Побег

Владимир Соколов 4
      
Начальник милиции майор Нестеров Геннадий Александрович был добрейшей души человек. Его уважали не только сотрудники отдела, но и большинство жителей села Каменское Камчатской области.

Характер у него был мягкий, своей должностью и званием он никогда не кичился, с сержантами и офицерами пониже званием разговаривал на равных. Порядок в районе держал, частенько сам выезжал на места происшествий и помогал поводить дознание или следствие.

Любил Нестеров заниматься по хозяйству и однажды надумал строить рядом с милицией баньку. Строили её всем коллективом с помощью арестованных. По утрам, проведя совещание и дав ценные указания подчинённым, Геннадий Александрович, гремя связкой ключей, сам открывал камеры и вместо положенной прогулки выводил зэков на работу. Подследственные воры и бандиты, а также осужденные за убийства и грабежи разбирали в кладовой пилы, топоры и молотки. Потом они гуськом без лишних разговоров  в сопровождении одного майора шли на стройку.

Баня строилась быстро не по дням, а по часам. Когда начальнику нужно было идти в райком или заниматься делами по службе, он, нарушая инструкции, оставлял бригаду зэков одну  без конвоиров. Громко вжикали пилы, бойко стучали топоры в руках лихого люда, и слышался трёхэтажный мат, вырывающийся из простуженных глоток работяг.

- Геннадий Александрович. Ведь убежать могут, а хуже того кого-нибудь топором ударить, - предупредил я шефа на правах секретаря партийной организации.

- Дальше тундры не убегут, а насчёт топора зря беспокоишься, подневольный и придавленный человек скорее за дубину схватится…

 С первым доводом Нестерова можно было согласиться: внизу глубокая река Пенжина, а вокруг сопки и тундра. Сбежишь – себе же хуже сделаешь. На грибах и ягодах долго не продержишься, и комары с мошкарой сожрут заживо.

А вот со вторым аргументом можно было и поспорить. Что в голове у зэка разве узнаешь? Вольный человек или подневольный, всякому моча может в голову ударить, и он топориком долбанёт по башке -  не икнёт, не чихнёт и не кашлянет.

В одиночной камере у нас сидел Вольферт Ганс Карлович, немец по национальности, который совершил жестокое убийство. Ему было 25 лет, и отморозок он был ещё тот: наглый беспредельщик, не имеющий ни стыда, ни совести. Следствие вела прокуратура, и следователь Выголко запретил выводить немца на работу. Ганс целыми днями сидел в камере, страдал от одиночества, мучился от безделья, исправно принимал пищу и спал часами напролёт.
Беда грянула нежданно-негаданно, как гром среди ясного неба. В то злополучное зимнее утро меня поднял с постели телефонный звонок:

- Говорит дежурный Кравец! Владимир Васильевич, обворовали продовольственный магазин. Опер Пенкин уже там, а продавец Лисовская сейчас подойдёт.

Я по привычке быстро оделся и отправился в магазин, благо он был недалеко от моего дома. Около продмага топтался Виктор Иванович. Мы поздоровались и приступили к осмотру. Запоры на входной двери были взломаны, в помещении горел свет и там царил беспорядок: на полу разбросаны товары, ящик кассы выдвинут, на прилавке опрокинуты весы. Рядом стояла початая бутылка водки, стакан и надкусанный кусок российского сыра.

Подошла продавщица Зоя Ивановна, которая внимательно всё посмотрела и сообщила о том, что пропали деньги из кассы, большой столовый нож, несколько бутылок водки, банки с рыбными и мясными консервами, сыр и другие продукты.

Я осмотрел и сфотографировал место кражи, изъял бутылку, стакан, кусок сыра и снял отпечатки пальцев с ящика кассы и прилавка.
Не успели мы закончить осмотр, как в магазин прибежал сержант Максим Раджабов и сообщил:

 - Только что Кравец проверял камеры и обнаружил, что сбежал Вольферт…

-  Похоже, что кража – это его работа, -  сказал Пенкин. -  Максим, Нестерову сообщили?

- Конечно! Он уже в отделе. Вас ждёт.

- Василич, пошли, там определимся, что делать дальше, - предложил опер.

