14 Друд едет на север (продолжение) Друд путешествует в обществе палача
После пережитого ночью и сегодня утром Друду хотелось снова лечь, провалиться в сон, как в яму, ничего не ощущать и ничего не помнить, но нужно было ехать. Что бы ни ждало его в Сен-Катарен, он должен был добраться до Иннокентиаса Морны и прочесть ему наизусть донос и список всех упомянутых в нём лиц. Юноша принялся одеваться. Принесённые ему вещи находились в хорошей сохранности, но фасон их несколько устарел. Они даже отличались некоторой щеголеватостью, что навело Друда на мысль, не унаследовал ли их палач от какого-нибудь казнённого много лет назад вора. Впрочем, выбирать не приходилось.
-Скоро обед, парень, а ты только сползаешь завтракать! – воскликнул хозяине, когда юноша спустился с лестницы. – Э, да ты плохо выглядишь!
-Горло очень болит, - просипел Друд.
-Нужно было вчера выпить водки со специями. Может, сейчас хлебнёшь? Верное средство!
-Нет, спасибо, я от него сразу свалюсь, а мне к отцу надо.
-Тогда вина. Средство послабее, но всё же лучше, чем ничего, - предложил сидящий рядом с хозяином дюжий парень. По фамильному сходству юноша догадался, что это Христофор.
Комната, в которой они сидели, днём имела мирный и даже весёлый вид. За окнами колыхались ветви яблонь, покрытые юными, ещё толком не развернувшимися листочками. Сквозь стёкла пробивались снопы солнечного света, в которых кружились пылинки. Старая Агнета, вчера показавшаяся Друду похожей на ведьму, оказалась вовсе не такой уж ужасной. Увидев, что ему нездоровится, она, не прекращая ворчать, принесла такое количество еды, что с ней не управилась бы с одного раза даже вчерашняя компания, от которой осталось шесть человек. В то время как Друд, горло которого смягчилось от горячего вина, завтракал, оставшиеся гости сели за стол обедать. С улицы и из сеней доносились голоса женщин и детей. Люди за столом обсуждали семейные дела, виды на урожай и рост налогов. Если бы не слова Мартина, подмигивавшего каждый раз, как они встречались глазами, Друд ни за что бы не догадался об их профессии. По окончании трапезы хозяин попросил Друда сесть рядом с ним.
-Значит, ты решительно настаиваешь, что должен ехать в Сен-Катарен? – спросил старый палач, закуривая белую фарфоровую трубку. – Если тебе плохо, ты можешь остаться у нас, пока не выздоровеешь.
-Нет, спасибо. Меня действительно ждёт в Сен-Катарен отец, и мне нужно к нему.
-Скажу тебе честно, парень, - задумчиво произнёс палач, выпуская из рта колечки дыма, - я не люблю заговорщиков. Передай тебя в мои руки полицейские вёльнеры, я не стал бы с тобой церемониться. Но ты первый человек, который постучал в мой дом с просьбой о помощи, поэтому я помогу тебе. После обеда мой сын Христофор едет в Сен-Катарен. К ночи он будет в Хоксли, а завтра к полудню – в городе. Я велел ему довезти тебя и высадить где-нибудь ближе к центру.
Друд, не поднимая глаз, выразил свою признательность. Хотя старый палач прямо высказал своё мнение по поводу его дел, он ощущал недоверие и замешательство.
-Не буду выражать надежды на повторную встречу, - заявил старик
и пыхнул трубкой.
Дым попал Друду в лицо, он закашлялся и был вынужден поднять голову. Судя по всему, в глубине души старый палач над ним смеялся. В его глазах светилось добродушие большого пса, осознающего, что жизнь его жертвы в его руках, смешанное с откровенным сарказмом.
Через полчаса Друд с Христофором выехали с подворья усадьбы на телеге, запряжённой гнедым мерином. Очень скоро юноша оценил преимущества путешествия со своим новым спутником. Мерин бежал резво, а Христофор не был склонен к расспросам. В деревнях они не задерживались, в харчевни не заходили: брезгуя профессией хозяина телеги, хозяева еду им выносили на улицу. Тёмный костюм и мрачная физиономия Христофора вызывали любопытство у детей и косые взгляды взрослых, сразу старавшихся отойти. Заметив, что Друду нехорошо, молодой палач предложил ему лечь в телегу и накрыться плащом. Укачанный мерным ходом телеги, юноша задремал. Сверху пригревало солнце. Иногда он приоткрывал глаза и видел ветви деревьев с набухшими и едва лопнувшими почками, проплывавшие над его головой. Только один раз ему пришлось пережить пару неприятных минут, когда отряд полицейских вёльнеров, обдав их тучей пыли, проскакал мимо. При этом никому из них не пришло в голову искать беглого мятежника в компании палача. К вечеру путешественники добрались до Хоксли, пригорода Сен-Катарен. Сам город, расположенный на возвышенности из белого камня, вырисовывался вдалеке серо-голубым силуэтом на фоне вечернего неба. Хоксли начинался на равнине, где дома плотно обступали широкую речку Катарену. Через неё оживлённо переправлялись плоты и лодки. Вдоль дороги, которая, извиваясь, поднималась к городским воротам, усадьбы редели, располагаясь на более или менее удобных террасах, находившихся иногда довольно высоко, так что к ним вели особые, вырубленные в камне лестницы.
