Три смерти (черновик)
Белый снег, как чистый лист.
Судьба на нём свои узоры нарисует.
А по утру всё вновь заметено.
Как чья-то жизнь под саваном забвенья…
Зима. В кресле одиноко сидит обрюзгший, небритый мужчина за письменным столом. Уже много дней в ожидании он переводит взгляд с чистого листа, заправленного в печатную машинку на окно. За окном тихо сыплет снег, укрывая всё белым саваном забвенья, успокаивая нервы и время, предавая память.
Писатель ждёт. Ждёт музы, ждёт вдохновения, ждёт уже давно… Его лучшие дни и книги давно минули. Он по привычке садится за стол и честно пытается сочинить хоть что-то, но вскоре встаёт и идёт на кухню, возвращаясь оттуда со стаканом портвейна. Он ещё некоторое время терзает бумагу, потом вновь идёт в кухню и приносит бутылку вина. Садится в своё старое кресло и, медленно напиваясь, безотрывно смотрит в окно.
Вот и сегодня он пытается разглядеть за непрозрачным, раскрашенным морозным резным узором стеклом тех, кто подарили ему столько тепла…
Хмель путает сознание, смешивается с кровью, и писателя начинает клонить в сон… Где сон, а где явь он и сам уже не знает, его сердце холодно, оно никогда не умело любить. Воспоминания… Писатель устало вздохнул…
Ослепительная искристая белизна заполнила сознание писателя.
I
Весна. Хмуро и голо ещё вокруг. Но в воздухе ощутимо пахнет новой жизнью, весной пахнет, щебечут птички… Временами всё смолкает и слышно только как река шумит подо льдом. Хруст и треск сопровождает её пробуждение.
И хотя под ногами ещё мешанина из грязи и снега, люди всё чаще выходят на улицу, подышать весною, возрождением. Вот и молодой писатель с приятелями, разгорячённые весной и юностью, ищут укромного местечка, чтобы распить удачно приобретенную бутылку портвейна. Ребята отправляются к реке. Они переходят на другой берег по мосту, подальше от чужих глаз.
Река шумит так сильно, что им приходиться кричать, чтобы услышать друг друга. Наконец вожделенное спиртное обожгло горло. Лёгкий винт закружил голову и помутил зрение. Мир приобрёл новые очертания и краски.
Теперь уже не вспомнить, кто затеял спор и, как писатель похвалился перейти реку и, как никто не остановил его…
Нерешительно стоял писатель на краю, вода плескалась у его ног, но он не мог отступить, не по-мужски. Ребята подзадоривали его. Опьянение сдуло весенним ветром. Он ступил на лёд под дружное одобрение друзей. Лёд неприятно крякнул, но выдержал. Воодушевлённый писатель пошёл вперёд всё смелее и смелее, вновь опьянённый, но уже не вином, а собственной лихостью, своим поступком, смелостью. Писатель прибавил хода, лёд под ним тяжело вздыхал и скрипел. Страстное, горячее молодое сердце стучало в груди и висках, уж близок берег. Лёд чувствует бурлящую горячую кровь и отступает, река хочет жить и течёт быстрее… всё живое тянется к теплу…
Писатель оборачивается и машет приятелям рукой. Затем он с воплем подпрыгивает и… Правая нога подворачивается и проваливается по колено. Левая следом исчезает в воде, утягивая тело по пояс. Парень ложится на лёд и пытается вытянуть себя руками. Мощный разлом рассекает реку уродливым шрамом. Страшный треск оглушает писателя. Льды, разойдясь в стороны, так же стремительно пошли навстречу и, столкнувшись друг с другом, встали ледяной глыбой над ним, чтобы обрушиться через миг, изумлённый писатель оказался под водой.
Холод проник в его сердце, кровь замедлила свой бег. В голубых глазах появился страх… Река радостно вбирала в себя тепло.
Ослепительная искристая белизна заволокла сознание писателя.
II
Мать, была у соседки, когда сердце её почуяло неладное. Она выглянула в окно и сквозь дымку тумана увидела идущего через реку человека. Она сразу узнала сына. Сжимая в руках пальто и срывая с головы платок, она обезумевшая бежала к реке.
Женщина надеялась, что сын дойдёт до берега без беды, но… он ушёл под воду, когда мать была уже у реки. Она вбежала на лёд, бросила пальто, поползла, разбивая руки и колени в кровь. Глыбы льда колыхались на воде, то сходились, то расходились. Сын, уходя в глубину, смотрел голубыми глазами в белые небеса.