Время было раннее, неторопливая ночь не отступала, но снег серебрился в темноте, и дорогу было видно. Скоро жители пойдут на работу, а преступник-убийца с ножом разгуливает по посёлку. Может произойти самое плохое, что только можно предположить. Надо было собирать личный состав по тревоге и искать беглеца. Когда мы пришли в отдел, то Нестеров нам сказал, что тревогу уже объявил, и с минуту на минуту начнут прибывать наши товарищи по работе.

Я с Пенкиным и Нестеровым прошли в камеру, где сидел сбежавший. Мы увидели, что металлический уголок, которым крепились нары, оторван и лежит на досках, длинные шурупы выкручены, прутья на оконной решётке раздвинуты. Снаружи под окном камеры в прогулочном дворе на снегу чётко были видны следы обуви. Ограждение из колючей проволоки было нарушено, а в нём проделан лаз. На одной колючке зацепился клочок материи и кусочек ваты.
Не успел я приступить к написанию протокола, как в дежурную часть вбежал насмерть перепуганный шофёр ПМК Трошкин Игорь. Следом за ним в помещение ворвалось  белое облако холода. Водитель был словно невменяемый. Он пытался что-то сказать, но язык его не слушался.

- Игорь, успокойся, попей воды и скажи, что случилось, - обратился к посетителю начальник милиции.

- Там, там… ба-ба-ба…

- Успокойся, какая баба? – спросил Пенкин.

- Ба-ба-ндит, - заикаясь, ответил Трошкин.

- Расскажи толком, где там, где бандит? – спокойным голосом спросил я водителя.

Наконец, тот, выдув стакан холодной воды, начал рассказывать:

- Рано утром я выехал в село Манилы. На дороге за посёлком напротив птичника меня остановил парень в фуфайке с мешком в руке, просил подвезти. Я подумал: «Чего не взять? Вдвоём веселее. Наши ребята попутчикам никогда не отказывают», -  открыл дверку кабины и сказал: «Садись!»

 Тут шофёр перевёл дыхание, дрожащими руками раскурил сигарету и продолжал:

       - Парень залез, положил под ноги мешок. Я почувствовал, что от него пахнет водкой. Про себя подумал:  «Человек незнакомый, не местный, раньше я его никогда не видел. Наверное, приезжий. Зачем ему в такую рань в Манилы понадобилось?» Попутчик спрашивает меня:

- Выпить хочешь?

- За рулём не пью, - отвечаю.
Незнакомец молча достал из мешка бутылку водки, отхлебнул из горла, закусил сыром. Проехали не больше километра. Парень вдруг вынул из кармана большой нож, приставил его мне к горлу со словами: «Тормози!»

Я остановился.

       - Выметайся, «филин», а то зарежу. Будешь возникать – кишки выпущу!  - пригрозил мне пассажир.
При этом он, не убирая нож, открыл дверку и вытолкнул меня на дорогу. Сам сел за руль и поехал дальше. Мне ничего не оставалось делать, как бежать назад в посёлок и обратиться к вам».

Нам сразу стало понятно, что разбойное нападение на водителя совершил Вольферт, и  нужно немедленно его задержать, пока он не отправил кого-нибудь на тот свет.

Во дворе уже ревел прогретым мотором вездеход. Сизый дым клубами вырывался из выхлопной трубы.  Я с опером,  а также с нашим водителем Перфильевым и потерпевшим Трошкиным бросились в погоню за опасным преступником.

Вездеход мчался с приличной скоростью, разметая снежные сугробы, подминая гусеницами валежник и кедрач. Кристаллы серебристого снега веером разносились по сторонам, а потом нехотя ложились на обочины трассы.

Не доезжая до села Манилы километров десять, у дороги с правой стороны мы увидели охотничий домик и стоящую грузовую машину.

- Машина моя, - узнал свой транспорт Трошкин. Водитель успокоился, руки у него уже не дрожали, и сам он перестал заикаться.

-  Вольферт в домике и он вооружён, - произнёс опер. – Видать, от водки развезло – решил отдохнуть. Будем брать, – при этом Пенкин передёрнул затвор пистолета и снял его с предохранителя. – Василич, ты со мной пойдёшь?

- А как же, – ответил я, проделав со своим Макаровым то же самое действие.

