Чёртова дюжина

Ветров Евгений
Какое-то беспокойство охватило меня с момента, когда,  закрыв за собой дверь, я вышел из дома. Оно преследовало меня в трамвае, метро и я вынужден  был периодически  восстанавливать в памяти  всё, что было связано со  сбором вещей необходимых   командировочному. Убедившись, что  всё взято, я на некоторое время успокаивался, но это было только внешне, где-то там, в подсознании это беспокойство не оставляло меня.
Посадка уже началась,  выйдя на перрон,  я заторопился к своему вагону. И только сейчас, когда,  сверив мой билет с паспортом - проводница назвала номер моего купе, я понял причину своего беспокойства. Это мой внутренний голос, моё второе  я беспокоилось обо мне, не давая сосредотачивать на этом внимания, чтобы я ничего не забыл и успел на поезд. А вот сейчас услышав от проводницы «Номер вашего купе тринадцать» подало сигнал. Понедельник тяжёлый день, тринадцатое число, да ещё и тринадцатое купе! Слава богу, хоть место не тринадцатое. Подойдя к своему купе, я увидел мужчину, который переносил свои вещи в соседнее купе. Странно подумал я, значить мне придётся ехать одному в купе под номером  тринадцать, в понедельник, тринадцатого числа и у меня снова «засосало» под ложечкой. Но молодость, интересный журнал, который был куплен мной специально для поездки и хорошенькая  проводница, пришедшая узнать до какой станции еду я  и предложившая  стакан чая с печеньем, рассеяли мои  думы о  чёртовой дюжине. 
Суматоха, вызванная посадкой, потихоньку входила в дорожное русло. В соседнем купе все перезнакомились, узнали минимум друг о друге, за чашкою ароматного чая, который любезно предложила проводница, и стали укладываться на отдых. Все посторонние звуки для движущего поезда стихли и только постукивание колёс на стыках, и скрежет их на поворотах с покачиванием вагона, выдавали движение. За окнами мелькнули последние пригородные постройки и в cгущающихся сумерках замелькали сосны и ели, да изредка в компании зелёных красавиц можно было увидеть белоствольные берёзки.  Преобладание хвойных пород говорило о том, что мы едем на север. И поезд, набирая скорость, устремился  туда к конечному пункту  своего  назначения.
Пройдя по всему вагону и убедившись, что всё спокойно, проводница ушла к себе и включила ночное освещение. Я сидел за столиком. Читая журнал, изредка откладывал его и прислушивался к жизни вагона. На остановках выходил из купе в коридор и смотрел как по заснеженному перрону одинокие пассажиры, сошедшие на очередной станции, спешили поскорее укрыться в здании вокзала или вместе  с встречающими торопились к машинам.
«По календарю начало зимы, а уже выпало столько снега» поднимаясь в вагон и отряхиваясь, сообщила одна из женщин. Проверив билеты, проводница разместила их в одном из первых купе. Через несколько минут поезд трогается, набирает скорость и в вагоне воцаряется прежняя дорожная атмосфера.
Скоро мне выходить, я пошёл, взглянул на расписание, забрал у проводницы свой билет и вернулся в купе. Вещи мои были собраны, оставалось обуть сапоги, надеть полушубок и шапку.
Ну, что же, кажется - всё складывается хорошо. Я откинулся на спинку нижней полки и решил немного вздремнуть. По-моему я не успел этого сделать. Толчок поезда и лязг вагонов прервал мои намеренья. Я предположил, что поезд остановился на одном из полустанков перед станцией Нижняя - Тура. Подвинувшись к окну, я стал слушать музыку, доносившуюся из динамика. Транслировал радиоузел поезда. Лариса Долина пела песню «Переполох». Я прислушивался к словам, отмечая удачные находки в сравнениях и четкую рифму.
 Вдруг от - куда то до меня донёсся другой голос. В начале я даже не понял, что это уже не голос Ларисы Долиной, а голос, за время дороги ставший мне близким. Это был голос проводницы, которая настойчиво повторяла «А  у меня кто-то еще не вышел!» Услышав в первый раз это словосочетание, я даже не "колыхнулся", любуясь переливами голоса Ларисы Долиной  и удачными рифмами в стихотворении.