Она, изогнувшись, нырнула по пояс в воду, обхватила платком сына за подмышки, и рывком вытянула себя и сына из холодных вод. Поразительно… Мощь материнской любви придала ей невероятную силу, позволяя сотворить невероятное. Ледяная река поразилась силе её любви и лёд, удивившись, выдержал.
Отвоевав сына у реки и дотащив его к берегу, мать рухнула рядом на землю, поцеловала его и обессиленная закрыла глаза. Сердце её билось всё медленнее, остывая. Её любовь плавно перетекала в сердце сына, согревая его, даруя жизнь.
Лето. Писатель встретил её три года назад, спустя десять лет после похорон матери. После стольких лет холода и одиночества его сердце потянулось к ней. Она дала ему много тепла, восполнив украденное рекой. Она дала ему любовь, бескорыстную, чистую, почти материнскую. Она обласкала его и окружила заботой. Он перестал страшиться весны и кричать по ночам. Он снова начал писать и искать возможности издаваться. Она безоговорочно верила в него, и он сам поверил в себя.
Сколько же сегодня солнца, света. Как уютно, тепло и радостно. Сама природа словно ликовала с ним вместе. Такой знаменательный день. Его труд, наконец, увенчался успехом. Его книгу издадут! Его первую книгу! У него будет собственная книга, весомый результат его творчества! Радость наполнила писателя. Он давно не чувствовал, что сердце его может так биться. Как же это восхитительно… Жить!
Писатель спешит к супруге, чтобы поделиться с ней своей радостью, своим успехом. Он вбегает в квартиру, зовёт её, обходя комнаты. Женщины нигде нет. Раздосадованный он садится в кухне на табурет и тут замечает на столе записку. Взволнованный он выбегает из дома.
У них долго не было детей. Она хотела, он отнекивался. Вышло случайно, ну что ж пусть, раз ей так хочется, лишь бы его доля любви и тепла не стала меньше…
Жену забрали в роддом и, хотя до срока ещё далеко, и она пишет, что ничего страшного, он сильно напуган. Писателю удаётся успокоить себя, и он погружается в свою фантазию, как будет рассказывать ей о своём успехе, об их успехе.
Волнение, возбуждение и воображение увлекают писателя. Он спешит не видя ничего вокруг.
Уже виден за деревьями родильный дом. Писатель убыстряет шаг. Осталось перейти дорогу, потом по тропинке через аллею и… Он заметил только зелёный… Но ему же сегодня везде светит зелёный! Это же его день! Писатель ступил на пешеходный переход…
Визг тормозов и страшный треск костей оглушили писателя. Заскрежетало железо. Заискрило. Чёрно-белые полосы «зебры» медленно приближались к его глазам.
Ослепительная белизна болью взорвала сознание писателя.
III
У жены писателя открылось кровотечение. Ребёнок родился недоношенным, маленьким и слабым, но удивительно живучим. Но женщину, несмотря на все усилия, врачи спасти не смогли. В свой последний миг она посмотрела на дочь и улыбнулась ей, но думала лишь о нём. Любовь из её остывающего сердца медленно перетекла в сердце писателя, чтобы вернуть его к жизни.
Осень. Писатель долго лежал по больницам и санаториям. Когда он вернулся домой, тот встретил его холодным одиночеством, пустотой и толстым слоем пыли.
Писатель долго и беспробудно пил, пока его не забрали в психиатричку. О дочери он не вспоминал и не думал, он ничего не хотел знать об убийце своей жены.
Холодно и пусто внутри…Дождь больно хлестал его по лицу и каждая капля словно хотела проделать дыру в его коротко остриженной голове. Писатель осунулся и постарел. Десять лет не прошли для него бесследно. Бутылка кефира и батон хлеба в намокшей авоське неприятно била его по ногам. Потерянный и никому ненужный, промокший и продрогший писатель зашёл на детскую площадку и сел под грибок.
Он поднял блёклые глаза и… увидел её, свою жену, такую юную, тоненькую, живую. Писатель вскочил на ноги, подбежал к забору и вгляделся, его сердце радостно забилось и потянулось к ней. Струи дождя туманили взор, но он видел - это ребёнок. Ребёнок, очень похожий на неё.
Он приходил к забору детского дома всю неделю. Потом он запил, пытаясь сбежать от реальности, от понимания, что это его дочь, от которой он отказался столько лет назад. Что-то в нём перевернулось, ему безумно захотелось тепла и любви. Он решил, что заберёт девочку домой.