- Трошкин, поможешь нам в случае чего, а то он бугай здоровый, а Перфильев подстрахует выход, если немец вырвется от нас и попытается сбежать. Вперёд, ребята, за мной, -  скомандовал Виктор Иванович.

Мы ворвались в домик и увидели на кровати спящего Вольферта. Он не успел очухаться, как в его сторону уже смотрели дула двух пистолетов. Но преступник оказался чуткий, как собака, и наглый, как паровоз. Он моментально проснулся, выхватил из-под подушки нож, который с силой метнул в нашу сторону. Тесак со свистом пролетел мимо моего уха, и я даже не успел отклониться в сторону. Лезвие жалом змеи впилось в косяк дверей.
Раздался предупредительный выстрел, произведённый Виктором Ивановичем, который крикнул:

- Ганс, не валяй дурака, в случае сопротивления застрелю, как собаку!

 Однако пьяный преступник не думал сдаваться нам: вырывался, лягался и размахивал руками. Мы надели на него наручники, и повели в машину, захватив с собой мешок с водкой и продуктами. Забрали  и столовый нож, который я с трудом выдернул из косяка, проявив осторожность, чтобы сохранить отпечатки пальцев.
 По пути задержанный ударил ногой в промежность Трошкину, который взвыл от боли. При этом беглец прошипел: «Зря я тебя тогда не прикончил, «филин ушастый»! Пришлось оперу применить силу и съездить Гансу кулаком по шее.

Вольферта привезли в милицию. Я возбудил уголовное дело по факту кражи из магазина и по факту разбойного нападения на гражданина Трошкина. В ходе расследования Ганс попортил немало крови мне и Виктору Ивановичу. Раньше я не встречал такого жестокого и наглого преступника.

… Из города приехала комиссия разбираться с причинами побега. Оказалось, что Вольферт загодя готовился к побегу. Он расплющил длинный толстый гвоздь, сделал из него отвёртку, которой и выкрутил шурупы из уголка. Отогнуть прутья решётки и вылезти наружу большого труда не составило.
Я провёл расследование по своим делам и передал их в прокуратуру.
Следователь Выголко объединил все материалы с делом об убийстве.
Весной состоялся суд, и Вольферту Гансу Карловичу дали 12 лет лишения свободы. Злодей заслуживал более сурового наказания, но высшую меру суды применяли лишь в исключительных случаях. Опер, узнав о приговоре, в сердцах сказал:

 - Лучше бы я эту сволочь тогда в домике пристрелил. Сказал бы, что он застрелен при оказании сопротивления и попытке скрыться. И был бы прав. А так лет через восемь выйдет на свободу и ещё кого-нибудь замочит.

- Мы вправе применять оружие на поражение только в крайних случаях, если есть реальная угроза нашей жизни, Витя, - ответил я оперу.

- А нож он в тебя чуть-чуть не всадил – это не реальная угроза? – возразил Виктор Иванович.

- Чуть-чуть не считается, Витя, если бы всадил, тогда другое дело!

- Я бы тогда тебя не спрашивал и, не раздумывая, пустил бы пулю в лоб этому негодяю. Но вот разговаривали бы мы сейчас с тобой или нет – это вопрос!

… Когда Вольферта отправили в городскую тюрьму, я как-то пораньше пришёл на работу.

Вижу - начальник ведёт на работу группу арестантов. Они как обычно вооружены пилами и топорами.

- Геннадий Александрович! Видимо, побег Вас ничему не научил…

-  А баню, кто будет достраивать?  Вольферт мне все карты спутал, я не знаю, откуда он взялся в Каменском? А эти ребята -  местные коряки, спокойные, ничего плохого не сделают.
«Ничего себе «спокойные», – подумал я. – Один родного брата ножом в живот пырнул, другой подкоп под магазин сделал и десять ящиков водки упёр, а третий, так тот вообще по Манилам ходил и дома поджигал». Вслух я ответил шефу:

- Баню скоро мы сами достроим. А вот Вы, Геннадий Александрович, выговором отделались? А во второй раз не простят, если что-то случится. Вдруг опять кто-то сбежит?

- С вами достроишь! Как же!  Я обещал проверяющим в следующий раз их всех в баньке попарить. А ты заладил, как попугай: «Побег, побег…»