22. О родне и о себе. Николай Иванович

Владимир Иванович Маслов
     На фото слева направо: Наталья (р.1953), Бронислава Яковлевна (1926-2006), Татьяна (р.1957), Лев (р.1948), Александра Ивановна Сорокина (1907-1995)(мать Брониславы), Ольга (р.1960), Леонид (р.1947), Маслов Николай Иванович (1923-1971). Фото 1962 года. г. Ермак.

     ***
 
     Дети Ивана Ивановича и Ульяны Егоровны Масловых


     Николай Иванович


     Николай Иванович родился 16 мая 1923 года в Ермаке. Это мой старший брат. Не просто старший по возрасту, это часть меня, часть моего сердца. Это мой защитник в детстве — как нужны защитники малым детям и подросткам. Ведь может же кто-то понять тебя, может кто-то чему-то научить. Как хорошо брать пример с хорошего человека.

     Беспримерно честный человек, щепетильно честный. Себя я считаю тоже честным человеком, и, конечно, я не позволю умыкнуть что-либо в свою пользу.

     Если бы на земле все были такими честными людьми, как Николай, то не только в России, в СССР, но и во всём мире давно был бы  коммунизм (процветание).

     В девятнадцать лет Николая взяли в армию. Не было ещё и двадцати, как попал на фронт, на передовую. Сумел выжить в этой кровавой бойне. В 1946 году уволился из армии и вернулся в Ермак с молодой женой Брониславой Яковлевной.

     Я был просто в восторге: это мой брат с орденом и четырьмя медалями на груди, в зелёной гимнастерке с погонами, брюках галифе и хромовых сапогах! И такой красавец!

     И его молодая жена, похожая на куклу Барби! Я, конечно, тогда ещё не видел и не знал, что есть кукла Барби. Но я видел, что это что-то такое красивое, что оно не должно было, по моему мнению, и существовать. А оно вот, и вдруг, и рядом с моим братом. И я, конечно, влюбился враз и сразу, и совсем не так, как об этом обычно думают.

     Я влюбился в бога,  которым был мой брат, и в его жену, как в ореол этого бога. А потом много дней я неотступно был с ним на работе, покосе, на рыбалке и везде! Он говорил, говорил, а я, раскрыв широко глаза, слушал и слушал.

     О войне, о политике, об истории, о Сталине. И чем больше он говорил, а я слушал, мой бог постепенно становился простым человеком, а его ореол — женой моего старшего брата. А спустя какое-то время, я сам стал говорить, потому что ореол моего брата постепенно угас: она совершенно не могла готовить. И мне пришлось ей подсказывать. Сколько в кастрюлю нужно налить воды, сколько положить крупы, когда вложить картошку, чем снимать с кастрюли пену и т.д.

     У нас в семье была полная взаимозаменяемость при работе на кухне. Сегодня обед готовит Иван, Владимир идёт на охоту, Пётр и Анна — поливают огород, Дуся — следит за бакенами. Завтра всё наоборот: Владимир готовит обед, Пётр идёт на охоту, Иван и Анна идут на покос, Евдокии прополоть редиску, и так каждый день.

     А у Брони дома была мама и бабушка. Папа работал, а мама с бабушкой лелеяли дочь и к кухне её не подпускали. В обед обычно приходил Николай, все садились за стол. Всем разливали приготовленную похлебку и каши. А Николай, как правило, объявлял: «А посмотрите, как хорошо стала готовить моя Бронечка!» А мы, все младшие, поддакивали: «Да! Правда, хорошо». Но секрет хорошего приготовления ему не выдавали. Это был наш секрет. Потом она, конечно, научилась хорошо готовить.

     Я в это время учился в 7, 8, 9 классах, а Николай работал в Госстрахе. У Брони родились первые дети: Леонид в 1947 году, а потом вскоре и Лёва.

     Мы все жили в Ермаке в маленьком домике, который купила как-то мать на берегу Иртыша. Мы все дети (4-5 человек) жили вместе с Николаем и его молодой женой в этом тесном домике. И, конечно, это не было подарком ни ему, ни Броне. Брат думал, что жизнь на свободе после войны будет райской, но это оказалось совсем не так. Во-первых, зарплата мизер, во-вторых, начальники стали подбивать Николая провернуть незаконные сделки для своих кумовьёв, братьев и вышестоящих начальников. С госстраха можно было всегда подоить. Но так как Николай оказался честным человеком и не шёл ни на какое беззаконие, его стали заедать.

     Начальник-казах приезжал даже к отцу и матери жаловаться: «Вы такие уважаемые люди, а с ним совершенно нельзя работать. Вы же знаете, что всегда надо дать что-нибудь в райком, райисполком, в милицию, наконец. Жить надо. С ним ничего нельзя сделать». Отец всегда уводил разговор в сторону. — «Воевал человек, нервы у него не в порядке. Подождите, угомонится человек, может, всё наладится». И не знать ли моему отцу о порядках в казахских кланах, и о поборах со всех тех, кто стоял ниже их по рангу.

     Не ужился Николай с баскармаками (начальниками), уволился с работы. А тут Броня: «Поедем в Белоруссию — там мама, там хорошо, там все родные и знакомые». Продал брат лодку, свадебный подарок Алексея Кораблёва, и домик свой (мать у него перекупила), и поехал он с двумя детьми искать счастья в Белоруссии. Побыл в Белоруссии, в городе Дисне года полтора, и снова вернулся в Ермак. Без денег и с полным разочарованием о «хорошей жизни» в Белоруссии. Да, к тому же ему не нравилось, что часто на жену смотрели её школьные друзья. И тоже хотели помочь, но только так, что надо было что-то где-то сначала украсть. А это мы уже проходили, и с этим он никак не мог согласиться.