Целый год он доказывал различным инстанциям и самому себе, что в состоянии воспитывать дочь. Он перестал пить, поправился и посвежел. Обречённость сошла с его лица, уступив место ожиданию. Раз в неделю он встречался с девочкой, и они очень сблизились. Она тянулась к нему, полюбив его беззаветно и преданно. Писатель чувствовал, как от её любви согревается его остывшее сердце. А от её нежной улыбки дом наполняется светом и теплом.
День, когда он привёл дочь домой, стал новым витком его жизни. Она окружила его заботой и лаской. Освободила от домашних тягот и проблем. Писатель отогрелся и вскоре вновь взялся за перо. Он возрождался. Она любила наблюдать как он работает, подходила и, тихо положив руки ему на плечи смотрела как появляются на бумаге буквы-слова-предложения. Её лёгкое дыхание, щекотало писателю ухо, и словно с этим дыханием в его сознание входило вдохновение. Дочь стала его музой.
Никогда ещё писатель столько не работал. Никогда ещё не было такого спроса на его произведения. Предложения печататься приходили регулярно. Писатель был счастлив. Успех сначала окрылил его, а потом закрыл глаза мантией собственной значимости. Успех принёс деньги. А за деньгами потянулись «друзья». Алкоголь снова прочно поселился в его доме. Писатель регулярно начал прикладываться к бутылке.
Недели низкопробного писательства сменялись неделями запоя. Он перестал следить за собой, стал злым и агрессивным. Взрослая дочь, как могла боролась с бедой – выливала, прятала, уговаривала. Она совсем отчаялась от безрезультатности своих попыток вытащить отца. Но слишком любила его, чтобы вынести сор из дома или бросить его.
И вот однажды в пьяном угаре, писатель ощутил такую ненависть к дочери, что она, так похожая на мать, ею не является. Он сказал ей всю правду, скрываемую им почти десять лет. Он кричал ей в лицо, что она его дочь, которая убила свою мать. Для момента истины он выбрал самые жестокие, желчные, ядовитые слова.
Девушка бессловесно, почти не дыша, тихой тенью собрала свои вещи и ушла. Ветер порывисто всхлипнул дверными петлями, и небесные слёзы пролились на землю, утираясь мокрыми красно-жёлтыми платками - листьями.
Писатель пил. Когда он болезненно выходил из запоя, воспалённый мозг напомнил ему, что он натворил. Писатель впал в беспамятство. Периодами он приходил в себя, поднимался на постели и смотрел в окно. Листья облетели, грязные обрывки жизни валялись на земле, попираемые ногами людей, дождь шёл беспрестанно. А дочери всё не было. Он даже не знал где её искать, не знал, где она бывала, с кем дружила, он ничего о ней не знал…
Писатель ждал и пытался жить. Он пробовал писать, привычно садился за стол и… муза не приходила, опыт, навык, талант словно испарились. Холод вновь завладел его сердцем, остывающая кровь медленно текла по венам. Писателя знобило, он кутался в грязный, давно не стиранный плед, но это плохо помогало. И тогда он пришёл в ярость. Он скинул пишущую машинку со стола. Смахнул бумагу на пол и, опрокинув кресло, прошёл на кухню. Достал из холодильника початую бутылку портвейна, осушил её одним затяжным глотком и вернулся в комнату.
Листья бумаги, рассыпанные по полу, вызвали головокружение. Писатель покачнулся, в глазах его помутилось. Дыхание перехватило… «Как льдины тогда», - подумал он.
Ослепительный искристый белый свет затянул его сознание.
Зима. Дочь волновалась о писателе, Но простить было трудно. Пережить и принять обман и боль ещё труднее. Но она справилась.
Она вернулась, открыла дверь и вошла в полумрак квартиры.
- Папа, - позвала она, снимая пальто. Тишина… Нехорошая тишина.
Девушка прошла в комнату.
Писатель сидел в своём кресле и смотрел в окно, на столе стояла пустая бутылка портвейна и грязный стакан. Девушка подошла к отцу и заглянула ему в лицо. В его замутившихся голубых глазах отразилась ослепительная искристая белизна разрисованного кружевным морозным узором стекла.
Тихий снег неспешно падал на землю, укрывая её с заботой белоснежным саваном забвенья, успокаивая нервы и время, предавая память.