Телега Христофора свободно въехала на плот, причём вокруг неё сразу образовалось свободное пространство. Сам палач, казалось, даже не замечал, что с его появлением на посадке даже прекратилась давка.
-Ты знаешь, что в Катарене вода солёная, потому что море близко? – спросил он Друда.
Юноша отрицательно покачал головой.
Бревенчатый плот покачивался на мощных волнах реки. Вода то и дело переливалась через край, заставляя лошадей вздрагивать и нервно храпеть.
Родственики Христофора владели домом неподалёку от городских боен. В нём путешественники собирались переночевать, чтобы завтра к обеду доехать до города. Хозяева, женщина лет сорока, её муж лет пятидесяти и целый выводок детей, встретили их радостно. Молчание Друда за столом компенсировалось разговорчивостью его спутника, который подробно описывал процедуру похорон топора, а также расписывал новости, полученные от присутствовавших на церемонии других палачей. В конце Христофор добрался и до появления Друда в доме его отца.
«Представляете, пришёл, постучался и попросил о помощи!» - то и дело повторял молодой палач, словно юноша сделал нечто необычное. К неудовольствию Друда, Христофор не подумал скрыть, что он заговорщик, разыскиваемый полицейскими вёльнерами. Впрочем, эта новость, казалось, нисколько не взволновала хозяев. Наоборот, женщина сделалась ещё более внимательной, а дети взирали на него с любопытством и восхищением. Тем не менее, в комнате, где висели некоторые орудия труда хозяина, как то щипцы, кнуты, связки верёвок и тому подобное, юноша чувствовал себя неуютно. Христофор объяснил его сдержанность больным горлом. Друда напоили горячим молоком с маслом, после чего один из мальчиков отвёл его в спальню на втором этаже.
Внизу же возобновились разговоры и, судя по отрывкам долетавших фраз, Христофор в очередной раз, с мельчайшими деталями повторял историю о том, как Друд постучался к его отцу. За окном совсем стемнело, когда обитатели дома отправились спать, а рассказчик вошёл в спальню Друда и стал готовиться ко сну на соседней кровати.
-Зачем вы сказали, что меня ищут полицейские вёльнеры? – спросил его Друд.
-А что такого? – удивился парень, поудобнее устраиваясь на кровати, которая ответила невыносимым скрипом. – Думаешь, моему шурину есть до этого дело? Тем более после того, как ты постучался к нам в дом и ел нашу пищу? Он только из уважения к отцу тебя не выдаст. И вся его семья, встретив тебя на улице, пройдёт мимо, даже самые маленькие. Да что там, даже если тебя арестуют, никто из нас всё равно не покажет, что он тебя знает!
Упоминание ареста неприятно поразило юношу, поэтому он отвернулся к стене и до утра больше не произнёс ни слова.
Христофор растолкал Друда, едва рассвело. Они спустились вниз, где хозяин уже сидел за столом, готовясь позавтракать и отправиться на службу. Его жена, ставя на стол кофейник, ласково улыбнулась гостю. Её полное смирения, печальное и чуть увядшее лицо заставило Друда проникнуться сочувствием к, видимо, не очень счастливой судьбе этой женщины. Ему стало лучше, а потому юноша разговорился: благодарил за еду, отвечал на вопросы, как ему спалось и как он себя чувствует. Осматривая комнату, которая с наступлением утра нисколько не утратила своей мрачности, Друд вдруг увидел огромное объявление о розыске Дорстена Эсклермонда, прикреплённое к стене. Проследив за его взглядом, хозяин сказал:
-Вот, решили повесить на память. Не каждый день к нам стучатся с просьбой о помощи.
-Ой, Хэмиль, а у тебя ещё есть? – загорелся Христофор.
-Тебе зачем? – удивился хозяин.
-Себе повешу и ему подарю, - кивнул в сторону переставшего жевать Друда Христофор.
-Да возьми. Вёльнеры вчера целую пачку оставили, чтобы мои ребята развесили. Вон, на стуле лежат.
Друд второй раз в жизни видел объявление о собственной поимке. Описание его внешности почти повторяло то, что сообщалось о Дэвиде Рудольфе, но добавлялось, что «черты лица приятные», а «обхождение вежливое». Одежда перечислялась с малейшими деталями, и юноша был рад, что она ехала с ним, завязанная в узел.
