Белый – еще щенок. Он бежит за Найдой берегом озера. Она, несмотря на хромоту, быстро
трусит впереди, а Белый, как ни старается, отстает. Пасть его жадно хватает воздух, лапы больно бьются об острые камни. И вдруг откуда-то сбоку прямо на Белого, роняя слюну, с угрожающим рыком несется широкими скачками огромный серый пес. Белого охватывает ужас. Найды почему-то не видно, а пес все ближе и ближе. Белый уже слышит его хриплое дыхание. Он припадает к земле, виляет хвостом, хотя и не надеется на милость, закрывает глаза. Визжит и… просыпается, подрагивая от возбуждения.
На востоке бледнеет небо, ветер с озера, в котором чуткий собачий нос улавливает запахи соли и рыбы, медленно задувает звезды.
Белый – большой лохматый пес – поднялся со снега, подошел к неподвижно лежащей Найде, в который раз обнюхал ее и в который раз болезненно вздрогнул, попятился назад. Нет, ему не было страшно, чувство, владевшее им в течение двух недель, что он провел возле убитой кем-то подруги, нельзя было назвать страхом. Это была какая-то тревога, какое-то смутное беспокойство. В первый день, пока сука еще не остыла, Белый тыкался мордой ей в бок, зализывал рану, нетерпеливо повизгивал, привставая на задние лапы, словно хотел сказать: «Ну что же ты? Ну довольно, вставай!» Потом он терпеливо ждал до вечера, а когда солнце закатилось за озеро, завыл…
Белый выл каждый вечер с наступлением сумерек. Он садился, закидывал крупную голову к темнеющему небу и исторгал надсадный прерывистый вой. Он выл до полуночи, изредка скашивая глаз на тело Найды. Потом подходил к убитой суке, обнюхивал ее, пятился и ложился поодаль.
Первые дни Белый хотел есть. Он даже несколько раз собирался пойти в поселок, но, отойдя немного, снова возвращался к мертвой подруге: что-то удерживало его рядом с ней. Потом чувство голода притупилось настолько, что когда какая-то девочка принесла ему пищу, он проглотил только маленький кусочек, а от остального отвернулся.
Девочка звала Белого с собой.
– Белый, пойдем домой, – уговаривала она. – Пойдем! Она уже не встанет, понимаешь?.. Пойдем, Белый!
Девочка отходила, оглядываясь и похлопывая себя ладонью по ноге, но Белый, благодарно виляя хвостом, оставался на месте. Девочка возвращалась, гладила собаку, снова отходила и звала:
– Домой, Белый! Домой!
Белый не знал слова «домой», у него никогда не было дома. Его домом было это побережье. Здесь он родился, вырос, встретил Найду. Поселок был для Белого только местом кормежки, и сейчас он не хотел уходить туда от Найды.
И девочка уходила одна.
Каждое утро и вечер метрах в пятидесяти от Белого проходил парень; скоро он стал давать крюк, чтобы поговорить с собакой. Он разворачивал газету с объедками и принимался уговаривать пса.
– Ну что же ты, брат? – вздыхал он. – Что ж теперь поделаешь? Все равно надо… Надо жить, Белый.
Белый, виляя хвостом, благодарил парня, тот уходил, а он оставался лежать.
Однажды парень пришел днем. Он вез за собой санки.
– Вот что, Белый, – сказал он, – надо закопать твою пассию. Иначе ты с тоски сдохнешь.
Белый ничего не понял из сказанного парнем, однако поприветствовал его, помахав хвостом. Но стоило человеку притронуться к Найде, как Белый с грозным рычанием бросился к нему. И парень понял предупреждение собаки: выпрямился, опустил руки и, глядя на оскалившегося пса, сказал:
– Извини… Прости, брат… Вишь ты как! Не знал…
И Белый, успокоенный его тоном, тоже извинился: вновь помахал хвостом.
И все пошло по-прежнему: Белый охранял Найду, каждый день его навещали девочка и парень, и каждый вечер Белый, не в силах превозмочь тоски и тревоги, выл.
На третьей неделе, поздно вечером, Белый увидел, что со стороны поселка к нему приближается незнакомый человек. Он шел, сжимая в руках какой-то длинный предмет.
Человек подходил все ближе и ближе, и Белый чутьем, присущим только животным, почувствовал в нем врага. И приготовился к схватке: его ослабевшее тело напряглось, подушечки задних лап примяли ноздреватый весенний снег. Человек подошел совсем близко, вскинул ружье, и в тот же миг ярость, ворочавшаяся в Белом, нашла выход в стремительном броске навстречу выстрелу.
Белый захлебнулся огнем, вспышка ослепила его, оглушила, больно ударила в морду, в грудь. Он упал на бок, жадно хватая пастью морозный воздух. Ему хотелось лизнуть холодный снег, но кровь заливала горло все сильней и сильней, и Белый глотал ее, пытаясь поднять голову.
Белый ничего не видел – раскаленная темнота жгла глазницы, и он принюхивался, чтобы учуять врага. Но все вокруг пахло одним резким неприятным запахом – Белый не мог уловить никакого другого. Сквозь звон в ушах пес услышал скрип снега под ногами врага, и, подняв все-таки голову, попытался встать. И тут он почувствовал, что в ухо ему ткнулось что-то тяжелое…
Гром! Весенний гром, и Найда, живая, бежит к нему, помахивая хвостом и разбрызгивая лужи…
1983