикосновения к щеке. Выпрямился и удивился. Ему улыбалась та самая девушка, только она была не в красном и синем пуховике, а в чём-то чёрном. Жёлтые волосы были убраны в хвост, слегка округлое лицо широко улыбалось Васе. Серые днём глаза чернели в полутьме колодезно, страшно.
- Нужно ли рассказывать дальше?
- Дальше, дальше лучше не рассказывать. Прилив начался, неостановимой силой прилив несся на курьерской скорости из желудка ко рту. Выпучив глаза, Вася, заткнув двумя ладонями рот, побежал от девушки в темноту, к бассейну. Дурь в том, что девушка побежала за ним следом. Рыгая в бассейн томатным соком, Вася стонал и корчился, девушка присела с ним рядом, погладила по голове и муть ушла из Васи, ушла окончательно и бесповоротно, поплыла бледнокрасным пятном… Лёгкость и слабость в коленках пришли на смену мути и пока что утвердились. Опираясь на девушку, Вася добрался до туалета, где долго мыл лицо, руки, чистил одежду. Девушка ждала его, постукивая острым чёрным лаковым носком о белую твердь кафеля.
-Меня Маша зовут.
- меня Вася.

Воодушевление:
Можно было чего угодно ожидать от столкновения, кроме того, что случилось.
Они выскочили в холодный предрассветный морок и побежали. День выбеливал вытянутое пространство бега, кровь стучала в висках. Туфли девушки громко впечатывали рег бега в уши очумелого дядьки. Растрёпанный серополосатый дядька, раскрыв поношенный рот, лупал заплывшими глазами и охал, охал, охал. А потом забормотал:
- так-так-так-так-так…

 Добравшись до перекрестка, Вася и Маша приостановились и перешли на тихий ход. Озирающийся Вася обнаружил зелёный жигуль. (Локаторы обнаружили ваз 2106 зелёного цвета, с номерами нечитаемыми.) Автомобиль был подвергнут вскрытию и последующему угону.

Как говорил классик – в люди! ****ный карась! В люди:
Через пролив плыла сосредоточенная свинья. Синее, синее небо. Красная с чёрным свинья в морском прибое отряхивалась уже, доплыла всё ж, как же ж, добралася! Бабка с чёрными кругами под глазами шла навстречу свинье, белый в голубой цветочек платок тянулся острым, свободным концом по ветру – за спину бабке, несвободные концы ласково шлёпали бабку по суровому лицу. Мощная бабка плыла над землёй, в руках держала, мозолистыми пальцами, крепко, ягнёнка, белого, белого. Свинья, увидев бабку, вся вытянулась, напряглась каждая мышца тренированного тела, вся, подавшись вперёд, в направлении бабки, свинья ждала встречи с тревогой и волнением, ясно отразившимся на тонком, выразительном лице свиньи. Бабка, медленно подойдя к свинье, сказала резко, очень громким, громовым голосом, голосом грома, громоголосом:
- На! Ешь его! Ешь его! Ешь его! Ешь его! На-на-на-на-на-на!
Свинья раскрыла зловонную пасть и мигом проглотила ягненка.

- так-так-так-так-так…

Сбоку шёл проливной дождь, на реке плакали ивы.