Но когда я повторно услышал приближающийся голос проводницы со словами «А у нас кто-то еще не вышел», я понял, что этот кто-то, ни кто иной, как я. Ну, а так-так, по моим предположениям, поезд должен идти дальше в город Качканар, о чем перед станцией вещал динамик, то я естественно заторопился. На всякий случай я все же выглянул из купе. Да так и есть, ко мне приближалась проводница, и уже со словами, что меня увезут в «отстойник» начала меня поторапливать, приговаривая, все уже вышли, а я что-то тут «замешкался». Обувая сапоги, я попробовал, было парировать ее укоры, говоря, что во всех нормальных поездах объявляют по радио о прибытии на станцию и прекращают транслировать, а у вас продолжает играть музыка. На что она мне ответила: «А разве вам не нравится, этот «соловей России» - Лариса Долина?» Я  не стал с нею спорить о «соловье»  России, быстрее накинул полушубок и пошел к выходу, неужели это чёртова дюжина начала работать, мелькнуло у меня в голове.
У выхода из вагона меня встретила другая проводница со словами «Вы вроде бы и не спали». На ее слова я никак не отреагировал, спрыгнул с подножки и напрямую ринулся  к  отъезжающему  УАЗику.
Мои мысли работали попеременно, то на предостережения, которые  кричали мне проводники, то на, то чтобы успеть к разворачивающемуся УАЗику. Что они там кричат, а чтобы я не лез напрямую, а шел по очищенной дорожке, так это ладно, потом разберусь, тут УАЗик отъезжает.  Да, но ведь мне говорили, что будет автобус ПАЗик, ну конечно, наверное, прислали другой, плановичка меня еще по телефону предупреждала, что может быть другая машина. С этими мыслями я со всего маху влетел  в обманчиво  ровную снежную поверхность, вначале по колено, потом по инерции сделал еще шаг и провалился по пояс, так подумал я, наверное, кончился перрон и я вступил на второй путь. Мысли только на секунду опередили мою правую ногу, которой я зацепился за рельс и … дружный хохот собравшихся у штабного вагона проводников послышался за моей спиной. Сквозь хохот я услышал уже знакомый мне голос проводницы «А я же вам говорила не ходите туда, а идите по дорожке». Я попробовал дернуться вправо, влево, но не тут-то было. Посмотрев вокруг себя и с грустью на удалявшийся УАЗик, я понял, что путь у меня только один назад, по слегка виднеющимся углублениям, снег был свежий и мои следы сразу же осыпались.
Развернувшись на сто восемьдесят градусов, подняв портфель над головой, не столько из-за боязни, что снег попадет в портфель, сколько из-за того, что мне его не утащить, там внизу, преодолевая сопротивление снега, под продолжавшееся хихиканье проводников, я как бульдозер покатил впереди себя волну снега и метров через пять встал на очищенную дорожку ведущую к вокзалу. Отряхиваться было некогда. Под спокойный голос все той же проводницы, твердившей, что «Сразу надо было идти по этой дорожке, что это не в Свердловске», я, притопывая и чувствуя, что мои сапоги полны снега, припустил огибать вокзал, по пути вскинув глаза на большие буквы на  здании  – «Нижняя Тура». Слава Богу, хоть на той станции вышел, где мне надо, подумал я и заторопился на привокзальную площадь.
Обогнув вокзал, я увидел в стороне одиноко стоявший  ПАЗик, который наверняка ждал меня. Хорошо начинается моя командировка, подумал я, входя  в автобус и уточняя у водителя, меня ли он ждет?
Получив удовлетворительный ответ, я сел у открытой двери и стал вытряхивать снег, уже успевший прилипнуть к подкладке сапог.
 И именно сейчас сидя на подножке автобуса, я вдруг почувствовал, что того ощущения беспокойства, которое сопровождало меня в дороге, больше нет. Я поднял голову и увидел часы, висевшие над входом в вокзал, секундная стрелка заканчивала свой первый оборот. В свои права вступил новый день, четырнадцатое декабря две тысячи первого года.