Друд и Христофор выехали из подворья палача в Хоксли в девятом часу утра. Движение их по дороге к городу замедлялось постоянным подъёмом вверх, множества других телег и путников, но более всего – проверкой документов при въезде в город на таможне. Они въехали в ворота в двенадцатом часу, причём документами палача и его спутника никто не поинтересовался. Друд собрался было спрыгнуть на землю, едва они отъехали от таможни, но Христофор поймал его за руку и силой усадил на место:
-Куда ты? Мне приказано высадить тебя в центре, так что не скачи, как блоха на собаке!
-А когда центр? – поинтересовался Друд. До вчерашнего дня общество палача было ему не особенно в тягость, ведь они ехали большей частью по пустынной просёлочной дороге, но в пригороде, а особенно в городе, на глазах множества людей, такая компания стала неприятной.
-Часа через два.
-Так долго?
-Город-то большой. Видишь вдалеке белую крепость?
-Вижу.
- Это сенкатаренский замок, в котором стоит гарнизон и находится главная тюрьма. Я там работаю. Он расположен в центре города. Там я тебя и высажу.
-Здесь я могу и сам добраться, - возразил Друд.
Башни крепости, действительно, находились на приличном расстоянии, но у юноши вдруг возникло подозрение, что близость места работы может изменить намерения Христофора, и вместо того, чтобы отпустить, он сдаст его страже.
-Трусишь что ли? – усмехнулся палач, угадав его состояние.
-Вот ещё! – оскорбился Друд и из гордости остался на месте.
Улицы на окраине города были узкими. В то время как по правой стороне медленно колыхались телеги, по левой, вжавшись в стены, пробирались по торчавшим из грязи камням пешеходы. Поскольку движение транспорта было односторонним, на перекрёстках владельцы телег, повозок и карет сталкивались и вступали в дискуссию по поводу того, кто должен уступить дорогу. В такие моменты пешеходы, пытавшиеся пролезть между лошадей, колёс и высоких корпусов экипажей, серьёзно рисковали жизнью. Друд и Христофор потеряли в этой сутолоке не меньше двух часов. Ближе к центру улицы расширились, но они попали в пробку. Как передавали те, кто стоял впереди них, где-то возле некой аптеки сцепились колёсами две кареты, а в них с размаху въехала третья. В свою очередь, в эту третью въехал воз с брёвнами, которые раскатились по земле, а в довершение всего, из соседней улицы вышло стадо быков, ведомых на продажу. Животные и не подумали остановиться, а вклинились в уже создавшуюся кучу малу, окончательно парализовав всякое движение. Сидя в телеге. Друд изнывал от скуки, но слезть ему уже и в голову не приходило, так они были со всех сторон сжаты. Иногда, когда кому-нибудь мерещилось, что впереди происходят изменения к лучшему, и он пытался сдвинуться с места, увлекая за собой соседей, раздавались истошные вопли тех, кто оказывался зажатым, и всё вновь замирало. В пробке они провели ещё часа три, а потому оказались в центре около четырёх часов пополудни. Широкая улица с богатыми домами и магазинами внезапно окончилась, и перед ними открылась огромная широкая площадь, выложенная белым камнем. С одной стороны к ней примыкали мощные стены сенкатаренской крепости, с другой полукругом шла панорама города, а с третьей – тянулся парапет набережной. По площади катались кареты и отдельные всадники. Вдоль набережной дефилировали гуляющие пары.
Друд распрощался со своим провожатым. Прежде чем отправиться на поиски Морны, юноша решил совсем ненадолго подойти к парапету набережной. У него захватило дух от открывшейся сине-зелёной панорамы моря, ослепительно сверкавшего под лучами солнца. Тёплый ветер, напоённый солью, дохнув в лицо нежной свежестью, заставил сжаться горло, а глаза наполниться слезами, так эти приветливые дали напоминали вид с набережной Дьюри-Гентона, где у его матери был красивый старый дом, окружённый столетними липами, из окна которого они наблюдали звёзды в подзорную трубу. Неподалёку располагалась отцовская контора, в которой суровые капитаны посреди плавающего в воздухе табачного дыма давали отчёт о кораблях, вернувшихся из дальних стран. Правда, там набережная была выложена плитами, а море плескалось почти у самой ограды, в шторм заливая половину прилегающей площади, а здесь – далеко внизу, у подножия спускавшегося крутыми уступами берега. Как давно это было! Словно прошла целая вечность. И всё же, если он хочет иметь хотя бы призрачную надежду вернуться к себе на родину, нужно не стоять, предаваясь воспоминаниям, а действовать!
Друд решительно отвернулся от моря и увидел, что огромная тень от сенкатаренской крепости полукругом падает на площадь, разделяя её на тёмную и ослепительно-светлую части. Он поднял глаза: на самом верху, под крышей, виднелось множество маленьких окошечек. Где-то там, в этой громаде, томились и приняли смерть доктор Алисандер и настоящий Дорстен Эсклермонд.