     После приезда из Белоруссии Николай стал устраиваться на работу. То он работал продавцом в магазине культтоваров, то бакенщиком, однажды даже подрабатывал на танцплощадке, играя на аккордеоне.

     Ещё в конце войны достался ему трофейный немецкий аккордеон. Полный, с регистрами. Вернее, не как трофейный, он его перекупил у какого-то сослуживца. При первом приезде подарил матери. Она довольно быстро научилась на нём играть и, кроме этого, замечательно пела. А какой был голос у нашей матери! Как у Анны Герман, только тогда такой певицы ещё не было, услышал я этот голос позже, и он показался мне родным. На этом же аккордеоне научилась хорошо играть и моя сестра Евдокия.

     Так вот, по окончании службы Николай научился играть на аккордеоне сам с помощью немецких самоучителей, которые привёз вместе с инструментом, и нас всех обучил первым азам нотной грамоты.

     С детства помню, было такое, что мы недоедали, что-то не донашивали, вкалывали, как папы карлы, но всегда на стене родительского дома висели пара балалаек и гитара. В конце тридцатых годов мы, младшие, ещё были малы, но когда приезжали из Павлодара Мария и Николай (они там в это время учились), отец собирал старших вокруг себя и начинался концерт. Одна-две балалайки и гитара. «На сопках Манчжурии», «Плач гимназиста» и другие старинные песни и вальсы. В доме наступала тишина, как во время молитвы. Другой религии нас не учили. Хотя радиоприёмник у нас был ещё до войны, но эта живая музыка не в пример хрипучему радио. Даже Иван Маланин со своей гармошкой не мог сравниться с домашним музицированием. После появления в доме аккордеона, состав домашнего оркестра увеличился: отец играл на балалайке, Мария — на гитаре, а на аккордеоне мать или сам Николай. Позже отлично играть на балалайке и гитаре стал Иван, а Евдокия на аккордеоне. Я тоже немного пиликал на семиструнной гитаре. Николай научился играть на аккордеоне настолько хорошо, что, как я уже говорил, как-то подрабатывал в клубе на танцах.

     Шло время. У Николая кроме Леонида и Льва появились ещё дети: Наталья, Татьяна и Ольга. (Все имена своим детям он дал из Толстого и Пушкина). Росла семья, росли потребности, а доходы — не очень. Скоро и Броня стала ходить на работу. Она, несмотря на свою большую красоту, имела от рождения один недостаток: была близорука. Но так как в молодости стеснялась носить очки, то загубила глаза ещё больше и впоследствии стала носить очки с минусом до десяти диоптрий. Без специальности и с плохим зрением на работу могла устроиться лишь техничкой. Впоследствии долгое время работала дежурным вахтёром в заводском профилактории, который находился недалеко от их дома. От Брони близорукость передалась дочерям, но не сынам.

     Николай ещё смолоду увлекался фотографией, а в последние годы за счёт этого стал жить. Сначала работал в Ермаке, но так как своей студии не имел, конкуренты его оттеснили, и он стал работать разъездным фотографом по Ермаковскому району: ездил и ходил в ближайшие совхозы, посёлки и аулы. Лишь благодаря Николаю мы имеем много фотографий всей нашей родни в годы нашей молодости.

     Характер Николая с возрастом менялся в сторону нетерпимости, сварливости и подозрительности. До последних дней ревновал свою Броню, хотя она не давала для этого ни малейшего повода. На психику Николая, скорее всего, повлияло нелёгкое детство и война — почти четыре фронтовых года.

     Как-то в январе 1971 года получаю телеграмму: умер Николай. После приезда узнал, что Николай пошёл относить фотографии в Ямышево, это более двадцати километров от Ермака вверх по Иртышу. Он оделся, подпоясался и ушёл. Потом его две недели не могли найти. Нашли в пойме Иртыша в районе Олейково-Чебунды (это перекат, где когда-то работали бакенщиками наши родственники). Совсем немного он не дошёл до пустой будки бакенщика. Упал и замёрз. Почему-то был без тёплой верхней одежды.

     Похороны описывать не буду, только сообщу, что вид трупа был ужасен: чёрное лицо и тело. Мать пережила всю войну, боялась потерять сына молодым. Молилась и страдала, потом помогала ему всем, чем могла, чтобы он как-то мог выжить в нелёгкое время.  Но всё-таки она его похоронила со своих рук.

     Самая нелёгкая участь у родителей, когда им приходится хоронить своих детей. Похоронила мать (Ульяна) своего мужа, зятя и вот теперь старшего сына. (Не считая трёх маленьких детей в молодости).

     Все дети Николая окончили среднюю школу. Леонид* и Лев после армии поехали на Север, в Тюменскую область, а все дочери и Броня живут по-прежнему в Ермаке.

***
____________________
* По состоянию на 2010 год: Леонид живёт в Тихорецке, Лев - в Калининграде, три сестры живут в Ермаке. У Леонида на Прозе.ру есть страница, где размещены и биографические материалы:  http://www.proza.ru/avtor/leonardo3

***