Маша да Вася ехали на зелёном автомобиле вдоль прибоя, новый день слепил и веселил. Они ехали далеко-далеко, долго-долго, пока не приехали в Азербайджан. Там особо не задержавшись, они направились в главное управление архитектуры всего мира. Где устали в ожидации аудиенции у Карлика Носа. Карлик Нос принял их в коричневой зале дефекации и градостроительства.
- До каких это пор, я буду отвлекаться на такую мелочь! - Прошептал с ядовитой улыбкой Карлик Нос – быть может, вы ответите мне?
- почему бы и нет! Мы приехали сюда со свежими новостями из республик малого заполярья и готовы сообщить Вам конфиденциальную информацию. Хотя, если Вы не хотите слушать, мы, пожалуй, двинемся отсюда. Прямиком в заоблачную страну Россию.
- нет никакой России! Её недавно съела свинья, побратим-посестрим нидерландского волка.
- вот это совершеннейшая ложь! Бе-ли-бе-рда и абра-кад-абра. Не далее как недавно, мы, быстро проезжая под тихо движущимися облаками узрели этого самого волка, расслабленно летящего по ветру. И был он не один, за его хвост держался Йя, известный селькупский придурок и маньяк. Но, некоторые считают его шаманом и очень любят. К числу этих людей относимся мы.  По ветру несёмся на сером хвосте, где блохи играют в лото и кричат. Так как на счёт секретов?
- ну, хорошо, слушаю вас, говорите, что там у вас за тайна такая.
- а главная тайна всего заполярья состоит в том, что снег это звук. А лёд это отзвук звука.
- так-так-так-так-так?
- и когда тает лёд, появляется талая вода.  Эхо отзвука звука. Звук вытягивается сам собой из вогнутого поля отзвука и рассеивается в эхо. Эхо долго висит в холодном предрассветье, творя морок Мары и Джины. Человек забывает звук, полностью выключая его из своего мира.
- так-так-так-так-так?
- наверняка, это причина всякой тоски и скуки. А может быть, глупой смерти и злых болезней.
- так-так-так-кап-кап-кап – после дождя капли стекали с ивы в мокрую грязь канавы.

Ива и капли и медленные мутные воды:
А вчера Маша попыталась сойти с ума. Можно назвать это как-то по-другому, но, не умею. Мы лежали на кровати, ведь был глубокий вечер. Читая, заметил -  Маша испуганно смотрит в угол, где шкаф. На шкафу плюшевый зелёный крокодил. Маша закричала, резко, гулко, не испуганно, она закричала ужасно. Кричат от испуга, от боли, в гневе, она кричала ужасно. Грань между коротким воем и стуком земли о крышку гроба, и безразличие пролетающей над ледяной рекой птицы, и боль и страх и неожиданное невероятное в своей парадоксальности тёмное открытие.
- а-а-а, я теперь всё поняла, мне крокодил рассказал, всю жизнь я тут у вас по пять двадцать пять! Пять двадцать пять! Всю жизнь я тут у вас по пять двадцать пять. И не подходи ко мне больше, ты – рог, рог! Маша в драной судороге сползла с кровати и забилась в угол, между шкафом и стеной, прижав подбородок к груди,  выставила вперёд острые локти. Вася подскочил к ней, получив резкий отпор, убежал на кухню. Вернувшись с валерианой, стал медленно подходить к Маше. Глаза её полностью потемнели. Она защищалась. Вася смог ударить Машу по щеке ладонью и она, ударившись головой о стену, потеряла сознание. Вася перенёс Машу на кровать, где, очнувшись, Маша тихо попросила воды, выпила и уснула.

Сегодня, после обеда, Вася решил посмотреть туда, где его не было, что оказалось, равносильно мозгоубийству. Он не кричал, не пытался навредить окружающему миру. Вася, подошедши к зеркалу, заговорил о  «лицо перемещенное судьбы», о «качнувшись влево, качнулся вправо…», о маятнике Уэллса, о маятнике вообще и в частности. Потом о людях и зверях, о том, что:
- Оловянные солдатики, искусно изготовленные умелым мастером, так глупо расставлены на шахматной доске. Они получили направление, хотя могли стоять себе преспокойно на полке и пылиться. Кто только не пытался их сдвинуть с места, но, как оказалось, куда яйцо не положи, цыплёнку, если таковой будет, всё равно, откуда начинаться, везде его точка. То есть, точка отсчёта. Вот только оловянные солдатики уже кончились, как только их поставили в эту самую точку. 
Эти слова я услышала, где была я, не помню, но вне Васи, потом я вовнутрь вошла и услышала и увидела, как Вася оловянится и испугалась, я его звала, он не откликался, я испугалась и:
Вася был оглушён сковородкой.

Сковородка:
Изредка, очень редко, очень, по границам, по ранее чётким линиям не возможно зацепиться взгляду. Такое ощущение, что всегда, всегда резкие, точные до звона, края каждой вещи, особенно хорошо различимые на поле света и черноты, вмиг меняются. Изменяются. Да, происходит измена! Линия разлома – вот как видится граница вещи. Через разлом в глаза несётся магма мира и всё, реальное и чёткое превращается и превращается. Оказывается, превращение ни когда не останавливалось, это взгляд завис как луна над землёй, над одним из бесчисленных представлений вещей.

Театр и прочие игры: